— Ммм, да. Но… Я напился, так что не подумал, — врёт Эвен.

— Как Эскиль мог разрешить тебе спать в моей комнате? — Исак встаёт и подозрительно прищуривается, и Эвена охватывает ещё более пугающее чувство.

Он не помнит.

— Ты не помнишь? — выпаливает Эвен. Он не уверен, что конкретно имеет в виду. Но надеется, что Исак покраснеет, или что он увидит на его лице тень понимания. У Эвена до сих пор болят губы после вчерашнего, после всех поцелуев, когда они посасывали, кусали и облизывали губы друг друга. Исак не мог забыть.

Как это возможно!

— Помню что? — Исак смотрит на него с непроницаемым выражением на лице.

.

Эвен всё ещё раздражён, когда Эскиль отводит его в сторону после завтрака. Он не спалил омлет, но был близок к этому.

— Что у тебя с лицом?

— Ничего, — вздыхает Эвен, пытаясь улыбнуться. — Не волнуйся.

— Исак что, наехал на тебя за то, что ты его обнимал?

— Нет. Он, э-э-э, не знает? То есть я думаю, что он забыл обо всём, что случилось ночью.

— Что? — фыркает Эскиль. — Что?!

— Тсс! — шепчет Эвен, оборачиваясь, чтобы убедиться, что Исака нет рядом. — Он нас услышит.

— Прости? Он забыл?! — Эскиль презрительно усмехается. — Ну я этого не допущу. Я ни за что не позволю ему забыть, что он заблевал всю нашу ванную. Этот парень живёт с нами уже несколько месяцев, и он ни разу не удосужился убраться! И я знаю, что ты вчера старался изо всех сил, Эвен. Но я где-то читал, что нужно приложить много усилий, чтобы избавиться от рвоты и всего такого, так что мне придётся сидеть на липком унитазе ближайшие несколько недель. Так что нет, я не позволю ему забыть.

— Боже, Эскиль! — Эвен морщится от картинок, внезапно наводнивших его мозг, но не может сдержать смешок. Эскиль — тот ещё персонаж!

— Погоди, — хмурится он. — Он что, хм, он забыл и то, как вы…

— Как мы что? — с вызовом спрашивает Эвен несмотря на то, что у него вспыхивают щёки, а зрачки расширяются.

— «Тусовались» в душе? — многозначительно улыбается Эскиль, и Эвен не знает, как описать ту неловкость, что испытывает сейчас.

— Я… Я не знаю. Я думаю, что он забыл обо всём, — признаёт он. — Но это неважно. Мы не с этим тут пытаемся разобраться. Как случилось, что ты можешь к нему прикасаться? Расскажи мне.

.

— Думаю, что к нему могут прикасаться только геи, — объясняет Эскиль. — Ну то есть Линн говорила, что тоже дотрагивалась до него. И она заявляет, что натуралка, но серьёзно, разве в наши дни остались натуралы? Я прав?

— Хм. Ну, мне нравится твоя теория. Очень крутая. Но я сомневаюсь. Моя мама могла к нему прикасаться. Правда это было давно.

— И? К чему ты? — спрашивает Эскиль с совершенно искренним недоумением.

— Ну, она родила меня?

— У лесбиянок тоже бывают дети, Эвен, — театрально вздыхает Эскиль. — Я думал, ты более образован в этом вопросе. Я разочарован.

— Почему? — хихикает Эвен. — Я имел в виду, что знал бы, если бы моя мама была лесбиянкой.

— Ей необязательно быть лесбиянкой. Она могла бы быть бисексуалкой. Ты ведь пан, да?

— Эскиль, моя мама не бисексуалка. Ей не нравятся женщины. Точно тебе говорю, — продолжает настаивать Эвен несмотря на смех, рвущийся наружу. Ему ещё ни разу не приходилось быть участником подобного разговора.

— Откуда тебе знать? Тебе не кажется, что ты слишком зашоренный и безапелляционный? Взрослым женщинам позволено любить других женщин. Я так разочарован, Эвен. Ты даже не представляешь.

— Эскиль, боже…

— Твоя мама что, делится с тобой деталями своей сексуальной жизни? Откуда ты знаешь…

— Хм, почему мы обсуждаем сексуальную жизнь Юлие с утра пораньше? — Исак удивляет обоих, заставляя вздрогнуть от внезапного вмешательства в их разговор.

Эвен беспокоится, что Исак подслушал их, и в то же время сбит с толку словами Эскиля. На самом деле он понятия не имеет, кто нравится его матери, и нравится ли ей кто-то вообще. Он теперь практически ничего о ней не знает.

Эскиль хитро улыбается.

— Да я тут немного поиздевался над твоим маленьким дружком, — хихикая, признаётся он.

— Пожалуйста, Эскиль, оставь Эвена в покое. Думаю, ты уже достаточно сделал.

— Я достаточно сделал? Я? И это говорит мальчик, который заблевал вчера всю нашу ванную.

— Что? Не было такого! — в ужасе хмурится Исак.

Он действительно обо всём забыл.

Эвен не знает, смеяться ему или плакать.

.

— Хм, ты можешь остаться, если хочешь, — говорит Исак, когда Эвен заявляет, что пойдёт домой. — Ну типа. Я не знаю.

Эвен мог бы восхититься внезапной скудностью лексикона Исака, тем фактом, что он теперь использует такие фразы как «ну типа». Он мог бы обратить внимание на его манеру поведения, на то, как он смотрит себе под ноги, вместо того чтобы буравить Эвена холодным взглядом. Он мог бы позволить себе поверить, что Исак ведёт себя застенчиво и нервно. Но ему нужно идти домой. Ему нужно уйти и подумать. Эти взлёты и падения напоминают непрекращающуюся езду на американских горках, и Эвен не может подавить постоянную тошноту.

Ему просто хочется, чтобы игра в угадайку прекратилась хотя бы на несколько минут. Исак правда забыл? Или он притворяется, что забыл? Это вообще имеет значение? Кто мы друг для друга? Ты попросил поцеловать тебя. Я никогда никого не целовал так, как тебя. Я хочу сделать это снова, и это безумно пугает.

— Нет, я лучше проведу день дома. У меня похмелье, голова болит и всё такое.

— Окей. Понятно.

Исак провожает его вниз, и на улице очень тепло для конца апреля. — Не хочешь сходить в бассейн на этой неделе? — спрашивает он Эвена, и его голос звучит низко и хрипло.

Эвен надеется, что не заболеет из-за того, что так много времени провёл, целуясь под душем. Такое вообще бывает? Кто-нибудь может заболеть после подобного?

— Не знаю. Я тебе напишу, — честно отвечает Эвен.

— Окей.

.

Когда Эвен приходит домой, то видит, как Адриан развлекает Юлие на кухне. Его переполняет чувство вины, что он совершенно забыл о нём в последние двенадцать часов, что даже не подумал проверить свой телефон после их стычки с Исаком.

— Я самая чмошная задница на планете, и мне нужно, чтобы ты меня простил, — приветствует его Адриан с искренним раскаянием в глазах, когда они оказываются в комнате Эвена.

Адриан берёт его за руки, и Эвен инстинктивно вздрагивает, словно его тело чувствует неловкость, позволяя Адриану прикасаться к себе.

— Ох.

— Чёрт. Прости, — выпаливает Эвен. — Рефлекс.

Это слово кажется тяжёлым и неправильным. Оно подразумевает, что у него выработался подобный «рефлекс» за то время, что он провёл с Исаком. Вряд ли можно было придумать что-то более неправильное. Потому что, когда они вместе, Эвену только и хочется, что прикасаться к нему.

— Всё нормально, — вздыхает Адриан. — Я отправил тебе несколько сообщений, извиняясь, что вёл себя как мудак, но ты не ответил. И вот я здесь.

— Ты вёл себя мерзко по отношению к Исаку, не ко мне.

— Эх, я знаю! — снова вздыхает Адриан. — Я попробую с ним поговорить. Я попросил Эскиля мне помочь, но он сказал, что Исак, вероятно, не помнит.

Упоминание об этом ранит.

— Да, вероятно, не помнит.

— Но мне всё равно жаль. Я напился, и он постоянно над тобой издевается, и он был таким высокомерным. Это действовало мне на нервы.

— Исак надо мной не издевается, — хмурится Эвен.

— Я знаю. Я имел в виду, что он заставляет тебя страдать из-за всех этих чувств.

— Что? Я не страдаю, какого хрена? — нервно хихикает Эвен. — Я просто беспокоюсь за него. Вот и всё.

— Ну да, точно.

Адриан проводит у него весь день. Он смотрит фильм в гостиной с Юлие, пока Эвен спит в своей комнате. Ему нужно спать. Ему нужно именно это. Когда он спит, он не думает.

Поэтому Эвен спит.

.

Исак присылает Эвену сообщение, что он стоит у двери его квартиры в 00:23.

— Чёрт! — стонет Эвен, когда понимает, что на часах 00:31 и Исак уже, наверное, ушёл.