— Как она умерла?

Голос Дакаруса Крандора ровен и безэмоционален. Он слишком давно король, чтобы показывать свои истинные чувства. Даже с другом.

— Быстро, — ответил Седрик. Он явно устал, но не садился в присутствии своего короля.

— Есть вероятность, что тут не замешан Орден?

Седрик Сонд твердо ответил:

— Никакой.

Помолчав, добавил:

— Я видел тело, ваше величество. Маги не хотели, чтобы это выглядело как убийство, леди просто ослаблена родами и умерла от болезни. Но я знаю признаки. Ее отравили магией.

Дакарус кивнул.

— А… мой сын?

— Он жив. И я взял на себя смелость привезти его в замок.

Дакарус наконец-то повернулся к Седрику, нахмурившись.

— Ты уверен, что это хорошая идея? Пока никто не знал о мальчике…

Но Седрик прервал короля резко и бесцеремонно:

— Орден знает. Возможно, его не уничтожили только потому, что он не представляет опасности, и ты сам не привязан к нему так, как к ней.

— Я хотел жениться на ней, — сказал Дракарус. И его тихий голос ничуть не походил на голос властного владыки Менладриса.

— И маги узнали. А у них другие планы. Но мальчишка им не нужен — пока что. Но я знаю, ты себе не простишь, если с ним что-то случится.

— Дети не должны страдать из-за ошибок отцов.

— Но всегда страдают, — пожал плечами Седрик. — У тебя будут и другие дети. И они снова невольно заставят тебя идти против магов. Будь осторожен.

Дакарус усмехнулся:

— Это предчувствие?

— Уверенность.

…Я снова видел отца, но теперь куда старше, почти таким, как его запомнил я сам. Он стоял в поле, оставив охрану из гвардейцев далеко в стороне вместе с лошадьми. Дакарус смотрел… я не сразу понял, что видел себя самого и Элерис со спины. Мы сидели с ней рядом, и сестра наклонилась, о чем-то шепча на ухо, так близко, что наши плечи соприкасались, а ее волосы щекотали мою шею. Когда она отстранилась, Дакарус нахмурился, увидев, как мы держимся за руки.

Я хорошо помнил эти прогулки: отец часто брал нас с Элерис верхом прочь из замка. Мы любили это. Можно было представить, что нет никакого королевства, нет обязанностей и обязательств, есть только мы и небо.

В детстве такие прогулки были частыми, потом их стало меньше. Я уезжал на границу, где нашел применение всем своим навыкам. Но сам хорошо помнил эту прогулку: едва ли не единственную и последнюю втроем, когда я только вернулся. А до смерти отца оставалось не так много времени.

Дакарус нахмурился, увидев наши сцепленные пальцы, в руках он крутил письмо с печатью Ордена. Но потом внезапно улыбнулся и, скомкав бумагу, убрал ее. А под его ногами распускались алые цветы, будто волнами расходясь от наших с Элерис фигур.

Я открыл глаза, и мне казалось, еще чувствовал запах полевых цветов.

— Кир…

Поморгав, я сфокусировал взгляд на бледном, но радостном лице Элерис. Кроме нее в комнате, кажется, никого не было.

— Ох, Кир!..

Она прильнула, прижалась ко мне, доверчиво, как только могла. Я неловко гладил ее по спине, успокаивая. Потом Элерис отстранилась и серьезно сказала:

— Не пугай так больше.

— Постараюсь, — слабо улыбнулся я. — Что… нет, подожди, кажется, я видел тебя и Алавара. Разрозненные куски и видения.

— Знаю. Я чувствовала.

— И раз я очнулся, значит, у тебя и Мертоса получилось.

— Думаешь, стоит его наградить?

— Точно обратить внимание.

— Надеюсь, его снадобье нам больше не понадобится. Но я бы предпочла быть готовой.

Я согласно кивнул и прикрыл глаза, еще ощущая себя слишком усталым для долгих бесед.

— Отдыхай, Кир, тебе надо набраться сил. А я посижу тут.

— Тебе надо заниматься королевством.

— Дела подождут.

Но когда я очнулся в следующий раз, то увидел не Элерис, а Алавара. Он с увлечением вычерчивал какие-то символы над столом, но я не мог видеть, что там лежит. Хотя не удивился, будь это всё тот же кинжал или еще какой артефакт.

Он услышал, как я пошевелился, и тут же поднялся.

— О, Киран! Я пообещал Элерис, что прослежу, чтобы ты поел. Иначе она меня вздернет — и я не хочу проверять решительность королевы.

Я чувствовал себя куда лучше, а тарелка с супом только подняла мне настроение. Алавар тем временем пересказывал замковые сплетни, но как я понял, за те десять дней, что я был без сознания, ничего серьезного не произошло.

— Я хотел поговорить с тобой, — сказал я. Сил на длинные разговоры особенно не было, но и оставлять на потом я не хотел. Слишком важным казалось. — Я говорил с Нирой Ялавари перед тем, как на меня напали. Она поставила твой блок.

Алавар тихо выругался, хотя не удивился. Но я еще не закончил:

— Она призналась в убийстве короля. Мой отец не хотел выполнять планы Ордена, и его убрали. Ты знал об этом?

Он не ответил, но отвел глаза, и это стало красноречивее тысячи слов.

— Ты знал, — прошептал я. — Всё это время.

Алавар наконец посмотрел твердо на меня.

— Это было решением Ниры. Но Орден знал. Кто не знал, тот догадывался. Поэтому потом я решил, что она по какой-то причине решила убить и тебя с Элерис…

— Хватит, — устало сказал я и прикрыл глаза. — Просто уйди.

Я слышал, как он колебался, но все-таки не стал возражать и тихо поднялся. Но я выдохнул только в тот момент, когда тихонько стукнула дверь.

— Киран!

Мне казалось, я задремал всего на минуту, но, когда открыл глаза, за окном уже густились сумерки. А перед мной маячило бледное испуганное лицо сестры. Случилось что-то действительно значительное, если она пришла и разбудила меня.

Ее тонкие пальцы цеплялись за мою руку.

— Киран! Нира Ялавари мертва. Ее зарезали в собственной комнате.

========== 21. ==========

Когда дыхание иссякает, тело умирает. Становится пустой плотью, отдающей последнее тепло этому миру. Боги справедливы и возносят дыхание человека в Огненные чертоги. Но боги мудры и оставляют оболочку, чтобы живые могли скорбеть.

Обмажьте мертвецов золотом, чтобы боги могли увидеть их.

Коснитесь в последний раз хладных губ.

Не жалейте мертвецов, но плачьте о них.

Не сохраняйте только тел магов — их дыхания станут самими Огненными чертогами. Сжигайте их тела. И не плачьте о магах.

Я слушал слова Верховного Жреца отстраненно, как будто это вовсе не я стоял среди погребальной процессии. Может быть, еще не осознал, что Нира Ялавари мертва. А может, во мне просто слишком много настойки, которой напичкали лекари. Они протестовали, чтобы я ехал в Храм на церемонию, утверждали, что я недостаточно восстановил силы.

Но я не мог пропустить погребение Верховного Мага. Никак не мог. С ним тянули и так как можно дольше — знаю, на этом настаивала Элерис.

Теперь она стояла передо мной, с идеально прямой спиной и высоко поднятой головой. Когда мы бывали наедине, я любил целовать ее позвонки, от шеи опускаясь ниже. Но сейчас королева была закована в ткань и металлические цепочки, обильно украшавшие платье.

В Храме собрались все. Точнее, в специально отведенном для подобных церемоний внутреннем дворе. Он не мог вместить всех желающих, но я заметил и Джагена с Таль, и Эльдо Руариса, и некоторых министров и вельмож.

По другую от меня сторону от тела стоял Алавар Вейн с непроницаемым выражением лица. Я так и не говорил с ним с тех пор, как пришел в себя, а он подтвердил, что знал о смерти отца больше, чем говорил. Сегодня он надел темный мундир, как и все маги.

За спиной Алавара маячил Сол, бледный, как будто напуганный. С ним я не говорил уже давно, и стоило это исправить.

По центру двора расположилось возвышение с телом Ниры Ялавари. Ее пальцы и виски золотились, а на шее отчетливо виднелся след. Мне еще предстояло расследовать это дело: рядом с покоями не оказалось гвардейцев, которые могли бы видеть убийцу — мне не приходило в голову охранять Верховного Мага.