– Не спрашивай, – пожимает плечами Марисса.

Поставив миску в раковину, она вслед за мной выходит из дома. Как раз в этот момент раздается гудок. Мой лучший друг Трей, припарковав машину на нашей подъездной дорожке, гордо сидит в своей побитой Honda Civic с пробегом больше трехсот тысяч километров.

Высунув голову в окно, Трей кричит моей сестре:

– Эй, Марисса! Тебя подвезти?

– Спасибо, Трей, не надо, – поправив очки на носу, отвечает она, проходя мимо. – Я лучше на автобусе.

Я сажусь в машину.

– Я правильно понял: твоя сестра-девятиклассница хочет ехать на автобусе? – спрашивает Трей, вопросительно глядя на меня.

– Ага.

– Вик, она чересчур экстравагантная.

– В смысле ненормальная?

Трей искоса поглядывает на меня. Он всегда старается ввернуть в разговор замысловатое словечко – словарный запас Трея подошел бы и для студента колледжа из Лиги плюща, и для местного парнишки. Я посмеиваюсь над ним: он как ходячий словарь, а я сам по возможности использую исключительно простые слова.

– Скажем так: Марисса, скорее всего, относится к поездке в автобусе как к социальному эксперименту и напишет об этом работу по социологии, – объясняю я.

Двигатель дважды фыркает, пока Трей задом выезжает с дорожки у моего дома.

– Как я уже сказал, твоя сестра экстравагантна.

– А твоя? – спрашиваю я.

С тех пор как Джет устроил ее подрабатывать моделью, она ведет себя так, будто она какая-нибудь голливудская знаменитость.

– Я не отрицаю того, что моя сестра эксцентрична, – развеселившись, отвечает Трей. – Кстати об эксцентричном. Отсюда только что отъехала Кэссиди Ричардс вместе с Дани. Я сначала подумал, что не туда приехал. Что она здесь делала?

– Не знаю, что Кэссиди задумала, – говорю я.

Трей смеется:

– Она опять хочет с тобой встречаться, вот что.

От одной мысли об этом меня пробирает дрожь.

– Еще чего не хватало!

– В следующем месяце бал выпускников, – продолжает Трей. – Может, она хочет пойти с тобой. Если тебе некого пригласить, ты безропотно согласишься пойти с ней. Уж без пары ты наверняка не останешься.

Черт, о бале выпускников я даже не думал.

– Слушай, давай сменим тему. Никакого желания говорить о Кэссиди, или о бале, или о безропотном согласии, что бы это ни значило. Давай говори так, чтобы простым людям понятно было.

– Вик, а ты разве не хочешь обогатить свой словарный запас?

– Нет.

Трей пожимает плечами.

– Ну ладно. Тогда давай поговорим о драке, в которую ты вчера ввязался, – говорит он. – Ты в порядке? Я слышал, все было жестко.

– Да-а. Оказалось, тот чувак избивал Хизер. – Я поглядываю на свои разбитые костяшки. Слышал, что парень Хизер занимается боксом и все такое, но до вчерашнего вечера, пока не увидел, как он ударил ее на пляже, понятия не имел, что он использует свою девушку в качестве груши. Хизер отнекивалась, говорила, что такое у них в первый раз.

Мне до лампочки, первый или пятидесятый. Чуваку пришлось объяснить: ударил девушку – отвечай.

– Знал бы, вписался бы за тебя, – говорит Трей.

Трей, скорее всего, будет произносить речь от всех учеников нашей школы на выпускном, репутация у него идеальная. О ней он заботится не меньше, чем об оценках, вот почему я не хотел втягивать его в драку, которая вполне могла окончиться вызовом полиции.

– Я сам с этим разобрался, – говорю я.

Я со всем сам разбираюсь. У Трея – слова. У меня – кулаки. В отличие о своего друга я из-за оценок не волнуюсь, потому что контрольные и проверочные пишу плохо, и без разницы, готовился я или нет. Таким уж я уродился тупицей, это мое проклятие.

Мобильник Трея издает три звоночка.

– Это сообщение от Моники. Прочитай мне.

Трей отказывается смотреть в телефон за рулем. Не отрывает глаз от дороги и держит руки в положении на десять и на два часа, как учили на уроках вождения в десятом классе.

– Что она хочет? – спрашивает он.

– Она хочет расстаться с тобой, чтобы можно было встречаться со мной.

Трей усмехается:

– Ну да, как же. Моя девушка пойдет с тобой на свидание, когда ты попадешь на школьную Доску почета.

Это правда, хоть и грустная.

– Ну, этого не случится никогда.

– Вот именно. – Трей указывает на телефон. – Так что она пишет?

– Она написала: «Привет».

– Напиши ей тоже: «Привет».

Я закатываю глаза:

– Ну вы и зануды.

– Да ладно! Вот если ты заведешь себе девушку, то что ей напишешь в такой ситуации?

– Девушку, Трей, не заводят. Но если бы она у меня была, то я бы ей написал кучу всего, а не просто «привет». Особенно если бы у меня был словарный запас как у тебя. Наверное, я бы написал, типа, что думал о ней всю ночь и что она не выходит у меня из головы.

– Своим «левым» девчонкам я пишу непристойности, – шутит Трей. – Будут меня за это уважать на районе?

– Ну да, конечно. – Всем известно, что Трей и его девушка Моника Фокс неразлучны и, скорее всего, когда-нибудь поженятся. Он не станет ей изменять.

Трей и не догадывается о том, что я уже много лет влюблен в Монику. Но встречается с ней он, так что в соответствии с нашим негласным братским кодексом она навеки неприкосновенна. Даже несмотря на то, что она не выходит у меня из головы.

НЕНАВИЖУ ВЫЛЕЗАТЬ из кровати по утрам, даже летом, когда я сплю до обеда. Сегодня первый день последнего учебного года в школе. Сегодня мой будильник прозвенел в шесть утра и напомнил мне, что летние каникулы закончились. Сгорбившись, я шаркаю в ванную. Почистив зубы, я задерживаю взгляд на флакончике с лекарством. Таблетки смотрят прямо на меня, будто говорят: «Прими меня!» Кладу одну в рот и запиваю стаканом воды.

– Моника! – кричит мама из прихожей. – Ты встала?

– Да-а! – отзываюсь я, входя в душ.

– Хорошо. Я готовлю тебе завтрак, поторопись! Не хочу, чтобы все остыло.

В душе я прикрываю глаза и просто подставляю тело под горячую воду. После душа я чувствую себя в сто раз лучше… почти нормально. А когда спускаюсь вниз в форме команды чирлидеров (все чирлидеры должны прийти в форме в первый учебный день), я уже в порядке. Адреналин бежит по венам. Я готова. Все супер.

– Какая ты хорошенькая! – восклицает мама, чмокая меня в щеку. Она ставит в центр стола целую тарелку блинчиков, а передо мной яичницу из двух яиц и говорит: – Вот, ешь.

Я начинаю смеяться:

– Мам, тут хватит на всех учеников старшей школы Фремонта.

– Твоя мама увлеклась, – говорит папа, появляясь в дверях. На нем брюки цвета хаки и сшитая на заказ рубашка, на которой вышито: «Доктор Нил Фокс». Раньше я жалела о том, что мой папа – пластический хирург, мне хотелось, чтобы у него была какая-нибудь другая специализация. Но потом я познакомилась с его пациентом, которого питбуль укусил в лицо. Этот человек назвал папу своим героем. Сказал, что не хотел жить, пока папа ему не помог, и это полностью изменило мои взгляды.

Папа целует меня в макушку:

– Как себя чувствуешь, малыш?

– Прекрасно, – отвечаю я.

– Лекарство приняла?

– Да, папа. Ты задаешь этот вопрос каждое утро, и я всегда отвечаю одинаково. Когда ты уже перестанешь спрашивать?

– Никогда.

– А когда ты в колледж уедешь, он, наверное, будет каждое утро тебе сообщения писать, – говорит мама, игриво подталкивая папу в бок.

Папа, виновато улыбнувшись мне, целует маму и обнимает ее за талию.

– Дорогая, ты хорошо меня знаешь!

Да, родители заигрывают друг с другом. Иногда я недовольно ворчу, но вообще приятно знать, что они любят друг друга, ведь у большинства друзей родители развелись или вместе не живут. Мама, директор рекламного агентства, достает телефон и наводит его на меня. Я выгибаю бровь:

– Что ты делаешь, мам?

– Хочу сфотографировать тебя в первый день последнего учебного года. Это же потрясающе! – Мама так широко улыбается, что мне самой хочется расхохотаться.