– Вот образец, через неделю доложить о запуске в серию.

– Товарищ Жданов! Но…

– Вы задание получили? Снайперам фронта нужны ночные прицелы. И никаких «но»!

А что сделаешь! Тирания! Вот где раздолье для «дерьмократов» и «кривозатычников»! Впрочем, в то время они, кроме доносов в НКВД, ничего не писали. Максимум шептались на кухне. Лишь наиболее продвинутые создавали тайные общества – например, недавно расстрелянный «ЗИГЗАГ». В процессе общения со Ждановым я понял ход мыслей Говорова: для Жданова было важно, что инициатива идет снизу. Что он может показать директорам и инженерам заводов, что это не его прихоть, а требования фронтовиков. А уж после этого выжать из этих людей все, что можно. Но разнарядку на дополнительное питание для разработчиков СУ-152 он подписал и передал директорам. Оставшийся от отдыха день меня таскали по собраниям и митингам, а Женечка сдала «хирургию» за пятый курс. Николай Александрович, ее отец, действительно договорился в Первом Медицинском о том, что сессию она сдаст.

Через десять дней два внешне не похожих друг на друга СУ-152 прибыли на фронт к УР «Подберезье». Первое применение прошло по дзотам в районе деревень Вешки и Некохово. Части 2-й Ударной и 59-й армий совершали охват УР «Подберезье», второй целью была железная дорога Новгород – Ленинград, по которой шло снабжение немецких войск. Всего пяти выстрелов хватило, чтобы ликвидировать три дзота. Основную опасность для «сушек» представляла авиация противника, но лесистая местность позволяла достаточно уверенно маскировать их, плюс Говоров накрутил мне хвоста и сказал, что я и мои бойцы отвечают за ПВО объектов при испытаниях. Но усилил группу 37-мм батареей. Правда, их «ЗиСки» не справлялись с транспортировкой, поэтому цепляли мы их пушки к нашим «студерам», а на ЗиСах ехал боезапас. Когда и мы застревали в рыхлом снегу, нам помогали самоходчики и четыре приданных огнеметных КВ. Обойдя Подберезье, Соколов и Галанин ударили по Трубичино. Соколов действовал лихо: ночная танковая атака, поддержанная четырьмя лыжными батальонами и новыми «сушками». За Трубичино большой полевой аэродром немцев, где базировались «Ю-87», так «любимые» нашими войсками. Двадцать пять танков Т-50 раскатали гешвадер «лапотников», а мы, проламываясь через лес севернее аэродрома, вышли на прямую наводку с южного фаса УР. Дальше, к сожалению, все пошло через то место, через которое в нашей стране удаляют гланды. Галанин решил, что свою задачу его армия выполнила, и повернул на Лугу. До Новгорода пять километров, хрен с ним с УРом, за Волховом стоит Клыков, готовый форсировать его и ворваться в Новгород. Но Галанин проявляет инициативу и разворачивает свои дивизии. Немцы немедленно атакуют Соколова, пытаясь прорвать коридор из Подберезья в Новгород. Клыков, вместо того чтобы переправляться к нам в Трубичино без потерь и при полной нашей поддержке, рванул на Новгород. Стервецы! Наград им захотелось и славы! В общем, выбили нас из Трубичино, ближе к ночи мы были вынуждены прорываться в леса у 60-го километра. Отошли к Долгово, заняли круговую оборону. Немцы создают помехи на всем диапазоне, едва-едва удается связаться с Евстигнеевым и сообщить о бардаке, который здесь творится. Через полчаса пришел приказ: отходить к Мясному Бору, вывести всю группу. Особое внимание уделить СУ-152. Угу! Как же! Механик спалил правый фрикцион на той машине, которая была восстановлена из старого КВ. Один из огнеметных уже остался под Трубичино. Зенитная батарея потеряла одно орудие и пятнадцать человек личного состава. У нас тоже шесть «двухсотых». Нас атакуют эсэсовцы из «Полицая», но к ночи они успокоились. Собираю командиров, объявляю поставленную задачу.

– Фрикцион быстро не перебросить, поэтому предлагаю взять «сушку» на буксир двумя тросами сзади, – сказал командир танкового взвода Силантьев. – Оставить там наводчика, заряжающего и командира на ДШК. Механик заменит раненого механика на машине Кобзоева.

– Понял, хорошо. Готовьте тросы, но двигатели пока не пускать. Гаврилов!

– Здесь! – ответил командир батареи зенитчиков.

– Снимай орудия с позиций вручную, подкатывай к «студерам» и цепляй. На ЗиСах, Овечкин, поставь заряды и оставь по своему человечку. Если завязнут, то пропускать колонну и взрывать. Водил предупреди, чтобы осторожно. Запуск двигателей по моей команде, отходим к Осье. Вадим, выдвигай туда группу, немедленно. Определись до нашего подхода с целями. Времени будет мало. Прорываемся до просеки и уходим в Мясной Бор, как шли сюда. Вопросы есть?

– Вопросов нет, капитан.

– Начинаем!

Уже в Осье потеряли еще один КВ на мине. Пришлось подорвать. Но прорвались. Потери есть, но относительно небольшие. На месте получили указания следовать в Захарьино. Там оказалось куча начальства, в том числе Евстигнеев. Петр Петрович выслушал доклад и устало махнул рукой:

– Ты сегодня столько врагов нажил, Максим!

– Когда успел? Вроде только вышел из боя.

– Говоров собрал командующих и объявил, что фронтовая разведка и спецгруппа выложила им Подберезье и Новгород на блюдечке, а они все это проср…ли. В общем, он снял Галанина, объединил все три армии в группу, командует Мерецков – прислали из Москвы. Морду вымой, на черта похож. Ты зачем все время мажешься сажей перед боем?

– Чтоб лицо в ночном бою не блестело.

– Пошли, Мерецков вызывает, знакомиться хочет.

Протер лицо снегом, но только больше размазал грязь, плюнул и пошел так. Мерецков в блиндаже был не один, с ним находился капитан госбезопасности. Я представился:

– Капитан Иволгин, фронтовая разведка.

Тут же последовал наезд:

– Почему не выполнили приказ, капитан? Почему без приказа отошли?

– Какой приказ, товарищ генерал?

– Взять Подберезье!

Я развязал завязку на «лешаке» и ощупал петлицы: как было по одной шпале на каждой, так и осталось! А я уж, грешным делом, подумал…

– Что вы там копаетесь?

– Проверяю: не появились ли у меня звездочки или ромбы на петлицах! Моя рота не имела такого приказа, товарищ генерал. Единственный приказ, который я получал, вот! – я достал из командирской сумки расшифровку приказа: «Поддержать огнем и гусеницами атаку частей трех армий на южном фасе УР». – Атаки не последовало, последовала атака немцев со стороны Новгорода и УРа. Затем прикрывавшие нас лыжные и танковые батальоны легких танков получили приказ на отход и отошли за Волхов, соединившись с частями 52-й армии. Наша техника туда отойти не могла, мы отошли к Долгово и заняли там круговую оборону. Там получен второй приказ на отход к Мясному Бору. Вот он. Так что все приказы, полученные мной, я выполнил. Второй вопрос: я не понимаю, почему вы задаете мне эти вопросы. Я командир отдельной роты фронтовой разведки. Получал и исполнял приказы от своего непосредственного начальника – генерал-майора Евстигнеева, который находится здесь. Никаких претензий мне он не высказывал. Не было атаки! Пятьдесят вторая ударила на Новгород, 59-я пошла вправо на Лугу, а четырьмя танками и двумя самоходками атаковать позиции почти полнокровной дивизии – такого приказа мне никто не давал. Как и приказа атаковать Новгород.

– Что ж, капитан! Удобная позиция! У вас в Трубичино было четыре лыжных батальона и почти тридцать танков!

– У меня? – Я выдернул из-под «лешака» петлицы. – У меня было четыре танка, две экспериментальные самоходки, четыре зенитки и четырнадцать крупнокалиберных пулеметов. И никакого приказа атаковать УР я не получал. Вообще не было связи. Немцы из Новгорода глушили все белым шумом. Связаться удалось на запасной волне, немецкой. Я – капитан, а не генерал, я не мог командовать не приданными мне частями. У них свои командиры.

– Мне кажется, – вставил Петр Петрович, – что разговор уходит совсем не туда, товарищ генерал-лейтенант. Я не мог отдать такой приказ капитану Иволгину, я находился в Ленинграде, о том, что происходит здесь, узнал из сообщения Иволгина. В том, что управление боем было потеряно, капитан Иволгин не виноват. Виноваты совсем другие люди, и вы это прекрасно знаете.