Эд кивнул, глядя куда-то вдаль. Ярослав внимательно всматривался в его лицо.

– Ты должен посвятить себя карьере, только это даст тебе финансовую независимость, а вместе с тем и уважение серой массы. У тебя перспективная профессия, и ты хорошо учишься. Я прошу тебя – не угробь свое образование, ты должен стать очень хорошим спецом, чтобы утереть нос всяким Никам. Хорошо?

– Хорошо, – пожал плечами Эдуард.

– Запоминай каждое мое слово, Эдик, я не шучу. Я был бы очень благодарен судьбе, если бы в свое время мне кто-то рассказал, как все устроено, но, увы… Мама тебя этому не научит. Поэтому слушай, понял? – И он легонько встряхнул Эда за плечи. Тот удивленно обернулся:

– Да понял, понял. Что ты там о моральном говорил?

– Будут моменты, когда тебе необходима будет поддержка. И ты должен получить ее от себя самого.

– А мама?

– Она одна будет на твоей стороне всегда, но мамы не вечны… К тому же, очень – очень! – много вещей ты не сможешь ей рассказать. Не захочешь огорчать. Или будет элементарно стыдно. Бывают моменты, когда человек приходит домой, садится на пол и понимает, что все достало, и больше ничего не хочется. Тогда-то люди начинают себя жалеть.

Ярослав откашлялся и немного помолчал.

– Жалеть себя можно по-разному. Некоторые бухают. Другие подсаживаются на наркоту. Третьих вылавливают из окровавленной ванной… Обещай мне, приятель, что не подсядешь на наркоту и бухло!

– Хорошо, обещаю, – Эдику вдруг стало очень не по себе.

– Где это дерьмо, там и ВИЧ. Я не могу тебя просить быть разборчивее в связях, но, – Яр повысил голос, – никому и никогда не позволяй трахаться с тобой без гондона! Ты понял меня, парень?!

– Яр, не кричи, я знаю об этом, нам в школе рассказывали, – Эдуард поджал губы, скрывая смущение.

– Много ты там знаешь, мелкий! Каждую минуту помни, что болезни не на экранах телеков и не в книжках, они тут, в реальной жизни, и шансов что-то подцепить немало. Обещаешь?

– Да, – тихо пробормотал Эд. Волнение Яра передавалось ему все сильнее.

– Запомни это хорошо, – для пущего эффекта Яр нацелил на него палец. – Как бы не срывало крышу – только с резинкой.

Снова повисла пауза. Ярик задумался, Эдуард ежился от безотчетного страха и стыда.

– Эдик, не жди одобрения от своих знакомых. Ты еще очень молод, чтобы понимать, но когда ты признаешься людям в своих сексуальных предпочтениях, тебя будут ненавидеть. Половина открыто, а половина – исподтишка. Поэтому будь готов к этому заранее. И признавайся в этом тогда, когда будешь в гармонии с собой, чтобы никто не смог ее нарушить.

– Это как? – Эду не хотелось развивать неприятную для него тему, но он обязан был выяснить все до конца.

– Ты должен принять себя таким, какой ты есть. Ты таким родился, и твоей вины в этом нет. И когда ты это поймешь, тогда сможешь спокойно наблюдать реакцию других. Но это со временем… Самое главное – помни, что ненавидеть тебя будут в девяноста девяти процентах случаев.

– Зачем ты!.. – голос Эдика сорвался, он наклонился вперед, упер локти в колени и спрятал лицо в ладонях. Справившись с эмоциями, парень повторил, – Зачем ты описываешь мне такую жизнь?! Это не жизнь, а черная тоска! Ненависть, тайна, болезни, пьянство, наркота! Это неправда!

Ярослав наклонился и буквально гаркнул Эду в ухо:

– Это правда, и это твоя реальность! Посмотри на меня, Эдс!

Эдик нехотя отнял ладони от лица и обернулся. Его глаза были полны слез.

– Это – твоя реальность. В твоем будущем не будет пары чудных детишек, красавицы жены и воскресных поездок с собакой на дачу! Забудь об этом прямо сейчас, ведь чем дальше – тем больнее, Эдик. Я режу по живому только для того, чтобы ты мог жить дальше без иллюзий!

Парень снова прикрыл лицо, его плечи легонько содрогнулись.

– В твоей жизни будет море секса, – с плохо скрываемой тоской протянул задумчивый Ярослав, – и со временем ты перестанешь запоминать даже имена своих любовников. Ты красивый парень, и, готов поклясться – ни один педик нашего города тебя не пропустит. Желаю тебе найти со временем такого человека, которого ты сможешь назвать своим другом и партнером. Этому человеку можно будет доверять, и такие союзы обычно очень прочны. Но слишком уж мечтать об этом не стоит. Далеко не всем так в жизни везет…

Эдик больше не мог справляться со слезами, и они обильно катились по щекам.

– Почему ты говоришь все это? Как будто в твоем будущем нет меня, а в моем – тебя? – Внезапно его озарила догадка. – Если ты меня бросаешь, то так и скажи!

– Нет. Конечно, нет, – Ярослав и сам вдруг почувствовал опустошение. – Просто я очень хочу тебя уберечь. Не хочу, чтобы ты повторил ошибки.

Он устало замолчал, и в салоне повисла тишина, изредка прерываемая сдавленными всхлипами. Вымотанный событиями дня, парень буквально сломался под шквалом эмоций, одновременно плача и ненавидя себя за слабость, демонстрируемую перед любовником.

Наконец, Эдуард нечеловеческим усилием взял себя в руки:

– Есть салфетка или платок?

– Да, – Яр порылся в ящике подлокотника между передними сидениями и достал пачку.

– Это же для торпеды в машине, – удивленно прочитал Эдуард.

– Ну, ты и неженка! Полируй свой нос, и поскорее.

Эдик рассмеялся, вытер слезы. Успокоившись, он вдруг увидел в окне возвращающегося Ника.

– Кто это? – Яр кивнул на него, внимательно глядя Эдику в глаза.

– Совершенно посторонний человек, – твердо и спокойно отозвался тот.

Ярослав улыбнулся верному ответу и одарил Эда долгим сладким поцелуем.

– Молодец, на лету хватаешь. Поедем обедать?

– Нет, отвези меня домой. – Эдик был совершенно вымотан, но голода не чувствовал. – Мне скоро на курсы идти. Нужно тетради собрать.

– Как скажешь. – Яр пересел на водительское место и пристегнулся. Немного помедлив, он, не оборачиваясь, предложил, – пока мать в больнице – можешь пожить у меня.

Губы Эда против воли растянулись в улыбке.

В аудитории уже зажгли свет, хотя на улице сумерки только начали сгущаться, и тьма от этого казалась еще плотнее. Эдуард обычно всегда приходил пораньше, но в этот день на пары особенно не спешил, поэтому явился за пять минут до звонка. Ник пересел со своего обычного места к окну, и это снова больно кольнуло парня. Он занял привычный стол, пожал всем руки, и достал пару тетрадей.

– Эй, Эдюха, ты уронил! – Перекрикивая общий гомон, сообщил староста с первой парты. Эд привстал и увидел на полу их с Яром общий снимок из клуба.

– Не трогай! Я подниму, – но не успел он сделать и двух шагов, как снимок был подобран и внимательно рассмотрен едва ли не всей группой.

«Черт, ну конечно, почему нет? Я ведь как раз подумал, что хуже быть не может» – вихрем пронеслась в голове ядовито-злобная мысль.

В наступившей тишине было отчетливо слышно бьющуюся в плафоне лампы муху.

– Блять, чувак… Скажи, что это твой родной дядя из Владивостока… – к старосте вернулся дар речи.

Эд уперся в парту широко расставленными руками, в жесте бесконечной усталости опустил голову, а затем вздернул ее и громко произнес:

– Нет, не дядя. Это мой любовник. Еще вопросы есть? Нет? Отдай, пожалуйста.

В мертвой тишине снимок перекочевал в рюкзак Эда. Ситуацию спас вошедший преподаватель.

– Добрый вечер, господа и дамы. Надеюсь, все готовы к сегодняшнему занятию. Как мне помнится, я велел вам набросать алгоритм задачи на любом известном вам языке программирования. Добровольцы есть? Хм-хм… Ну тогда поглядим, кто у нас давно не отвечал?… Семагин.

Эд поднял взгляд, до конца не веря, что он снова влетел.

– Прошу к доске, юноша. – Преподаватель, посмеиваясь, уточнил, – а может, вы не готовы?

– Готов.

Эдик твердым шагом вышел к доске с бесполезной тетрадью в руках, немного пожевал губы и попросил:

– Вы не могли бы напомнить условие задачи?

– Охотно напомню, – благосклонно согласился доцент и зачитал задание. Для Эдуарда наступил момент чистейшей импровизации.