— Ну раз таково твоё желание, да будет так, meleth nin.

Бард затерялся в омуте хриплого голоса, уносившего его к небесам. Он был не настолько глуп, чтобы верить, что был для Трандуила чем-то большим, чем игрушкой, призванной разнообразить его досуг, но попасть под магию чувственного шёпота было так легко, казалось так правильно. Даже если то была иллюзия, призванная усыпить благоразумие нежным шёпотом губ и сладким дыханием любовника, он не был готов отпустить её.

Бард шумно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы, когда Трандуил взял то, что было его по праву. Зрелище, представшее его затуманенному похотью взору, опьяняло, и он позволил себе насладиться им сполна. Трандуил казался холодным, как глыба льда, но его кожа… Его идеальная алебастровая кожа обжигала, как раскалённая лава. Прекрасный и недосягаемый, как звезда. Каждый дурак знает, что до звёзд не дотянуться, но некоторые безумцы всё же пытаются. И Бард поддался безумию.

— Что? — вывел его из транса хриплый голос.

— Ничего, — нехотя ответил Бард, прогоняя морок. Не ложь, но и не правда.

— Хорошо. А то я уж и не знаю, собираешься ли ты пялиться на меня, пока у тебя глаза из орбит не вывалятся, или же ты всё-таки осмелишься трахнуть меня.

Леголас почувствовал, как желудок скрутило в бараний рог. Тонкие пальцы сжали подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Леголас знал, что принцу крови не пристало выказывать свои эмоции. Но слова отца пробудили дремлющий вулкан от спячки, и теперь лава разливалась по венам юного эльфа. Он знал, что не имел права чувствовать то, что чувствовал, но он не мог противиться этому. Ничто не является более враждебным железу, чем ржавчина, которая рождается из него самого.

— Всему своё время, Трандуил. Прости я… Я не могу так сразу… — Бард сжал прекрасное лицо эльфа в своих ладонях, провёл пальцами по высоким скулам, заставляя Трандуила закрыть его прекрасные глаза. — Я — не он.

— И я этому искренне рад. Не могу передать словами, какое это приятное разнообразие, — руки Трандуила нежно ласкали спину человека, а тело Леголаса превратилось в камень.

Это была его вина. Он сам навлёк это на себя. Он знал это. Но от этого знания, было лишь больнее. Леголас беззвучно двигал губами, проклиная их, называя самыми нелестными словами, которые существовали в возвышенном языке эльфов. Как бы он хотел отвести взгляд, не смотреть на них, но не мог. Не мог не видеть, как член Трандуила исчезает в узком дрожащем отверстии.

И Леголас ненавидел себя за это.

— Не обращай на него внимания, meleth-nîn. Мой сын никогда не признает этого, но ему нравится то, что он видит, — усмехнулся Лесной Король, заметив сочувствующий взгляд, коим наградил его ревнивого отпрыска Бард. — Я прав, тыковка?

— Да, — признавая своё поражение, смущённо прошептал Леголас. Ему не должно было нравится то, что он видел, но ему нравилось! Он смотрел на сплетённые тела королей и представлял себя на месте Барда. С тем лишь исключением, что его руки и лодыжки были крепко связаны. Принц представлял себе, как Трандуил будет брать его не готовое к вторжению тело, как оно будет сопротивляться инородному вторжению, как его пронзит острой болью, как Трандуил вдавит своими ладонями его бёдра в матрас и войдёт в него, невзирая на крики и мольбы. Трандуил никогда не обращал внимания на его протесты. Вместо этого Трандуил трахал его. Беспощадно, грубо, до звёздочек перед глазами.

— Телом своим боготворю тебя, Бард из Дейла, — губы Трандуила тронула блаженная мимолётная улыбка, полуопущенные веки дрожали, острый, как клинок, разум был затуманен похотью.

Леголас смотрел на отца, изумлённо открыв рот, словно видел впервые. Собственно, так оно и было. Он никогда не видел, как едва уловимо менялись прекрасные черты лица Трандуила, когда тот был на пике удовольствия, каким красивым был его отец в этот миг. Но ведь тот никогда и не давал ему такой возможности, беря его тело, душу и сердце без остатка и оставляя к рассвету измождённое, полуживое, украшенное засосами и синяками тело, чтобы на закате снова терзать и подчинять его своей воле.

— Что ты делаешь со мной? Что ты… — в горячке стонал Бард, кусая губы, воспаряя к небесам и падая в бездну, впиваясь пальцами в плечи любовника, объезжая неукротимого дикого мустанга. Нечленораздельные слоги слетали с искусанных в кровь губ, перемешиваясь с неистовыми стонами, рваными вдохами и выдохами, требовательными поцелуями. Беспроглядная ночь, висевшая над Великим Лесом, поглотила немые крики влюблённых, холодные каменные стены покоев Лесного Короля впитали слова, которыми те обменивались в пылу страсти. Всё, что происходило в стенах дворца Лесного Короля, в его лесу, в его постели, оставалось в них навечно.

Первоначальная боль сменилась удовольствием, движения бёдер стали неистовыми, а бесконечные стоны и крики тонули в страстных поцелуях и лихорадочном шёпоте. «Трандуил», — шептали губы Барда, «Бард» — вторили им в ответ губы Трандуила. И никто не желал сдаваться без боя, и никто не хотел уступать, оба предпочли бы пасть замертво, погребённые под саваном чёрных, как ночь, простыней, нежели сдаться на милость противника.

— Довольно! — как гром среди ясного неба прогремел хриплый голос. Трандуил поднялся с подушек и сомкнул руки на талии Барда, буквально вдавливая его в себя, заставляя Барда раствориться в его объятиях. И Леголас захлебнуться ревностью. Мимолётных любовников так не брали, мимолётных любовников так не желали. — Я желаю большего. Я желаю всего тебя. Всего. Без остатка.

— Но ты уже глубоко во мне, ненасытный ублюдок, — Бард задохнулся от боли, когда член Трандуила вошёл в него целиком, растягивая и без того растянутое до предела тело. — Твою мать! Я не могу… Я не…

— Шшш… Ты можешь, — выдохнул в поцелуй Трандуил, выпивая дыхание Барда, его боль и сомнения. Горячие губы ласкали беззащитную шею, выцеловывали высокие скулы, щекоча, а иногда прикусывая. И несмотря на боль, что смешалась с удовольствием, человек смог выдавить из себя улыбку. Как Трандуил это делал, он понятия не имел. Но лесной колдун откуда-то точно знал, чего Бард желал, о чём он грезил оставаясь с собой наедине. И человек попытался ухватить мечту за хвост, покрывая лихорадочными поцелуями гладкую мускулистую грудь существа неземной красоты, впиваясь ногтями в совершенную кожу широкой спины, раскрашивая чистый холст росписью алых шрамов.

Одна рука Трандуила запуталась в чёрных волосах, а другая крепко держала Барда за талию, притягивая его ближе. Он целовал его, пока тот не начал дрожать в нетерпении, а первичная боль и дискомфорт не исчезли. Воодушевлённый нежными прикосновениями, Бард позволил себе зарыться в идеально прямые серебряные волосы любовника, ощущая как шёлковые пряди приятно скользят между пальцами, лелея мурашки, когда те касались его предплечий. В прикосновениях Лесного Короля было столько нежности, столько сладости. Лишь однажды ему довелось испытать подобное удовольствие, и ночь, которую они провели вместе, была страстной, они сполна удовлетворили плотские потребности друг друга, голод, терзавший их. Но это… Это так отличалось от того, что занимало их умы тогда, в шатре Трандуила, от той дикой жажды, что они испытывали и не могли утолить друг в друге. И Барду нравились эти ощущения. Давно забытые. Канувшие в небытие. Он научился мириться с воспоминаниями об утраченном, старался скучать всё тише и тише с надеждой когда-нибудь научиться просто помнить. Но Трандуил напомнил ему, как это может быть.

Леголас сидел в кресле, поджав под себя пальцы, как воробышек под стрехой, и не мог отвести взгляд от отца и его новоиспечённого любовника. Смертный скакал на члене Трандуила, как заправская шлюха, раскачиваясь взад и вперёд. Никогда, ни разу за все эти годы он не видел, чтобы Трандуил целовал другого мужчину, прикасалась к кому-либо кроме него. Он знал, что время от времени Трандуил позволял себе ничего не значащие интрижки на стороне, но одно дело знать и совсем другое видеть своими собственными глазами.