– Как банально. Вернулся посмотреть? – Алекс усмехнулся.

– И зачем-то говорит, что был неравнодушен к жертве.

– Это настолько классика, что скорее просто совпадение.

– А потом оказывается, что для жертвы были приготовлены две ловушки. Одна рассчитана на случайное везение, вторая – чтобы наверняка. Если первая не сработает. И вторая – очень специфична. Настолько специфична, что лишь несколько человек в городе могли быть к этому причастны.

– Понятно. Значит, человек рядом с местом преступления – один из причастных. Вероятность крайне мала. Если только он… Я так не могу. Если только ОНА не хотела быть пойманной, то это не она.

– Зачем ей может хотеться быть пойманной?

– Если она в отчаянии и на самом деле не хотела убивать и жаждет наказания. Или если она устала.

– Устала от чего?

– Нет, это совсем глупо, я даже не буду это говорить. Я думаю так: есть три варианта. Падшая личность, которой хочется прекратить свое существование. Глупая личность, которая вообще ничего не продумала. Но это вряд ли, если запасной вариант, как ты говоришь, специфичен. И третий – жажда славы.

– Ага, но нет. Третий – настолько типичен, что нет.

– Не исключай его. Человек может быть весьма скромным и скрытным. Именно такие испытывают нехватку выразительных средств, чтобы потешить свое эго.

– Я склоняюсь к первому варианту.

– Или она не виновна, и ты зря ее мучаешь.

От нахлынувшего потока мыслей Роберт не мог усидеть на месте. Он встал и принялся ходить по комнате.

– Может, стоит оставить беднягу в покое, если ты не уверен?

– У меня предчувствие.

– О! Перед этим я бессилен.

– А что, если она не в себе?

– А тебе часто встречались такие?

– Один раз. – Его шаг ускорился.

– И кто же это был?

– Я не могу тебе сказать.

– Посмотри правде в глаза, Берт. Хватит обманывать меня и себя.

Роберт старался не смотреть на собеседника. Если он посмотрит, то его слова станут правдой и полтора года работы уйдут в пустоту. Не только полтора года работы, но и его вера в людей.

– Я не зря это делал.

– Прости, дружище, но я нормальный. Я абсолютно нормальный. И я сижу здесь и буду сидеть, пока не сдохну от скуки или от электрического стула, потому что я сделал это сознательно.

– Ты был не в себе, ты не можешь быть таким!

– Могу. Перестань отрицать. – Алекс встал и преградил ему путь. – Люди – говно.

Роберт попытался его оттолкнуть, то не смог.

– И в голове у них может быть все что угодно.

Роберт попытался отойти, но Алекс возникал на его пути быстро, со всех сторон.

– И в любой момент. – Внезапно Алекс с силой и ловкостью хищника схватил его за шею и прижал к стене. – Они могут перемениться и попытаться тебя убить.

Зрачки Роберта расширились, но он не сопротивлялся.

– Не веришь? – спросил Алекс. – Не веришь, что я могу сделать это снова, несмотря на всю доброту, которую ты ко мне проявил?

Раздался громкий звонок, как будто заорал огромный металлический ребенок, и в открывшуюся дверь ввалился охранник, держа перед собой электрошокер.

– Нет, – ответил Роберт.

Охранник был в нескольких сантиметрах от них, Алекс уже отпустил жертву.

– Не надо! – крикнул Роберт, но опоздал на какую-то долю секунды. Алекс неестественно задергался и распластался на полу. Когда судороги прошли, на его лице осталась ехидная, злая улыбка.

– Вам лучше уйти, – сказал охранник.

– Пока, Алекс.

– Роберт, я не стану тебя убивать, честно! Ты мне не веришь? – Он смеялся.

8

Роберт сел на последний поезд до города, ему предстояли два часа раздумий под мерное постукивание колес. Он думал о своих университетских годах в институте психоанализа и о Габриэле Стокманне. Этот чудаковатый джентльмен с не менее чудаковатым именем был его кумиром в течение первых и последних двух лет обучения. Он всегда носил старенький твидовый костюм, который, скорее всего, стирал очень часто, потому что пахло от него приятно – книгами и немного формальдегидом.

Держался он очень уверенно и, казалось, досконально понимал все возможные процессы, происходящие в мозгу человека. Еще он возлагал надежды на юного Роберта, который отвечал ему взаимно – восхищением и готовностью помочь: перенести книги из кабинета в кабинет, подготовить аудиторию и прочие хозяйственные дела. Иногда Роберту даже позволялось проверять вместе с Габриэлем работы своих сокурсников, задерживаясь после учебы.

За это время образ Габриэла стал несокрушимым в сознании Роберта. Тем более ужасным оказалось его разочарование в профессоре, когда он понял, что Стокманн просто человек и, может быть, ничем не лучше самого Роберта. Он увидел в своем преподавателе отражение всех своих недостатков, и ему стало ужасно стыдно. Стыдно за то, что он так нелепо верил в сотворенный им самим идеал. Стыдно за то, что он в итоге оказался умнее и чувствительнее Габриэла. Стыдно, что поверил ему, когда тот сказал, что с Алексом все в порядке.

***

Их первое знакомство в тот же день переросло в крепкую, пусть и недолгую дружбу. Роберт подсказал Алексу ответ на одной из вводных лекций по анатомии человека.

– Нейромедиатор, – шепотом сказал он.

– Это нейромедиатор, – повторил Алекс в полный голос.

– Садитесь, все верно. – Преподаватель заметил подсказку, но сделал вид, что не обратил внимания. – Вы, очевидно, ходили на подготовительные курсы. И правильно.

Роберт ходил, а Алекс – нет. Как сказал сам Алекс, у него была другая цель обучения. Ему не нужны были высокие оценки, он просто хотел лучше понять себя. А если повезет, то научиться понимать мотивы других людей. Роберт надеялся окончить институт с отличием и стать психологом. Его убедили родители, которые сказали, что сейчас за это много платят. «В наш век информационных технологий все более популярной становится гигиена души», – так он сказал на вступительном собеседовании и всегда повторял свои слова.

Когда пришло время выбирать научного руководителя, они оба попросили Габриэла Стокманна. Только Стокманн чуть лучше относился к Роберту, и Алекс это замечал. Он старался не показывать, что ему обидно за такое разделение, и хотел доказать, что не хуже друга. Но каждый раз сам для себя находил отговорки и приходил на занятие неподготовленным. Роберт был не против дать другу списать домашнее задание. Почти каждый день они вдвоем первыми бежали к аудитории и располагались около двери – Роберт, согнув спину, и Алекс, использовавший ее как письменный стол.

Они оба пользовались успехом у женского пола, хотя Алекса, казалось, любовь мало заботила. Пару раз они ходили на двойные свидания, но Алекс портил романтическую атмосферу спорами о человеческой психике. Главный вопрос, который его беспокоил, был неисчерпаем, поэтому спор мог продолжаться несколько часов. И этот же вопрос стал для него приговором.

Никто не знает, с какого момента началась его одержимость, но Роберт видел ее и пытался склонить друга к другому мнению.

Алекс был убежден, что современного человека ничто не останавливает от совершения насилия.

– Как это – не останавливает? А как же социальные нормы поведения? – возражал ему Роберт, наматывая спагетти на вилку.

– Какие нормы? Вот ты говоришь о нормах. А между тем когда-то и гомосексуализм был не нормой.

– Ну сейчас на этот счет много разных мнений.

– Перестань мыслить нормами. Все, что имеет значение, – может человек сделать это физически или нет. – К ним за столик подсел Марк, однокурсник.

– Но физически здоровый человек тоже не может убить. Природой в нас заложено отвращение и страх перед насилием.

– Природой заложено и баб любить, но это все близко к стереотипам. Как ты определишь, заложила природа в человеке неприятие насилия или нет?

– Ой, вы тут про педиков, я пойду. – Марк ушел, не успев приземлиться на стул.

– Обычно у тех, кому не заложила, есть и другие проблемы с социализацией, – продолжал Роберт.