— Эрик Стюарт написал эту песню для своей жены. Ты знал? — внезапно говорит Исак, нарушая водоворот его мыслей.

— Понятия не имею, кто такой Эрик Стюарт, — признаётся Эвен.

— Он — основатель 10cc, группы, которая поёт эту песню, — объясняет Исак.

— Чувак написал песню для своей жены, чтобы сказать, что он в неё не влюблён? Что за херню люди принимали в 60-е?

— Вообще-то это 1975, — хихикая, поправляет его Исак. — И если ты послушаешь внимательно, то поймёшь, что песня о прямо противоположном.

— Что? — Эвен поворачивается на бок, чтобы посмотреть на Исака.

— Его жена жаловалась, что за восемь лет их брака он редко говорил, что любит её.

— И в ответ он говорит ей, что не любит?!

— Да не перебивай ты! — стонет Исак, заставляя Эвена рассмеяться. — Так вот. Для него слова «я тебя люблю» ничего не значили и даже обесценивали то, что он чувствовал к ней, — продолжает он. — Поэтому у него появилась идея написать песню под названием «Я не влюблён», в которой он рассказывает о том, что на самом деле любит. На протяжении песни он говорит, что звонит ей, что ему нравится видеть её, что у него на стене висит её фотография и что он не отдаст её, пусть она мало что для него значит.

— В этом нет никакого смысла.

— Наоборот. Она обвиняет его в том, что он её не любит. И вместо того, чтобы сразу опровергнуть её заявление, он соглашается. Он допускает, что она права, а потом ищет примеры, чтобы доказать, что она ошибается. Он говорит: «Да, это правда, я тебя не люблю. Я просто постоянно хочу тебя видеть, и быть с тобой, и говорить с тобой по телефону, и прикасаться к тебе, и чтобы ты была рядом. Но ты права, я тебя не люблю». Это очень логично. Это доказательство методом от противного. Reductio ad impossibilem. Нет, погоди. Reductio ad absurdum.

— И что это за фигня? — Эвен снова ложится на пол.

— Это доведение до абсурда на латыни. Это когда ты опровергаешь утверждение, доказывая его несостоятельность посредством выявления в нём противоречия. Например, «если я не влюблён в тебя, то какого хрена у меня на стене висят твои фотографии, и я отказываюсь вернуть их»?

Эвен громко выдыхает воздух через нос, а Исак снова нажимает на воспроизведение.

Он морочит ему голову. Почему Исак, который заявляет, что любви не существует, делится с ним чем-то подобным.

— Почему ты заставляешь меня слушать эту песню? Он что, тоже изменил своей жене с её сестрой? Он тоже доказывает, что любви не существует? — спрашивает Эвен. Он не может сдержаться.

— Хочешь верь, хочешь нет, но я не знаю, что случилось с его женой, — говорит Исак. — Мне просто нравится слушать с тобой музыку.

Это заставляет Эвена замолчать и с шумом втянуть в себя воздух. Исаку нравится слушать с ним музыку. Музыка порой является отражением чего-то очень личного. Делиться с кем-то музыкой — это как делиться кусочком своей души.

Эвен не отвечает, но он не может не представлять, как счастлив был бы Исак, оказавшись на концерте.

— Возвращаясь к твоему вопросу… Не думаю, что их брак продлился долго, — продолжает Исак.

— Почему? Потому что у них закончились химические вещества?

— Потому что моногамия противоестественна. И если брак сохраняется, то обычно это происходит из-за внешних факторов, таких как социальные нормы, финансовая ситуация, религия, отторжение общества, дети и так далее. А на него ничто не давило и ничто не удерживало, — говорит Исак.

Эвен вздыхает. Он бы вступился за институт брака, но у него нет примеров из обычной жизни, которые он мог бы привести, так как союз его родителей распался, а что происходит с другими неясно.

— Ты знал, что людям присуща склонность иметь нескольких сексуальных партнёров? — продолжает Исак. Сегодня один из тех дней, когда он в настроении разглагольствовать. — Моногамия была придумана человечеством примерно в то время, когда люди начали заниматься сельским хозяйством, из-за концепции собственности. Так же как мужчины перестали делиться землёй, они перестали делиться и женщинами. Это херня какая-то, тебе не кажется?

— Женщинами, — повторяет за ним Эвен.

— Да, женщинами. Появились законы о собственности, а также моногамия. Брак возник позже, когда влиятельным партиям нужно было оправдать союз по договору. Например, когда Клеопатре понадобился соправитель, или все эти брачные союзы в «Игре престолов». Браки стали средством для прекращения войн и получения новых земель. И это срабатывало благодаря внешним факторам. Но потом люди решили, что брак — это чувства, это выбор, это любовь. И тогда всё пошло к чёрту. Потому что любовь — это мимолётное чувство, всего лишь соединение химических веществ, срабатывающих в определённый момент, а потом так же быстро исчезающих. Ты не можешь заключить длительный договор, руководствуясь таким эфемерным чувством как «романтическая любовь». Это очень ненадёжная основа. Потому что чувства меняются, и это не преступление. C течением времени твоё тело по-разному реагирует на одни и те же раздражители. Это наука. Это естественно. Странности, которые тебе нравятся в человеке сегодня, начнут тебя бесить завтра. Такова человеческая природа. Это химические вещества. Вот почему в наше время так много разводов. Редко можно услышать о том, что распался брак по договорённости, потому что они не были инициированы и построены на «чувствах». Они, возможно, появятся позже, если повезёт. Но эти браки — это союзы двух семей, можно сказать, договор. Поэтому они сохраняются. А остальные распадаются. И даже если они не заканчиваются разводом, обе стороны несчастны и раздражены, что ведёт к изменам и прочей головной боли. Это противоестественно. Как и моногамия.

— Ох ты бля, — вздыхает Эвен.

— Что?

— Это такая депрессивная херня.

Исак усмехается, а Эвен закрывает глаза, прижимает запястье к векам.

— Я просто реалист. Моногамия противоестественна.

— Ну, как и я, — отвечает Эвен.

Когда он отнимает руку от лица, то обнаруживает, что Исак неотрывно смотрит на него.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне нравятся женщины и мужчины. Я бы не сказал, что это естественно.

Исак откидывается на спину и снова нажимает на воспроизведение.

— Мужчинам нравились мужчины с незапамятных времён, Эвен, — шепчет он, пока Эрик Стюарт поёт о том, что не влюблён. — В тебе нет ничего противоестественного.

Эвен обдумывает эти слова. Во мне нет ничего противоестественного. Эвен это знает. Вообще-то он пошутил. Но ответ Исака обезоруживает его.

Почему ты не можешь проявить подобную доброту и мудрость к самому себе?

— Я вчера ходил плавать с Юнасом, — говорит ему Исак, после того как они послушали песню пять раз подряд.

Это похоже на укол острым предметом, тонкой иголкой. Неприятное ощущение, но Эвен сначала практически этого не чувствует. Так бывает, когда ударяешься, но сначала не чувствуешь боли, потому что мозг реагирует с опозданием, а, может, время замедляется. Эвен не знает, какое научное обоснование стоит за этим явлением.

Эвен не реагирует, и секунды тянутся медленнее, чем обычно.

Исак ходил плавать с Юнасом, с Юнасом — парнем, которого он любил, с Юнасом — его бывшим лучшим другом. Вчера.

Исак продолжает использовать сравнение и контраст. Моногамия противоестественна.

Эвен не знает, что сказать. Он не ревнует. Он просто чувствует себя как старые игрушки из «Истории игрушек», больше не особенные, не блестящие, не привлекательные и не интересные, больше не исключение из правил.

Эвен молчит. Он лежит на полу рядом с Исаком, пока Эрик Стюарт повторяет, что он не влюблён, он не влюблён, он не влюблён.

— Ты ничего не скажешь? — спрашивает Исак, но не кажется при этом раздражённым, скорее нетерпеливым.

— Что ты хочешь, чтобы я сказал?

— Что ты думаешь?

— Я не знаю, что я думаю, — говорит Эвен, и это звучит напыщенно, но это правда. Он действительно не знает.

Потом, когда песня начинает выводить из себя, потому что они послушали ее так много раз, Исак нарушает молчание, снова удивляя его.