– Да ты сам дьявол, Эжен! – вскричал Барер. – Умный, беспринципный дьявол-искуситель! Мечтаешь совершить невозможное: свалить Сен-Жюста? То-то ты с таким энтузиазмом вызвался защитить моего агента, которого, к тому же, считал никчемным! Я еще удивлялся, с какой стати ты заинтересовался этим делом, а ты, оказывается, ловишь рыбешку покрупнее!

– Я не настолько наивен, чтобы полагать, что свалить Сен-Жюста так просто, – Верлена как будто даже оскорбили слова собеседника. – Это лишь первый пробный камень. Он может дать широкие круги и изрядно замутить воду. А может просто опуститься на дно, произведя лишь легкий всплеск. Второе более вероятно, но и это уже стоит многого. Сен-Жюст, скорее всего, оправдается от возведеннных против него обвинений: помянет свои былые заслуги, вставит три-четыре красивых фразы о любви к свободе, возможно, даже придумает объяснение нахождению у него королевских драгоценностей. Но тень подозрения на него будет брошена, и тень эта при удачном освещении может разрастись до существенных размеров. Члены правительственных Комитетов увидят, что их безупречный коллега не столь безупречен, неуязвимый депутат не столь неуязвим, чистый защитник народа не столь чист. А может, дело примет серьезный оборот. Может, его коллеги не захотят закрывать глаза на должностное преступление, за которым скрывается связь с роялистами, то есть заговор против нации. Все зависит от того, как преподнести нахождение у него драгоценностей ценой в состояние.

Барер поднялся с кресла и нервно расхаживал по гостиной, теребя подбородок. План выглядел безупречно, но что-то в нем не складывалось, не срасталось, что-то мешало его реализации. Вдруг он остановился и обернулся к невозмутимо сидевшему в кресле Верлену, поглощенному разглядыванием собственных ногтей.

– Верно, все зависит от того, как преподнести эту историю. И как же ты собираешься ее преподнести, Эжен? Не явиться ли мне в Комитет и не заявить ли без обиняков, что Сен-Жюст скрывает у себя драгоценности роялистов, полученные, несомненно, за службу делу монархии? Или лучше отправиться прямо в Конвент и разоблачить его перед всей Францией? Так я должен представить факты, чтобы они, подобно камню, брошенному в воду, дали круги?

Эти слова были сказаны со злой иронией, звучавшей осуждающе, даже обвиняюще, словно собеседник Барера уже был виновен в его еще не свершившемся провале.

– Думаешь, мне охотно поверят? – продолжал, все более распаляясь, депутат. – Выдадут мандат на арест члена Комитета спасения и обыск в его квартире? Думаешь, его отправят в Революционный трибунал? Надеешься на громкий процесс? Честнейший, благороднейший из Одиннадцати подкуплен роялистами! Неплохо, а?

– Ты злишься, Бертран, так как знаешь, что, заяви Сен-Жюст нечто подобное о тебе, ему бы поверили, – спокойно проговорил Верлен, оторвавшись, наконец, от изучения ногтей. – Трибунал бы тебе не грозил, но исключение из Комитета и весьма неприятное расследование было бы гарантировано. Впрочем, в одном ты прав: громкого разоблачения Сен-Жюста не получится. Для того, чтобы рухнула репутация, подобная его, горстки камней недостаточно. Да и тебе лучше всего остаться в стороне от этого дела. Членов Комитета можно оповестить и менее грубым способом.

– Я слушаю, – Барер вновь устроился в кресле.

– Думаю, ты согласишься со мной, что основным адресатом информации о нахождении у Сен-Жюста королевских драгоценностей должны стать два правительственных Комитета общественного спасения и общей безопасности.

Барер кивнул.

– Разумеется, оповестить Комитеты надо через третье лицо, которое никоим образом не должно быть связано с тобой. Камни нашли у человека, которого Сен-Жюст считает твоим шпионом, следовательно, желая докопаться до источника информации, он первым делом будет подозревать тебя. Этого мы должны избежать любой ценой.

Барер снова кивнул.

– Далее, – менторским тоном продолжал Верлен, – мы должны объяснить, каким образом камни оказались у него. Версия должна быть правдоподобной, естественной и… – он сделал короткую паузу, подбирая подходящее слово, – крайне неблагоприятной для Сен-Жюста. Ей предстоит, с одной стороны, убедить твоих коллег в виновности Сен-Жюста, а с другой – не позволить ему оправдаться от возводимых на него обвинений.

– Ты имеешь в виду анонимное письмо, адресованное, скажем, Вадье? – предположил Барер.

– Ненадежно, – отмахнулся Верлен. – Кто станет из-за какой-то анонимки обыскивать квартиру героя Рейна и автора доклада, отправившего короля на эшафот? Да ее просто отбросят в сторону! Нужен конкретный человек с именем и прошлым, который, к тому же, не проболтается, а также простая и в то же время изящная история перемещения камней из кармана роялистов в карман Сен-Жюста. Камни королевские, следовательно, они должны прийти из рук представителя высшей аристократии. Не стоит примешивать сюда всякую рвань, к которой драгоценности могли попасть нечестным путем. Такие не станут отдавать их Сен-Жюсту, да и он дел с ними иметь не будет.

Верлен выжидательно взглянул на депутата, ища согласия с приведенными доводами.

– Продолжай, – потребовал Барер.

– Итак, бывший аристократ с именем, в молчании которого мы можем быть уверены, – подытожил Эжен.

– Таковых на существует, – разочарованно отмахнулся Барер. – Другие предложения имеются?

– Лучше всего хранят тайну покойники, – невозмутимо продолжал Верлен, не обращая внимания на возражения собеседника. – Так что нам нужен живой дворянин вначале и мертвый на выходе. Это несложно устроить. Тюрьмы полны возможными кандидатами, готовыми на все в обмен на обещание освобождения. Достаточно уговорить одного из них купить свободу клеветой на Сен-Жюста. А когда дело будет сделано, я найду способ устранить доносчика. Что скажешь?

Барер молчал, покусывая губы.

– Что скажешь? – нетерпеливо повторил Верлен.

– План неплох, – выдавил из себя член правительства.

На лице Верлена появилась гримаса. Казалось, все его существо возмущенно вопило: «Неплох?! Да он гениален!» Барер прочитал адресованное ему немое послание и повторил с нажимом:

– Неплох. Слишком хрупок. На подобный донос никто даже внимания не обратит. Мало ли что придумают роялисты, чтобы опорочить члена республиканского правительства!

– Надо сделать так, чтобы на него обратили внимание, – настойчиво проговорил Верлен. – Главное, чтобы он попал в нужные руки. В руки того, кому подобная информация придется по душе. – Он помедлил: – У Сен-Жюста есть враги, особенно в Комитете общей безопасности. Обвинение в продажности, а если повезет, то и в симпатиях к роялистам, да еще с вещественными доказательствами! Даю голову на отсечение, Вадье не упустит такого подарка. Сен-Жюсту придется оправдываться. А когда у него найдут указанные в доносе драгоценности, доказать свою невиновность ему будет сложно.

– Я должен подумать, – Барер принялся медленно вышагивать по гостиной, в задумчивости ломая пальцы.

– Думай, – милостиво позволил Верлен. – Только не очень долго. Сен-Жюст ведь тоже будет размышлять, как поскорее избавиться от опасного сокровища. У тебя не больше пары дней, Бертран. Решать надо быстро. Будет непростительной ошибкой упустить такую возможность. Кроме того, – он поднялся с кресла, – не стоит забывать, что Сен-Жюст может попытаться использовать камни против тебя. Он ведь убежден, что их нашли у твоего агента.

Последняя фраза была сказана уже у дверей, за которыми посетитель и скрылся, взмахнув на прощанье рукой.

Оставшись один, Барер долго расхаживал по гостиной, подходил к окну, садился в кресло, в задумчивости покусывал ноготь большого пальца. Наконец, словно решившись на что-то, резко поднялся и позвал камердинера.

– Давай умываться, – приказал он. – Мне пора в Комитет.

29 плювиоза II года республики (17 февраля 1794 г.)

В то самое время, когда Бертран Барер ломал голову, как с наибольшей выгодой для себя воспользоваться оплошностью Сен-Жюста, Луи Антуан Сен-Жюст, не торопившийся, подобно своему коллеге, приступить к обязанностям управления республикой, тоже размышлял. Неторопливо намазывая дешевый серый хлеб маслом и попивая крепкий кофе, сваренный горничной, обслуживающей апартаменты в отеле «Соединенные Штаты», он искал разгадку головоломки, свалившейся на него ночью. «Стоит ли поиск информации о деятельности шпиона Барера времени и средств, которые будут на него затрачены?» – спрашивал себя Сен-Жюст. Даст ли он ключ к разоблачению нечистоплотности Барера? И если это так, какова конечная цель поисков? Чего он желает добиться? Изгнания Барера из Комитета общественного спасения? Получения против него грозного оружия шантажа? Или расследование покажет наличие столь тяжких преступлений, что жизнь Барера станет несовместима с общественным благом, и тогда… Кофе остывал на столе. Сен-Жюст в задумчивости расхаживал по гостиной, скрестив руки на груди. Каким бы ни оказался результат, заключил он, игра стоит свеч. Что бы ни выявило расследование, оно, безусловно, послужит республике, удалив от управления ею преступника, если Барер окажется таковым, или освободив от подозрений одного из вернейших слуг народа, если факты докажут его невиновность. Впрочем, усмехнулся про себя Сен-Жюст, последнее маловероятно. Драгоценности, изъятые у агента Барера, если и не являются неоспоримым аргументом в пользу связей одного из одиннадцати членов Комитета общественного спасения с роялистскими организациями, наводнившими Французскую республику, то безусловно свидельствуют о продажности депутата. Остается лишь доказать, что перед тем, как оказаться в кармане шпиона, камни прошли через руки Барера. И тут Сен-Жюст вынужден был расписаться в полном бессилии: ни одна, пусть даже самая тонкая ниточка не ведет к Бареру. Шпион умер, не оставив ничего, что могло бы помочь поискам, кроме…