Взятие Кургино решительно изменило ситуацию на участке фронта: у нас появилась рокадная дорога. В тот же день 1228-й полк занял позиции у Вязострова и совместно с двумя приданными лыжными батальонами выбил противника с одноименного острова; 354-й отдельный пушечный артиллерийский дивизион приступил к методическому разрушению финских позиций у Нимпельды, Яннаволока и Красного Бора. Цемент мы у них отобрали, финны перестали строить большинство дотов из бетона, начали переделывать их на деревянно-земляные. Все артиллеристам меньше работы. Десятого апреля у нас произошел смешной случай: Саша возвращался из рейда и по дороге нашел почти полностью замерзшего финна. Тот был без сознания, но дышал. Видимо, был наблюдателем или снайпером, упал с дерева, потерял сознание и основательно обморозился. Рейд был неудачным, захватить «языка» не сумели, несли двоих раненых. Взяли на плащпалатку и этого. Понесли его отогревать и приводить в порядок, тут выяснилось, что это не финн, а финка. Саша всех выпроводил из блиндажа, позвал Женю, а сам раздел девушку и растирает ее водкой. Финка без сознания, Сашка, по доброте душевной, по трубочке залил ей около стакана водки. Пришла Женя, сделала ей укол, дала понюхать нашатырь. Та очнулась, и первое, что сделала, ухватилась за трусы. Потом увидела, что они на месте, лифчик тоже, а Саша ей пальцы на ноге растирает. Она как заверещит! Насилу Женя ее успокоила. Влитая водка развязала язык бедной девице, и она начала говорить много глупостей. Оказывается, все ей говорили, что первое, что с ней сделают русские, это изнасилуют, с извращениями. Правда, при этом сразу же предлагали себя в качестве реальной альтернативы. Для тренировки и обмена опытом. Она была дико удивлена, что этого не случилось, наоборот, оказывают ей помощь, потому что она уже простилась с жизнью и говорила, что видела какой-то свет впереди. Ее одели, намазали гусиным жиром все обмороженные места. У нее вывих голеностопного сустава, разбито плечо и голова. Сама из Хельсинки, православная и член «Лотта Свярд». Авиационный наблюдатель. Говорила она много, часто бессвязно, затем уснула.

– Ну, пусть спит! Жалко девчонку! – сказал Санька. Мы с Женечкой улыбнулись, Толик, Сашин посыльный, недовольно пробурчал что-то, но достал еще одну шинель и накрыл девушку. Сам расположился у выхода из блиндажа. Уходя, я предупредил часового, что пленный внутри и не связан.

– Да не беспокойся, Максим. Она еще пару недель на ногу встать не сможет, – сказала Женя.

Санька подружился с Хуун. Выносил ее погреться на солнышко, которое начало по-весеннему пригревать. Когда спали опухоли на носу и щеках, Хуун оказалась симпатичной, чуточку веснушчатой девицей с очень красивыми волосами. Длинные, почти до колен, густые, соломенного цвета. Общались они на финском, который Сашка хорошо знал, а с нами – с Женей и со мной – она общалась на немецком. Было видно, что между Сашей и Хуун что-то возникло, но… Вообще-то она – пленная. Но молодость разве остановишь! Спустя некоторое время Женя сообщила, что видела Сашу и Хуун целующимися в лесу. Я вызвал Сашу в штаб.

– Саш, ты сознаешь, что ты делаешь? Хуун – прекрасная девушка, но она военнопленная.

– Я посмотрел внимательно ее документы, командир. У нее нет воинского звания. Она вольнонаемная, а не военнослужащая. Я тут рапорт написал, – он протянул мне рапорт.

Все понятно! «Товарищ командир! Хочу жениться!» Чтоб его! Этого нам только не хватало!

– Я доложу по команде. Сам такого разрешения дать не могу. Не обижайся.

– Я не в обиде! Я сделал предложение Хуун, она согласна. Приглашаем вас с Евгенией Николаевной к нам на помолвку. На свадьбу тоже обязательно пригласим.

– Все обдумал? Неприятности могут быть серьезные. И знакомы вы две недели.

– Война, командир. Черт его знает, что завтра будет.

Послал Женю к Хуун поговорить. Жалко пацана, могут быть серьезные неприятности, и не посмотрят, что герой-разведчик. Женька вернулась через три часа. Мордашка серьезная.

– Я поговорила с ней. Она дочка профессора Хельсинкского университета. Бывшая студентка. Вступление в «Лотта Свярд» – добровольно-принудительное. Иначе из университета могли вышибить. Плюс папа подначивал. На фронт попала четыре месяца назад. Пережила пять попыток изнасилования от своих же. Озлобилась: все мужики сволочи и, кроме дырки между ногами, им от нас ничего не нужно. Ну и чтобы убирала, стирала, гладила. А тут она нашла человека, который в ней личность увидел, а не промежность. Имел все возможности все сделать, но не сделал. Носил на руках. С того света вернул. Любит она его. Сильно любит. Переживает, что любимый человек нашелся не в Финляндии, а в Красной Армии. И по статусу – враг. Говорит: я себя уговаривала, что враг он, что его ненавидеть надо. А случайно носом ткнулись, когда он ее поднимал, чтобы вынести на солнце, и не удержались оба. В общем, беда. Пойдем, они нас ждут.

– Хорошо. Павлик! – позвал я Павла. – Возьми пакет, доставь Евстигнееву. Получи сводки за вчера. Сопровождение возьми в первом взводе. На «виллисе» езжай.

Зашли в блиндаж к Саше. Там все командиры и пять сержантов второго взвода. Нас посадили рядом с Сашей и Хуун. Немного грустная получилась помолвка. Все понимали, что может все не сложиться. В 23 часа в дверь постучал замкомвзвода связи Андрейченко:

– Товарищ капитан! РДО от Евстигнеева! Разрешите вас и старшего лейтенанта Овечкина поздравить: вам присвоены звания Героев Советского Союза. Приказано послезавтра прибыть в Москву на вручение наград. Евстигнеев приказывает немедленно прибыть к нему.

Саша, как мог, объяснил все Хуун. И про то, что он награжден высшей наградой СССР, и про то, что ему необходимо срочно уехать. Хуун расплакалась. Утешать ее осталась Женя. Потом они вдвоем вышли проводить нас в Ленинград.

– Выпороть бы вас обоих! – сказал Петр Петрович. – Ты что, Саша, нашу бабу найти не мог? Вернетесь, будем разбираться. Через час самолет. Поехали.

– Вы с нами?

– Да, меня тоже вызывают, но по другому поводу. Из-за Тикконена.

Гонка по ночному городу на Комендантский аэродром. Там новенький С-47 командующего фронтом, который летит тоже в Москву. Сидим в самом хвосте как младшие по званиям. Потряхивает. Сашка совсем пригорюнился, понимает, что вляпался.

– Командир! Из роты не выгоняй! Хоть рядовым.

– Пошел ты! Как будто это от меня зависит! Вот угораздило! Сиди. Если меня спросят, я выскажу свое мнение. Чем бы это ни грозило. Больше ничего не могу.

Сели в Москве, на Центральном, нас бросили начальники на аэродроме, а сами куда-то уехали. Пошли к коменданту и попытались устроиться. Тот отказал, выписал нам пропуска по Москве, рекомендовал зайти в наградной отдел наркомата обороны и доложиться, что прибыли. Пошли пешком на Арбат. Там все оказалось просто: нам заказаны номера в гостинице «Москва». Зашли туда, нас сразу поселили. Но не успели мы кости бросить на кровати, как в дверь постучали:

– Капитан Иволгин? Старший лейтенант Овечкин? Приказано вас доставить.

Везут обратно в наркомат обороны. Посадили возле кабинета, приказали ждать. Сидим час. Сидим второй. Задница уже начала опухать. Наконец, дверь открылась и послышалось:

– Капитан Иволгин, пройдите!

Вошел, приемная. Немолодой подполковник показывает на дверь без таблички:

– Проходите.

– Кто там?

– Вперед!

Вхожу. Сидит Евстигнеев, три полковника, один комиссар ГБ 3-го ранга и во главе стола – генерал-майор, танкист. Наверное, Панфилов. Он имел это звание.

– Товарищ генерал-майор! Капитан Иволгин прибыл по вашему приказанию!

– Капитан! Почему не доложили, что вашими людьми захвачена дочь Карла Хенрика Рамсая?

Обалдело смотрю на Панфилова. По моим глазам он понял, что я этого не знаю.

– Вы не знаете, что она дочь замминистра иностранных дел Финляндии?

– Я знаю, что ее отец – профессор Хельсинкского университета по международному праву. О том, кем он еще работает, мы не спрашивали.

– Где сейчас девушка?