– Вы отдаете себе отчет, Гюнтер? Мне потребовалось немало усилий, чтобы организовать, не вызывая подозрений, на месте расстрельной зоны пионерский лагерь. Да еще в такое время, когда в стране голод. Вы слышали, что у русских дошло уже до каннибализма?
– Вы же знаете, господин Колчин, что это не относится к сфере моих научных интересов.
– Массовое раскулачивание, продразверстка, принуждение к вступлению в колхозы… Все это опустило простых людей до последней черты, когда стираются моральные грани запрета на поедание себе подобных. Как мне докладывают осведомители из НКВД, такие случаи нередко случаются, особенно на Украине. В республике, где, казалось бы, по урожайности проблем с голодом не должно было быть! Однако Сталин силой забирает весь хлеб у населения, и гонит эшелонами на продажу к нам в Германию, в обмен на наши технологии и специалистов. А Вы требуете увеличения лагеря! Кто их будет кормить? Вы?
В ответ Лаукин отрицательно замотал головой.
– Так можете прямо идти в местный Комиссариат Внутренних Дел и сообщить… Что, видите ли, детей не хватает для опыта. Поэтому группа германских ученых решила взять над ними шефство.
– Тогда как мы выйдем из ситуации?
– Вас сюда назначили, чтобы думать и решать научные проблемы. Найдите способ увеличить мощность ментального поля другим путем и поскорее! Детей скоро придется отправлять обратно по домам. Если у Вас все, то можете быть свободны.
– Нет, еще вопрос. Я хочу обратить Ваше внимание еще на одно странное обстоятельство. Приборы измерения напряженности не улавливают постоянную величину, как это должно происходить при идеальных условиях опыта. Их стрелки каждый раз колеблются, обозначая разные показания. Складывается ощущение, что не все, в момент включения экспериментальной установки, находятся в состоянии сна. Вы можете обеспечить глубокий ночной сон для всех без исключения людей, находящихся в лагере?
– Странно. Химики меня уверяли, что разработанное ими снотворное должно действовать безотказно. Его в определенном количестве добавляют перед сном на ужин в кашу. Вероятно, как всегда бывает у русских, персонал ее разбавляет, чтобы покрыть недостачу. Придется рекомендовать увеличить дозировку препарата. Хорошо, сделаем. У Вас все, коллега?
– У меня еще вопрос, профессор, вчера я поднимался в верхний ярус бункера, чтобы осмотреть антенну излучателя. И обнаружил в надземной надстройке динамитные шашки, прикрепленные к оборудованию и стенам помещения. Этого количества хватит, чтобы обрушить бункер и погрести всех нас под землей заживо. Вы не опасаетесь, что это может привести к непроизвольному взрыву по причине случайного срабатывания или пожара у русских?
– Молодой человек, в Вашу компетенцию не входит оценка безопасности секретного объекта. Вам платят за риск, и впредь прошу не совать свой нос не в свое дело. Уверяю Вас, самопроизвольно взрывное устройство не сработает, а от пожара снаружи оно защищено. Даже, если весь лагерь сгорит дотла, в помещении бункера температура не поднимется. Все, что Вы там наверху заметили, должно сохраняться в глубокой тайне. Вы свободны, можете идти.
Когда дверь в отсек закрылась за Лаукиным, Вальдемар стал нервно перебирать соединенными между собой фалангами пальцев обоих рук: «Гюнтер увидел больше, чем ему положено. Еще не хватало, чтобы об этом услышал остальной персонал бункера. Необходимо проследить за ним и ограничить контакты с другими учеными. Хотя это может значительно затормозить реализацию проекта. Им не нужно знать, что это просто необходимые меры предосторожности, на случай непредвиденных проблем со стороны русских. И, конечно же, им совсем необязательно ведать, что существует еще один тайный выход на поверхность».
Освещение в бункере было хорошим, но Колчину больше нравился приглушенный свет. Поэтому при планировке его жилого модуля, инженеры предусмотрели специальный регулятор на рабочем столе. Кроме того, там установили пульт со всем необходимым для дистанционного управления подземной базой, включая переговорное устройство, а также оборудование для прослушивания рабочих помещений.
Покрутив ручку регулятора, Вальдемар добавил яркости и приступил к подготовке отчета Вальтеру Вюсту. Нелегко будет объяснить руководству, что после колоссальных затрат и кучи проделанной работы не хватает самой малости – ста детей.
Глава 7
День ХХ, Июнь 1939 года, детский пионерский лагерь, аномальная зона «К», СССР.
«Множество всадников скачут во весь опор по засеянному полю, вытаптывая копытами лошадей молодые всходы. Топот, крики и гиканье слышно со всех сторон, сверкающие сабли описывают круги, рассекая со свистом воздух. Город совсем близко, уже видны его дома и золотистые купола церквей. Между постройками мелькают его жители, они не пытаются спастись от надвигающейся лавины. Стоя на коленях, люди хором молятся своему богу…».
Снова этот странный и тревожный сон заставил проснуться посреди ночи семилетнего Эрика. Что-то пугающе-предостерегающее было в нем. Как будто кто-то заведующий детскими снами постоянно пытался его о чем-то предупредить, периодически транслируя уже заезженный сюжет в маленькую мальчишескую головку.
Из раза в раз он наблюдал во сне за развивающейся перед глазами трагедией. В теле могучего воина он стремительно двигался на коне к месту резни в группе, с такими же жаждущими пустить чужую кровь, всадниками. При этом его сознание остро сопереживало за тех, кто был в городе. Оно хотело крикнуть им: «Спасайтесь! Бегите!», но голосовые связки воина отказывались повиноваться. Однако его слух улавливает странные мелодию и слова, напеваемой людьми молитвы.
Потоки непонятной информационной матрицы ритмично врезаются в мозг, эхом отдаваясь в сознании, как в пустом зале. Множество голосов незаметно из разобщенного многоголосья сливаются в один неземной сильный голос, который, пробивая пространственные и временные барьеры, сотрясал, казалось бы, все мироздание.
Затем, перегруженный детский разум, наконец, осознает, что ему, Эрику, как личности из другого времени, тут делать нечего. Он стирает из памяти следы неуловимой гармонии, тем самым, разрушая мелодию и выбрасывая за пределы сновидения.
Хоть мальчик и был еще юн, но по уму и сообразительности не уступал взрослым. Его родители, немецкие инженеры Рудольф и Марта Шварц, приехали работать в эту страну по пятилетнему контракту. Но взятые ими на себя обязательства закончить требуемый объем работ загнали их в кабалу и задержали молодоженов тут на десяток долгих лет. За это время в их семье случилось радостное прибавление. Сын родился очень смышленым, здоровым и крепким. Быстро впитывая в себя знания как губка, он к пяти годам освоил сразу два языка: немецкий и русский. К моменту поступления в школу, ребенок в развитии ушел далеко вперед, значительно опередив своих сверстников.
Папа с мамой были полны радостных эмоций, глядя на успехи своего чада. Учителя, поражаясь его умственным способностям и хорошей памяти, называли заграничным словом – wunderkind.
В качестве поощрения за высокие показатели сына в учёбе родителям некий высокопоставленный камрад немецкого происхождения, занимающий пост в сфере образования, предложил на лето отправить Эрика в пионерский лагерь, где отдыхали одаренные дети ученых и видных чиновников. На что «муттэр и фатэр» с радостью согласились, это было для них пределом мечтаний.
По правде сказать, в отличие от Эрика, каждый из юных дарований, зачисленных в пионерлагерь «Соколенок», получили путевку сюда благодаря «неординарным» умственным, творческим или организаторским способностям их родителей. Эти безбедные функционеры и застрельщики, вращаясь среди высшего руководящего звена государства, имели, как соответствующие связи, так и доступ к различным «народным» благам, которыми пользовались при первом же удобном случае, обладая присущим чиновникам такого ранга характеризующим набором человеческих качеств – снобизмом, высокомерием, надменностью. Номенклатурные передовики на генетическом уровне передавали своим чадам стойкую «особую любовь к выходцам из простых рабочих.
