Как это, должно быть, ужасно родиться тёмным эльфом, тем, кого всё считают чудовищем, тем, кого нужно просто убить, потому что вся их раса — зло. Как, должно быть, тяжело Элриону…

— Даже не думай, — процедил он сквозь зубы. Золотистые глаза неотрывно смотрели в огонь, от чего в них причудливо переливались красноватые блики.

— О чём не думать? — встрепенулась Куруми, она и не ожидала, что в её мысли кто-то так бесцеремонно вторгнется.

— Даже не думай жалеть меня, — скривился Элрион.

— Почему? — удивлённо спросила эльфийка, чувствуя, как алеют щёки и кончики ушей. И как он только угадал её мысли?

— Потому что жалость унижает, особенно жалость светлого эльфа. Сильный жалеет слабого, лучший жалеет худшего — никак иначе. Я не хуже тебя, и ты не настолько сильна, чтобы жалеть меня, так что прибереги свою жалость для тех, кто действительно её заслуживает.

Куруми поджала губы. Каждое слово Элриона холодком пробегало по её коже. Она знала, что, скорее всего, никогда не сможет понять его, так же как и он её никогда не поймёт. Между тёмными и светлыми эльфами огромная пропасть, которую никто не в состоянии преодолеть. Между тёмными и светлыми эльфами десятилетия раздоров и распрей, реки пролитой крови, тысячи сражений и море ненависти. Между ними с Элрионом едва ли несколько сантиметров. С этого расстояния Куруми вполне могла разглядеть, как напряжено тело эльфа, как он закусывает губу, старясь не проронить ни стона боли, стараясь всеми силами скрыть свою слабость. И то чувство, которое поднималось из глубины души Куруми, было вовсе не унижающей жалостью, обращённой от «лучшей» светлой эльфийки к «худшему» тёмному эльфу. Вовсе нет.

— Знаешь, полностью тебя понять я никогда не смогу, — после долгого гнетущего молчания сказала Куруми. — Но сейчас я понимаю твои чувства, а то, чего мне не дано понять, я смогу принять. Даже принять тебя таким, какой ты есть, я, наверное, смогу, — её зелёные глаза встретились взглядом с глазами Элриона, и Куруми мысленно взмолилась о том, чтобы красноту на её щеках можно было принять за отсветы от костра. — Так что это вовсе не жалость, а сострадание. И я не считаю тебя хуже себя, я считаю тебя… ну… равным.

Щёки эльфийки горели, а сердце учащённо билось, Элриона же это зрелище явно забавляло, на лице его расцвела насмешливая, но беззлобная полуулыбка. Куруми ждала от него какого-нибудь ехидного замечания, чего-нибудь едкого и ядовитого, но не дождалась. Эльф лишь усмехнулся и, закрыв глаза, опёрся спиной на стену пещеры. Каждое движение его было медленным и осторожным, он явно боялся потревожить раны.

— Твои проникновенные речи меня утомили, — наконец сказал он. Куруми хотела огрызнуться в ответ, но не успела, — хотя вышло убедительно.

***

Грудь Элриона медленно вздымалась, видимо, сон его был спокоен, лишь иногда на его лице появлялось болезненное выражение, но совсем ненадолго, почти мгновенно пропадая.

Куруми сидела рядом и смотрела то на костёр, то на выход из пещеры, в который никто так и не ворвался, то на спящего тёмного эльфа. Во сне Элрион казался абсолютно безобидным, его чуть заострённые черты лица будто смягчились, от напускных злости и раздражительности не осталось и следа. Сейчас Куруми назвала бы его даже милым.

Вот бы он всегда был таким — спокойным, умиротворённым даже, а не колким и нелюдимым. Тёмные эльфы же могут быть милыми. Куруми отлично помнила, что Элисия как-то рассказывала, что подружилась с одной очень хорошей тёмной эльфийкой. Куруми казалось, что и Элрион на самом деле не такой уж плохой, по крайней мере явно лучше, чем тёмные эльфы вроде Елены.

— О чём же ты так задумалась?

От этого вопроса Куруми вздрогнула, резко развернувшись на звук. Элрион вопросительно смотрел на неё, явно ожидая ответа. В этом взгляде не было ехидства или какой-то издёвки, только праздное сдержанное любопытство.

— О тебе, — неожиданно даже для самой себя ответила Куруми, нисколько не смутившись.

А вот Элрион смутился, по крайней мере, эльфийке так показалось. Он удивлённо моргнул, явно не ожидая такого ответа. Куруми усмехнулась, было очень забавно видеть выражение оторопи на лице Элриона, до этого выражавшем в основном раздражение.

— И что же, — начал он, придя в себя, — ты обо мне надумала?

— Что ты лучше, чем мог бы быть, — Куруми мягко улыбнулась, наблюдая, как Элрион демонстративно закатывает глаза.

— Не надо никаких «лучше» и «хуже», я совершенен и точка, — фыркнул эльф, потянувшись рукой к одной из ран, за что сразу же по этой руке и получил.

— Не чеши! — тон Куруми был строгим, даже приказным.

Элрион отдёрнул руку и наградил эльфийку очередным недовольным взглядом, она же лишь мысленно усмехнулась нахлынувшему на неё чувству дежавю.

— Ладно, — выдохнул Элрион после недолгого молчания, — выкладывай уже, что тебе от меня нужно.

— Мне нужно от тебя две вещи, — сердце Куруми забилось чуть быстрее обычного. Обе эти просьбы были чрезвычайно важны для неё, от одной из них даже зависела её судьба, по крайней мере, самой Куруми так казалось. — Я оказала тебе две услуги — перевязала раны и помогла с укрытием, так что и к тебе у меня две просьбы.

— А ты не промах, — Элрион криво усмехнулся, — для светлого эльфа.

— Для начала я хочу, чтобы ты рассказал мне о Трагедии Бессонной Лощины, — на одном дыхании выпалила Куруми. — И не думай отрицать или врать, я знаю, что ты там был!

Эльф подавился воздухом и закашлялся. Такого эффекта Куруми точно не ожидала и, испугавшись, кинулась к нему, но тот остановил её. Глаза Элриона чуть сузились, уголок губ скривился.

— И насколько много ты уже знаешь? — спросил он, отдышавшись.

— Знаю всю историю с точки зрения члена атакованного отряда, — начала Куруми, — я хочу знать, что ты делал там? Почему был в отряде Елены?

— Пожалуй, это будет долгая история, — Элрион сокрушённо вздохнул и задумчиво провёл рукой по волосам. — По крайней мере, она однозначно будет дольше, чем мне бы того хотелось.

— Ничего, у нас достаточно времени, — заверила его Куруми, — в таком состоянии тебе всё равно стоит отлежаться.

— В таком состоянии мне не сбежать от тебя и твоих расспросов, — грустно усмехнулся Элрион, начиная свой рассказ.

***

Ты спрашивала, почему я был в отряде Елены. Я тебе отвечу, всё потому, что Елена моя наставница. Даже, пожалуй, больше, чем просто наставница. Она та, кто был рядом сколько я себя помню. Думаю, она значила для меня куда больше, чем я для неё, но меня это никогда особо не волновало. Я множество раз выполнял её поручения, пусть даже они были опасны для жизни. Рисковать ради неё было даже приятно.

Но с тем походом всё было не так. И поход, и атака на отряд — всё было придумано и подстроено не наставницей… не Еленой, а кардиналом.

Я видел этого типа пару раз, мельком, издали, но мне хватило, чтобы понять, что он мерзкий. Хуже любого тёмного эльфа, хуже самой Елены, хуже всех, кого мне доводилось встречать. От него за километр разило гнилью. И знаешь, мы убийцы, но он хуже, а хуже убийц могут быть только предатели. Только те, кто втираются тебе в доверие, а потом загоняют кинжал в спину по самую рукоять, потому что слишком трусливы, чтобы сразиться с противником один на один. Так вот, он из таких людей. Самая мерзкая человеческая порода.

Мне претило делать что-то по его указке, но Елену всё устраивало. Но нет, эта не та причина по которой я сделал то, что сделал. Вернее, это лишь одна из причин.

Знаешь, бывают такие просьбы, в которых ты не можешь отказать. Ну конечно, ты знаешь, сама заставила меня выполнять одну из таких. Так вот, Лайт тоже меня так «попросил». Он попросил меня остановить Аллена, когда всё станет слишком плохо, и я остановил. При этом сам чуть не умер, но братишку Лайта таки спас. Хотя всё это не очень-то похоже на спасение.

Да, не делай такие удивлённые глаза, Лайт обо всём знал. Подумай сама, как такой как Лайт мог не знать? Не перебивай, молчи, я знаю, что ты спросишь. Как же он мог допустить такое? Просто. Он просто мог, потому что так было нужно, причём нужно в первую очередь самому Аллену. Знаешь, у Лайта очень странные способы заботиться о дорогих ему людях, и вот это проявление его заботы. Аллен неосознанно подавлял свои способности, и это медленно убивало его, по-другому вряд ли бы удалось заставить его высвободить силу. Лайт сделал выбор. Между братом и несколькими чужими людьми он выбрал брата.