Он сбрасывает с себя одеяло и направляется на кухню, чтобы выпить воды. Он включает лампу на прикроватной тумбочке и наугад вытаскивает книгу из-под кровати, но сейчас уже слишком поздно, чтобы пытаться сфокусироваться на Шопенгауэре.
Он снова встаёт и начинает готовиться к завтрашнему дню. Он достаёт свой чёрный гидрокостюм, чтобы проверить, сухой ли он и не пахнет ли чем-нибудь, что порой случается, когда его не использовать какое-то время. Исак чувствует ткань между пальцами и уже заранее с ужасом ждёт момента, когда придётся его надеть. Он никогда не любил и не чувствовал себя комфортно, стягивая свою кожу или закрывая её множеством слоёв одежды. Когда он делает это, то большую часть времени ему кажется, что он задыхается, но это помогает не чувствовать себя выставленным напоказ и уязвимым. Его жизнь уже давно превратилась в серию компромиссов.
Правда в том, что больше всего он любит плавать без костюма. Ему нравится чувствовать, как вода ласкает его горящую кожу, успокаивает её, утешает. Исак любит плавать, качаться на волнах, отпускать себя. Он всегда чувствовал себя свободным в воде. А нахождение в бассейне вместе с Эвеном заставило полюбить воду ещё сильнее.
Исак проводит пальцами по гидрокостюму, потом кладёт их поверх своего живота. На нём тонкая оранжевая футболка, и он практически чувствует свою кожу под хлопком.
«Игнорирование его существования называется подавлением».
Исак нерешительно отправляется в ванную, надеясь, что желание провести этот эксперимент исчезнет к тому моменту, как он завернёт за угол. Но оно не исчезает. Закрыв дверь на защёлку, он стоит перед зеркалом и поднимает футболку, пока не передумал.
У него замирает сердце при виде себя. Как и всегда. Он не может этого выносить.
«Я гнию изнутри. Я такой уродливый», — Исак чётко помнит, как сказал это, и он дрожит, понимая, насколько жалко звучал, если это заставило Эвена произнести следующие слова.
«Исак, ты хоть представляешь, насколько ты красивый?»
Так слащаво. Такие бесполезные слова. Типичная пост-оргазменная ерунда. Исак знает, что это не так. Но эти слова утешили его. По крайней мере в тот момент.
Уродливый. Исак не думает, что когда-то обращался к себе, проговаривая это слово вслух. Уродливый. Гниющий. Возможно, он писал их в одном из старых блокнотов, когда слова были его единственным утешением. Необратимо уродливый. Он не помнит. Он даже не помнит, чтобы думал об этом. Он контролирует свои мысли так же, как и слова, которые произносит, кроме тех моментов, когда пьян до такой степени, что терял свои моторные навыки.
Он позволяет себе смотреть на насмешку судьбы, живущую между его костями, лишь когда он особенно слаб. И чувства, которые он испытывает, глядя на себя, всегда остаются с ним на много дней. Как в ту ночь, когда он понял, что его мозг и тело на самом деле защищают его, что ожоги, которыми он награждает людей, и физическая дистанция, на которой приходится держаться, на самом деле охраняют его и дают возможность не показывать, каков он на самом деле. Потому что никто никогда не посмеет подойти к нему настолько близко, чтобы ему захотелось открыться и избавиться от одежды. Никто никогда не увидит, какой он уродливый и отвратительный, если существует риск обжечься во время контакта.
Но Эвен.
Эвен.
«Ты хотя бы представляешь, насколько ты красивый?»
Полные жалости слова. Исак вцепляется пальцами в край раковины так сильно, что костяшки практически белеют. Он хочет оставаться циничным и разумным, но воспоминания о том, как Эвен говорит такие абсурдные вещи, заставляют его чувствовать себя уязвимым и обнажённым.
Не позволяй пустым, ничего не значащим словам изменить тебя.
Но он ничего не может поделать. Слова мало что для него значат, но то, что его называют «красивым», невероятно волнует Исака. Не потому, что ему это приятно или необходимо, но потому, что ему даже в голову никогда не приходило, что кто-то может так его назвать. Исак какой угодно, но не красивый.
И тем не менее единственное слово, которое пришло Эвену в голову в качестве утешения в ту ночь, это слово «красивый». Какова вероятность, что ты сейчас искренен? Исак знает, что у Эвена не такой большой словарный запас, как у него, но зато у него всегда богатое воображение. Эвен мог бы придумать другие слова, другие качественные прилагательные. Почему красивый? Возможно ли, что существует малейшая вероятность, что Эвен действительно так думает, верит в это? И почему это важно?
Исак знает почему.
Он ждал, что ему будет стыдно, когда Эвен наконец увидел его той ночью, всего целиком, когда он наконец увидел то, что Исак так старательно скрывал. Но он не почувствовал ничего кроме облегчения. Облегчение, и свободу, и непринуждённость. Исак даже не представлял, как он устал прятаться, до того момента. Исак устал стыдиться.
Он по-прежнему чувствует стыд. Вид собственной груди по-прежнему обжигает его, потому что мозг отказывается признавать его наличие. Но чем дольше он смотрит, тем меньше он возражает. Это защищает его — его ожог. Так было всегда.
Его мысли совершенно лишены смысла.
Исак проводит пальцами по груди, по коже, по самой постыдной части себя, и понимает, что ирония в том, что эту часть он ненавидит в себе меньше всего. Он откручивает кран и держит руку под холодной водой, а потом снова прикладывает её к груди. Он вздыхает от прохлады, и этот вздох похож на стон.
Это приятно. Он не чувствует ничего кроме облегчения.
Он завтра будет плавать с голой грудью. Он завтра наденет обычные шорты.
========== Глава 14 - Философия чувства - часть 3 ==========
.
Исак приходит в бассейн заранее. Его повышенная тревожность и привычка заранее готовиться ко всему, что может повлиять на события каждого дня, привели к тому, что он всё же взял с собой гидрокостюм на случай, если передумает или если у кого-то ещё возникнет блестящая идея пойти в закрытый бассейн в середине лета.
Он в раздевалке один, гипнотизирует взглядом гидрокостюм, у которого, кажется, тоже появились глаза, и он наблюдает за Исаком, осуждает его. Исак чувствует нервозность и неуверенность, как человек, направляющийся в аэропорт и не могущий избавиться от навязчивой идеи, что забыл что-то важное. Теперь даже его аналогии не имеют смысла. Уверенность, которую он ощущал дома и по дороге в бассейн, теперь оставила его, сомнения вновь завладели мыслями.
В результате Исак надевает гидрокостюм, но не застёгивает его до конца. Он быстро идёт к бассейну и, не раздумывая, прыгает в воду. Вода всегда делала его сильным. Так получается и сейчас.
После пятнадцатиминутного напряжённого внутреннего спора с самим собой Исак наконец расстёгивает молнию, держась за маленькую лестницу у края бассейна. Он поспешно стаскивает с себя костюм, и вода, доходящая до его нижней губы, продолжает скрывать тело Исака. Он плавает и ждёт, когда снова начнёт чувствовать себя комфортно.
Он ждёт, когда по коже перестанут бежать мурашки.
Он свободен. Наконец-то.
.
Эвен должен скоро прийти. Исак специально надел пластиковые часы, чтобы следить за временем, и он знает, что Эвен никогда не опаздывает на их свидания в бассейне.
Поэтому он не удивляется, когда слышит шум, доносящийся из раздевалки. Потому что это должен быть Эвен. Обязательно. Исак поворачивается спиной к входу и решает удивить его. Это глупо, но он думает, что Эвен оценит тот факт, что Исак снова разделся перед ним. В конце концов Эвен любит чувствовать себя особенным.
Исак продолжает держаться на воде, отвернувшись от входа, и вдруг слышит, как кто-то снисходительно усмехается позади. Кровь мгновенно застывает у него в жилах.
— Так-так-так. Полагаю, что ты иногда всё же раздеваешься?
Исак в панике оборачивается, лихорадочно ища глазами свой костюм, и понимает, что он находится в руках Эрика.
Блядь.
Эрик и ещё какой-то парень, имя которого Исак никогда не считал нужным запомнить (Нильс? Матс?), стоят у бортика и улыбаются друг другу. И Исак чувствует себя таким маленьким в воде, меньше и беззащитнее, чем когда бы то ни было, потому что он без одежды, и он мокрый.
