Ноэ ещё ни разу не видел, чтобы Юфи плакала и кричала, давилась словами и слезами. Да и, чего греха таить, не хотел бы видеть. Ведь, когда рядом с тобой плачет маленькая девочка, на которую свалилось столько взрослых забот — это ужасно, ещё ужаснее осознавать то, что ты ничем не можешь её утешить. Так же ужасно видеть в этой девочке себя несколько лет назад. Себя, плачущего над телом матери, заходящегося воем бессильной злобы и полного отчаянья, от понимания того, что уже ничего не можешь исправить, давящегося слезами и проклятьями, задыхающегося от ненависти к отцу, к богине, ко всему миру. Тогда Ноэ ничего не мог исправить, а теперь может ли он сделать хоть что-то, чтобы спасти этот ненавистно любимый жестоко-милостивый мир?

— Я уже не справилась! — Юфи ревела так же, как ревут все дети, сломавшиеся под гнётом взрослых проблем, и вытирала крупные слёзы маленькими ладошками. А Ноэ не знал, как её утешить, не умел. Такое уж у них с братом было разделение талантов, Лени умеет утешать, Ноэ — ранить. Всё, что он мог делать слушать, и он слушал. — Жасмин… она похитила девочку, девочку по имени Дейзи. Я не знаю, что она с ней сделает, но что-то очень плохое. Жасмин… я не думала, что она… что она может быть такой жестокой, она так легко расправилась с гвардейцами. Я не хочу впутывать в это ещё и тебя или кого-то другого из гильдии, но… Но, пожалуйста, помоги мне!

Последние слова дались Юфи с явным трудом, расцарапали горло изнутри и с болью сорвались с губ, слезами упав на песок, и утонули в громких рыданиях. Ноэ как никто другой понимал это чувство, нежелание впутывать во что-то действительно опасное тех, кто тебе дорог. Он бы тоже не стал рисковать кем-то из гильдии, но не собой. Своя жизнь для него уже давно была не слишком ценна, он жил лишь ради одной ужасной цели, сознавая насколько эта цель ужасна по сути своей, мечник думал, что лучше бы ему не жить вовсе. Так что, если он и пострадает — это будет нестрашно, ведь пострадать или даже погибнуть ради блага всего мира не так уж плохо.

— Конечно, — согласиться выходит удивительно легко. — Конечно, я тебе помогу. Я обещаю, что не дам никому разрушить этот мир, — тихо выдохнул Ноэ, осторожно гладя Юфи по голове, пока та, уткнувшись лицом ему в грудь, пыталась подавить рыдания.

***

В гильдийский дом все начали возвращаться только под вечер. Элисия, сидя на диване, наблюдала, как её встрёпанные, усталые, но уже не такие подавленные согильдийцы возвращаются домой. Этот дом истосковался по ним, да и сама Элисия истосковалась тоже, но всё равно не могла не чувствовать себя среди них лишней.

Особенно остро она ощутила это тогда, когда в дом вошли Фукуда и Лени. Чуть ли не смеющиеся клирик и воин, увидев её сразу же притушили свои улыбки, посмотрев на Элисию с каким-то непонятным натянутым сочувствием, словно вспомнив, что веселиться им сейчас нельзя. Нельзя, потому что главе гильдии сейчас тяжело и грустно.

Элисия чувствовала себя особо хрупкой вазой, которая может разбиться даже от слишком громкого звука, уж тем более от весёлого смеха. И вот, чтобы она не разбилась, к ней решили даже не приближаться, от греха подальше. Но Элисия решила с этим смириться, погоревать для приличия ещё с недельку, а потом отойти, успокоиться. Сделать всё так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что с ней на самом деле всё в порядке.

Больше всего волшебницу взволновал внешний вид Огами. Выглядел инквизитор, мягко говоря, неважно: кожа болезненно бледная, под покрасневшими глазами залегли тени, даже волосы казались не чёрными, а какими-то неясно серыми. Но на все вопросы Элисии клирик лишь отмалчивался, а свой внешний вид списал на обычную усталость. Элисия понимала, что он врёт, но говорить ничего не стала и просто отправила Огами спать.

Осколок зеркала истины жёг ей кожу через ткань кармана. Завтра. Она сделает это завтра. Завтра она обязательно раскроет все карты.

Последним в дом вернулся Ноэ. Было уже далеко за полночь, ужасно хотелось спать, но Элисия твёрдо решила дождаться всех. В гостиную Ноэ буквально ввалился, еле волоча ноги. Мечник скользнул по Элисии рассеянно-сонным взглядом, вряд ли даже различив её в темноте, и, всё так же тяжело переставляя ноги, отправился на верх.

Сама Элисия посидела в гостиной ещё немного, раздумывая обо всём, что произошло за этот бесконечно длинный и абсолютно бесполезный день, и, наконец устав от собственных мыслей, отправилась спать.

Сон навалился удушливой волной, как наваливается жаркий полдень в летний день. Элисия несколько раз просыпалась, даже не совсем понимая, что делает, в полусонном состоянии судорожно нащупывала под подушкой осколок и только тогда успокаивалась, снова проваливаясь в сон, как в бездонный омут. Но потом вновь, вздрагивая, просыпалась и начинала шарить рукой под подушкой. Ей всё казалось, что зеркало исчезнет. Волшебнице несколько раз снилось, что она не находит под подушкой ничего. А может, это ей вовсе и не снилось, и зеркало действительно исчезало, а потом появлялось вновь. Ведь чего только с этими магическими артефактами не бывает.

Даже утром беспокойный сон дал о себе знать. Он словно паутина оплёл не только всё сознание, но и, казалось, всё тело. Хотелось содрать с себя липкие обрывки сна, которые как нити паутины прилипли к коже. Холодная ванна более-менее помогла, но Элисия всё равно чувствовала себя крайне паршиво. Ей безумно хотелось спать, но она скорее бы отправилась в логово дракона, чем вернулась в обитель кошмаров, которым ей теперь представлялась собственная кровать.

Не представляя, чем займётся сегодня, Элисия спустилась в гостиную, где уже собралась большая часть гильдии. Согильдийцы весело обсуждали, взятые ими задания, причуды заказчиков, да и вообще планы на день. Элисию они даже не заметили.

Волшебница окинула всех присутствующий быстрым взглядом. В зале не хватало только близнецов и Огами. Отсутствию первых она даже не удивилась, наоборот, она была бы удивлена, если бы увидела воинов среди бодрствующих раньше обеда. А вот не найдя Огами, Элисия заволновалась. Вроде бы и ничего странного в его отсутствии не было, он просто очень устал и решил поспать подольше, но… Но какое-то невнятное нехорошее предчувствие шевельнулось в душе Элисии. Всего мгновение нерешительности и она вновь отправилась наверх.

Новое секундное сомнение одолело волшебницу у двери Огами, рука её замерла в нерешительности, но волнение всё же взяло верх. Стук вышел даже громче, чем Элисия рассчитывала. Нервный, обрывистый, почти истеричный стук.

— Да? — отозвался удивлённый голос Огами с той стороны.

— Это я, Элис, — немного дрожащим то ли от волнения, то ли от смущения голосом ответила волшебница, — могу я войти?

— Конечно, входи.

Элисия осторожно приоткрыла дверь, словно боясь, что на неё что-то упадёт, и зашла внутрь. В комнате Огами она была всего пару раз, потому что не имела обыкновения шастать по чужим комнатам. Она чувствовала себя вторженцем в личное пространство и внутренне ругала себя за то, что вообще решила сюда зайти. Но стоило ей только поднять глаза на клирика, как все сомнения её развеялись.

Он стоял около шкафа в полу-расстёгнутой рубашке, волосы его были встрёпаны, кожа такая же бледная, глаза всё такие же покрасневшие, с залёгшими под ними тенями. Весь его вид не мог свидетельствовать ни о чём кроме болезни.

— Ты куда-то собрался? — голос волшебницы мгновенно сменился с нерешительного на строгий.

— На задание, — ответил Огами всё тем же удивлённым тоном, явно не понимая чего от него хотят.

— Ты себя хоть видел? — Элисия вскинула на Огами серьёзный взгляд, но тут же его отвела. Какое-то странное чувство не давало ей встречаться с ним взглядом, и это было вовсе не смущение. — Ты абсолютно точно болен и абсолютно точно никуда не пойдёшь.

— Да ничего страшного со мной не…

— Это не обсуждается! — волшебница возвысила голос. Как бы ей сейчас хотелось метнуть в клирика грозный взгляд, но она не могла заставить себя поднять взгляд выше его плеча.