– Пойдем, покажешь на месте.
Мы вышли из дота, и я повел его на наблюдательный пункт, показывая по дороге вкопанные танки, траншеи. Везде доносился звон лопат: «ижорцы» и танкисты зарывались в землю.
– Меня, товарищ маршал, беспокоит левый фланг – Шапки и Мга. И надо срочно занять Синявинские высоты. Причем крепко, с артиллерией и хорошей связью. А немцы сейчас рванут по рокадке к Киришам. Надо бы их у Тигоды задержать.
– Понял, давай обратно. Связь нужна! Где-то я тебя видел, лейтенант!
– Не знаю, товарищ маршал, может быть на Финской, но после контузии я этого не помню.
На КП маршал что-то долго диктовал своему шифровальщику, затем отправляли РДО и ждали квитанции. Мы пропустили сеанс связи из-за этого. Ворошилов поел из общего котла 5-й дивизии, поговорил с бойцами. В принципе, он политрук, а не командующий, но что есть, то есть. Спустя несколько часов он со своим кортежем уехал, а мы остались стоять у речки Тосно и напряженно прислушивались к бою на левом фланге, который не утихал, несмотря на ночь. Уже утром стало известно, что наши КВ-1 дали ночной бой 37-му танковому корпусу, подбили и повредили более сорока танков противника на повороте шоссе в Шапках. Утром 37-я бригада морской пехоты и отдельный артиллерийский полк заняли Синявинские высоты, но Волховская группа войск нашего фронта пропустила немцев через реку Тигоду, бои идут под Киришами. Из Волхова перебрасывается танковая бригада, но ни тяжелых, ни средних танков у нее нет. У немцев появилась возможность обойти с фланга 1-ю дивизию НКВД, уже основательно потрепанную в боях. От Кириш ко Мге ведут две дороги: шоссейная и узкоколейка. Я передал в штаб фронта информацию о критическом положении под Киришами. В этот момент наша авиация все-таки нанесла удар по шоссе в районе Георгиевской, Рябово и Шапок. На отходе наших бомбардировщиков основательно поклевали «мессеры». Около десяти машин было сбито. Затем последовала артподготовка по нашим позициям, и начался бой между нами и 37-м корпусом в районе Тосно. Я потерял еще трех человек из группы. В середине дня «СБ» нанесли удар в районе Кириш. Подоспевшая танковая бригада сумела вынудить немцев отойти за Тигоду. После этого бы взорван мост через нее. Образовался Любаньский выступ – любимая мозоль на Ленинградском фронте как немцев, так и наших. Обе стороны пытались использовать его в своих целях, однако тоненький ручеек Ижоры стал для них непреодолимым препятствием. Тяжелее всего приходилось в лесах у Форносово, куда немцы бросили 5-ю горнострелковую дивизию. Но и там к сентябрю ситуация стабилизировалась. Противники зарывались в землю, готовясь к штурму и обороне. К сожалению, в связи с острой потребностью в живой силе и технике, наши войска без особых боев оставили Карельский перешеек. Финны были остановлены в районе старого Карельского УР, в пяти – пятнадцати километрах от старой границы.
В начале сентября у немцев наметился успех в районе Кипени, и Кюхлер перебросил войска туда. Защищавшая Гостилицы 3-я ДНО не выдержала концентрированного удара немцев, и был сдан Петродворец. Немцы вышли к берегу Невской губы. В ночь на 6 сентября приказали оставить Васильева в распоряжении сводной группы, а самим прибыть в разведотдел фронта. «Самих» осталось четверо: сержанты Коршунов, Любимов, младший сержант Овечкин и я. Добирались на перекладных, хорошо, что до Обуховского завода шла машина. Оттуда за два часа дошли до Дворцовой. В городе полно патрулей, все доты и дзоты обитаемы, город готовится к штурму. Несмотря на ночь, множество людей работает, возводя опорные пункты обороны: разгружают мешки с песком и укладывают их вокруг огневых точек. На крышах много народу на случай воздушной тревоги. На месте нас доукомплектовали еще четырьмя курсантами школы, сообщили, что разведотдел переезжает в Смольный. Нас отправили в Урицк, теперешнее Лигово. Немцы атакуют Стрельну и Урицк. Задача: поддержать пехоту снайперским огнем, доставить радиста в штаб 3-й дивизии Народного ополчения. Машину, правда, выделили, но до места нас водитель не довез – проткнул скат, и мы бегом отправились на звуки выстрелов. Нашли полковника Котельникова, который отправил нас на восточную окраину Стрельны, к Орловскому пруду – требовалось взорвать железнодорожный и два автомобильных моста через Стрелку, помочь организовать оборону 2-му полку дивизии. Он придал нам взвод саперов для выполнения задачи. Мы погрузили взрывчатку на корму БТ-7 и двинулись к мосту на Петергофском шоссе. К утру закончили минирование мостов, оставили там по три сапера, сами разбежались по траншеям в поисках удобных позиций. Меня беспокоил левый фланг: Красносельское шоссе было не прикрыто, оттуда в любую минуту можно было ожидать флангового удара. Так оно и случилось. Немцы в лоб не пошли, а ударили от Горбунков и Горелова. Второй полк выстоял два часа, затем начал отход под давлением немецкого армейского корпуса. Мосты мы успели подорвать, нас прикрыли огнем из дзотов и двух капониров, и мы отошли к железной дороге. Там на насыпи держались шесть суток. Я в основном занимался отработкой взаимодействия снайперской группы, куда входили мои семь бойцов и шесть снайперов 2-го полка. У нас был очень сложный участок: поселок Володарского. Прямо напротив старинный особняк, который заняли немцы. Целых домов в поселке почти не осталось, но многочисленные подвалы немцы использовали как блиндажи. Здесь немцы могли накопиться и внезапно атаковать нас, поэтому мы создали несколько хорошо замаскированных позиций снайперов с пересекающимися секторами обстрела и отрепетировали очередность стрельбы по целям. Пока у немцев здесь был пехотный полк, было относительно спокойно. Несколько раз они нарывались на нашу работу, успокоились и больше не атаковали, но 18 сентября их сменили эсэсовцы из дивизии «Полицай». Мы обратили внимание на то, что изменился ритм «дежурных очередей». Я поднял бойцов, несмотря на то что рассвет еще не наступил. Снайпера расползлись по позициям. Расстояние до противника минимальное – сто пятьдесят – двести метров. Чтобы поддержать атаку, они поставили несколько пулеметов на крышу двухэтажного особняка. Дом основательно выгорел, как они там смогли поместиться – это загадка, но вояки они опытные. По свистку немцы открыли шквальный огонь в направлении наших позиций, но их пулеметы были сразу подавлены выстрелами с разных мест. Огонь полка уложил атакующих немцев в грязь, а мы начали работать: каждый выстрел шел с разных направлений. Самозарядных СВТ было десять, и четыре «мосинки». Через полторы минуты бой затих. Раздались свистки, обозначающие отход, но никто не двинулся с места. Зато раздались еще четыре выстрела с нашей стороны на звук по свисткам. Командир 3-го батальона вызвал артиллерию, и гаубицы нанесли несколько ударов по особняку. Ситуация под Урицком выравнялась: нас очень хорошо поддерживала артиллерия – каждый батальон имел две, а то и три батареи поддержки. Стоило немцам начать накапливаться для атаки, немедленно открывался артиллерийский огонь. Корректировщики находились в непосредственной близости от позиций немцев, и огонь был точен.
Фон Кюхлер, убедившись, что с ходу взять Ленинград с юго-запада он уже не сможет, перенес удары в район Пулково. Пятидесятый корпус генерала Линдемана двумя дивизиями (251-я и 253-я) попытался атаковать в том районе, но с помощью корабельной артиллерии был остановлен и там. Фронт остановился. Имеющихся у немцев сил и средств на дальнейшие действия по штурму города уже не хватало. Но основные бои развернулись в районе Киришей. Немцы начали перегруппировку, в этот момент о существовании роты разведки вспомнил Ворошилов. Нас собрали полностью, всех, кто еще остался. Получилось не так много, как хотелось бы – семнадцать человек, из них довоенного состава только трое. Но нам сказали, что еще восемь человек живы и работают в тылу у немцев и финнов, а двенадцать находятся в госпиталях. Поделились впечатлениями о последних боях, о том, что началась «большая снайперская война»: и у нас, и у немцев довольно большое количество снайперов, но по-разному организованных. Немцы используют снайперские команды, не подчиненные подразделениям, держащим оборону участка. Это у них вроде спорта. А у нас, с нашей легкой руки, в батальонах образованы снайперские группы, а в полках – антиснайперские. Такая организация позволяет успешно работать и подавлять активность снайперов противника. Как только на участке батальона появляются немецкие охотники, так батальонные группы усиливаются полковой группой, возглавляемой офицером, прошедшим подготовку на командира снайперской группы. В тридцатых годах такие курсы были весьма популярны среди красных командиров. Не все, конечно, могли стать выдающимися мастерами, для снайпинга талант требуется, но грамотно подготовить позиции, обучить хорошего стрелка искусству маскировки, правильным приемам и действиям в составе снайперской группы, после окончания таких курсов, было вполне по силам. Так что снайперское движение росло и ширилось, помогая нашим войскам удерживать позиции под Ленинградом. Но нам уже ставили другие задачи, основной стал «язык», причем «длинный». Однако штабные офицеры немцев довольно редко появлялись в пределах действий полковых разведчиков. Требовался глубокий поиск.
