— Нет. Просто… Не думаю, что ты захочешь их увидеть.

Ох.

Ох.

— Я хочу, — говорит Эвен со всей серьёзностью, стараясь не обращать внимание на то, как сердце больно сжимается в груди.

Они замолкают, и все тайны между ними внезапно становятся слишком тяжелыми. Тишина оглушающе бьёт по ушам.

— Что бы это ни было, мне всё равно, — обещает Эвен. — Правда. Клянусь.

Исак не отвечает. Теперь ему, кажется, неловко, будто он жалеет, что пришёл, словно это не то, на что «он подписывался». И это правда. Он пришёл за своей дозой прикосновений и полезных химических веществ, а не для того, чтобы его допрашивали или заставляли говорить о травме, полученной в детстве.

— Это неважно, — отмахивается Исак.

И Эвен понимает. Он знает, как трудно бывает говорить об определённых вещах. Он знает, как секреты становятся тяжелее, чем следовало, когда их хранишь внутри себя какое-то время. Он знает. Эвен знает, как сам притворяется, что некоторые события никогда не происходили. Он знает, как трудно довериться, открыть кому-то ту часть себя, которую и себе доверить не можешь.

Эвен знает.

— Ты в порядке? — настороженно спрашивает Исак. Он — настоящая загадка, человек с гораздо более развитым эмоциональным интеллектом, нежели Эвен.

И Эвен мог бы поведать ему о непреодолимом чувстве стыда, только что охватившем его тело и заставляющем опустить руки в воду, чтобы спрятать кожу, покрывающую их. Эвен мог бы рассказать ему свои самые сокровенные тайны и выпытать из Исака его секреты. Но он не будет.

Перспектива использовать собственную историю, чтобы заставить Исака открыться, внезапно кажется возмутительной и неприемлемой. Он не будет манипулировать чувствами Исака, предлагая ему узнать о его собственной травме.

И всё же он даст ему кое-что. Секрет. Не тот самый, но тем не менее.

— Примерно год назад я поджёг свою комнату, — задумчиво сообщает Эвен. — Не знаю, слышал ли ты уже об этом.

— Да, — практически мгновенно отвечает Исак со вздохом. Кажется, он задерживал дыхание, словно ожидал, что Эвен заговорит о чём-то другом.

— Кто тебе сказал?

— Арвид, но я не стал особо его слушать.

Теперь Эвен понимает, о чём говорил Эскиль. Он хмурится, представляя версию случившегося, представленную Арвидом.

— Почему?

— Потому что это не история Арвида. Он просто повторял то, что, по его мнению, знал, — отвечает Исак, словно может читать его мысли. Иногда это пугает.

— Ну… Особо нечего рассказывать, — вздыхает Эвен. — У меня был серьёзный маниакальный эпизод, к которому добавилась боль оттого, что лучший друг меня отверг, плюс стыд от факта, что у меня вообще возникли подобные чувства к парню. В тот момент я был одержим огнём, так что всё одно к одному… А потом мой отец ушёл, и всё пошло к чёрту.

Эвен замолкает и делает глубокий вдох. Он не уверен, что когда-либо говорил об этом так осознанно и объективно. Не уверен, что ему вообще когда-либо приходилось это делать.

— Мне жаль, — говорит Исак серьёзно.

— Не стоит.

— Спасибо, что рассказал мне.

— Почему ты всегда благодаришь меня, когда я тебе что-то рассказываю? — спрашивает Эвен, возвращаясь мыслями к тому вечеру, когда показал Исаку сообщения, которые отправил своей матери. Он помнит, как Исак поблагодарил его, что он поделился этим с ним, как поцеловал его в щёку и был самым милым человеком на земле в ту ночь.

— Потому что ты не обязан рассказывать мне о своей травме и делиться своими секретами, — отвечает Исак. — Ты мне ничего не должен. И тем не менее ты всё же решаешь рассказать мне. Это комплимент мне как личности.

— Комплимент тебе как личности?

— Делясь со мной чем-то, ты подразумеваешь, что я надёжный человек. Ты на время становишься уязвимым и подвергаешь себя угрозе того, что я использую твои секреты, — объясняет Исак.

— Но ты не используешь мои секреты.

— Нет, конечно. Чаще всего риски, ассоциирующиеся с тем, чтобы доверить кому-то свои тайны, сильно раздуты из-за испытываемой паранойи. И ты прав, полагая, что я не использую то, что ты только что рассказал мне. И тем не менее. Приятно знать, что ты считаешь, что можешь мне довериться.

— Ну это сложно назвать секретом, — пожимает плечами Эвен. — Все знают, что произошло.

— Но никто не знает твою версию случившегося. Секрет в том, что ты чувствовал в тот момент, а не в том, что случилось.

— Это самый серьёзный разговор, который я когда-либо вёл в ванной.

— Ну, а чего ты ожидал, когда приглашал меня? — улыбается Исак.

— Не знаю. Что ты покажешь мне свои соски? — Эвен улыбается в ответ. Это сложный разговор, но улыбка Исака помогает чувствовать себя лучше.

— Думаю, это интересная метафора для того, что ты пытаешься заставить меня довериться тебе.

— О чём ты?

— Мы оба знаем, почему ты вдруг заинтересовался этой частью моего тела.

— Я не понимаю, — Эвен хмурит брови.

— Для человека, который так сильно наезжал на меня за то, что я манипулирую людьми, ты не слишком-то возражаешь, когда делаешь это сам.

Эвен замирает, открыв рот. Исак видит его насквозь. Разумеется.

— Не знаю, о чём ты говоришь.

— Ты сам это сказал. Я никогда не снимаю футболку. Это означает, что у меня есть какой-то секрет, который раскроется, если я наконец её сниму, — продолжает Исак. — Ты заманиваешь меня в ванну и спрашиваешь об этом. И когда я отмахиваюсь от твоего вопроса, ты внезапно открываешься мне.

— Может, мне просто захотелось поделиться с тобой.

— Враньё, — с улыбкой возражает Исак. Он не кажется слишком расстроенным неудачной попыткой Эвена. И он прав. Эвену стоит задуматься о двойных стандартах.

— Прости, — наконец говорит он, не отводя взгляд от Исака.

— Да ладно. Я сам манипулировал тобой всего-то раз сто.

— Триста семь, — называет случайное число Эвен.

— Вижу, ты ведёшь статистику.

— Стараюсь собрать аргументы в свою пользу. Ты так часто третировал меня, тебе не кажется? Может, я всё же заслужил шанс увидеть твои соски, — шутит Эвен.

— А что если у меня их пять?

— Три дополнительных для ласок.

— Боже. Заткнись, — Исак обрызгивает его водой, заставляя Эвена хрипло рассмеяться.

.

— Кто был последним человеком, с кем ты был честен, Эвен? — спрашивает Исак, и то, как он произносит его имя, заставляет сердце Эвена затрепетать. Он играет с водой, складывая ладони лодочкой и поднимая их, прежде чем позволить ей струиться сквозь пальцы.

— Что?

— Ну то есть кому ты в последний раз доверялся? Если не брать меня сейчас.

Эвен думает. Он откидывается на край ванны и глубоко задумывается. Он не уверен.

— Что ты имеешь в виду под «доверился»? — произносит он.

— Говорил кому-то о том, что тебя беспокоило. О чём-то тяжёлом, что, возможно, тревожило тебя.

Эвен думает.

— Эскиль?

Исак встречается с ним взглядом, и в его глазах плещется вызов и немного обиды.

— О том, что касается тебя, а не меня, — уточняет Исак, и выражение его лица явно говорит о том, что для него не новость, что Эскиль и Эвен говорят о нём.

— Ну не знаю. Наверное, моя мама, — отвечает Эвен. — Я не уверен.

— Потому что ты доверяешь своей матери. Потому что ты знаешь, что она никогда тебя не подставит.

— Хм, ну да, наверное.

— Видишь, у меня такого нет.

Эвен садится и внимательно смотрит на него, следит за каплей воды, стекающей по одному из завитков его волос. Эвен пытается отвлечься от его невероятной красоты. Красота Исака потрясает его в совершенно неподходящее время, как, например, сейчас, когда Исак вот-вот расскажет что-то важное и личное. Эвен продолжает смотреть на каплю воды.

— Когда я в последний раз доверился своей матери, я потерял чувство осязания.

Эвен пытается встретиться глазами со взглядом Исака, но тот смотрит на воду.

— После подобного сложно кому-то доверять, — продолжает Исак. — Откровенно говорить о чём-то не кажется больше простым и естественным. Скорее противоестественным.