А в следующее мгновение Пелька забыла и про флейту, и про Арея, и даже про то, где она находится. Её вдруг ослепило сияние — краткое, но чистое, ясное, как первый луч солнца после дождливой ночи. На дне ларца лежали крылья. Всего пять пар — крохотные, похожие на амулеты, но выглядевшие, как настоящие. Их свечение то тускнело, то вновь набирало силу, однако это мерцание завораживало так же сильно, как блестящие грани дарха. Только свет крыльев был животворящим, теплым, надежным. От него невозможно было оторваться.

Пелька потрясенно взглянула на барона мрака. Горечь и тоска на его лице впервые проступили так явственно, так четко. Не сокрытые больше за маской иронии и тьмы, они разливались, выходя из берегов, пока, наконец, не затронули глаза, блеснувшие опасной влагой.

Девушка по-прежнему молча смотрела на него, ожидая ответов на незаданные вопросы, и он заговорил, с трудом прочистив горло:

— Это крылья стражей света. Мои трофеи. По приказу Лигула их нужно доставлять в Тартар, чтобы они хранились там без возможности возврата. Но я… я не смог. Я не отдал их свету и не передал мраку. Я оставил их у себя, сам не знаю зачем. Ведь я не могу коснуться их, не могу использовать их силу. Даже…

Мечник протянул пальцы, указывая на крылья, лежавшие в стороне от прочих. Они были золотыми, как и остальные, но их сияние почти угасло.

— Это мои.

Пелька затаила дыхание и не шевелилась, боясь спугнуть неожиданное откровение его души. Однако Арей замолчал, и тогда, отставив ларец в сторону, девушка придвинулась к нему, не замечая, как спала простыня, укрывавшая её тело. Дотронувшись до его щеки, она шепнула:

— Расскажи мне. Поделись со мной — пусть это будет нашим общим.

Барон мрака покачал головой:

— Ты не поймешь. Не сможешь понять, ведь даже я сам до конца не могу.

— Нет, — её пальцы надавили сильнее, вынуждая его повернуть голову и взглянуть ей в глаза. — Нет, я не пойму всего, ты прав. Но я смогу разделить с тобой эту тяжесть. Я хочу этого, позволь мне, Арей.

Тихий, нежный шепот Пельки убаюкивал, давал надежду. Будто сам Творец раскрывал ему врата райского сада, в котором усталый путник смог бы, наконец, отдохнуть от тягот отверженности и одиночества.

И мечник заговорил. Он рассказал ей всё, всю историю с самого начала. О Сотворении, о том, как они любили и почитали того, кто создал всё, служа его благим идеалам. Как совершенны были небесные своды, раскинувшиеся где-то там, за границей облаков, и насколько прекрасна была необъятность безликой вселенной.

Он поведал ей, как появился человек, и как дарованная ему вечность в виде яркой песчинки разрушила безмятежное существование. Раскол, прошедший между стражами света, привел к краху, и небеса разверзлись, изгоняя падших стражей на землю. Скорбь пропитывала каждое слово рассказчика, когда он заговорил о страшных изменениях, коснувшихся его товарищей; о том, как жестокость породила первых убийц, и как начал меняться мир под влиянием распространявшейся тьмы. Как, в конце концов, изуродованные и проклинающие всё и вся, они спустились в расщелину под землей и назвали её Тартаром.

— Я не пошел с ними, — усталый, осипший голос Арея звучал едва слышно. — Я остался наверху и в тот же день обрубил свои крылья. Зная, что произойдет с ними вскоре, я не хотел ждать и видеть их смерть. Ларец, в котором они хранятся, я изготовил ещё в Эдеме и, когда нас изгнали, забрал с собой. Флейта тоже моя. Когда-то в порыве гнева и злости я перерубил её мечом, но затем склеил вновь. Я ни разу не играл на ней с тех пор, как… Вот и всё.

Тишина, наступившая после его слов, была такой плотной, что её можно было резать ножом. Подавленная и притихшая, Пелька сидела в углу кровати, обняв руками колени. За окном, не прикрытым ставнями, всё ещё плескалась темнота, однако самый краешек горизонта едва заметно порозовел, возвещая наступление нового дня. Целая ночь вместила в себя рассказ о бессмертной жизни.

Девушка плакала, не в силах сдержать рвущуюся наружу боль. Арей не пытался успокоить её или утешить. Он просто смотрел, как худые ладошки трут глаза. Наконец, тонко вздохнув, Пелька бережно сложила флейту в ларчик и аккуратно отодвинула его в изножье. А затем придвинулась к мечнику, обхватывая ладонями его лицо, заглядывая в глаза, в самую суть его изорванной души.

— Теперь я понимаю, — тихо сказала она. — Теперь я знаю твою историю и понимаю, почему ты боялся привязываться. Ты не можешь отпустить себя и не хочешь повторения страданий. Ты не захочешь полюбить меня, — закончила она, и её ореховый взгляд снова затуманился от набежавших слез.

Она заморгала в попытке удержать их. Арей покачал головой, крепко сжал губы, не в силах справиться с собой.

— Пелька, — прошептал он в конце концов, — слишком поздно. Как я могу не любить тебя?

Он притянул её к себе в неуклюжем и отчаянном поцелуе, и соленые капли текли по их соединенным губам. Девушка цеплялась за его плечи, жалась к нему, боясь отпустить.

Когда они отстранились друг от друга, мечник запустил пальцы в её темные волосы, прижимая Пельку к своей груди. Они лежали так, пока слезы на щеках девушки не высохли и скопившаяся усталость не сомкнула её веки. А барон мрака пролежал всё утро без сна, оберегая возлюбленную, слушая её мерное дыхание.

Он вспомнил, когда последний раз был так спокоен и счастлив.

Много-много столетий назад.

До того, как лишился крыльев.

В Эдеме.

========== 12. Янтарный закат ==========

Тлеет утренний свет, и с холодных небес

Льется вниз моя тоска.

Я ловлю её след, но и след уж исчез,

Как весенняя гроза.

В низинах у Лысой Горы началось половодье. Пролетел незаметно январь, за ним февраль, и март стремительно и смело потеснил их, вскрывая толстую корку льда, зазывая обратно домой перелетных птиц. Он, как озорной мальчишка, промчался по земле, возвращая к жизни замерзшие почки, постучался в окна домов робкой капелью.

Магия этого места все сезоны делала карикатурно-идеальными, и сменяли они друг друга без опозданий. А потому уже в первых неделях марта солнце начало светить дольше и сильнее, пробуждая от зимней спячки городок и его жителей. Стылая земля напитывалась соками разлившихся рек, и вскоре из-под неё вылезли, как подснежники, первые мертвяки. Пройдет ещё немного времени, и они запрудят улицы Лысой Горы. Снова на каждом углу расположатся торговцы со своими нехитрыми товарами в виде сушеных глаз великанов или ногтей леших. Мавки неприятными кучами тряпья опять начнут ползать по камням мостовых в поисках того, чьей энергией можно полакомиться.

Но пока весна ещё только вступала в свои права, и дразняще-радостный звон, казалось, висел в воздухе, а послеполуденное солнце заливало каждый уголок окрестностей. Один из тысяч его лучей проник сквозь полуоткрытые ставни старого трактира, пробежал по каменному полу, коснулся кровати и скользнул по лицу темноволосой девушки. Её щёки раскрасил нежный румянец сна, грудь спокойно поднималась и опускалась. Луч на мгновение дернулся в сторону, а потом вернулся к девичьему лицу и пролег по нему золотистым пятном. Его не спугнула даже внушительная тень, нависшая над спящей.

Арей ласково разглядывал Пельку. Во время дремоты её и без того юные черты становились совсем детскими и наивными. Протянув руку, мечник дотронулся до волос девушки, перебирая их и поглаживая голову.

- Пелька, - его тихий хриплый голос раздался над самым её ухом. - Вставай, моё сокровище.

Длинные ресницы дрогнули, приоткрывая недоуменный ореховый взгляд. Девушка сладко потянулась в объятиях барона мрака, скользнула теплыми со сна губами по его колючей щеке.

- Ты помнишь о прогулке? - поинтересовался Арей.

Глаза Пельки радостно вспыхнули, а через мгновение она ураганом стала носиться по комнате, торопливо собираясь. Мечник только хохотал, глядя на неё.