— Умрёшь через пару дней, или недель, или… сколько там вообще придётся находиться, ты знаешь? Как долго ты находилась рядом с Монолитом? Час? Два? Три — максимум, а потом лежала полдня с головной болью и… сядь уже, пожалуйста, успокойся и подумай.

Элисия не знала, что во всём этом удивляет её больше — то, что Элрион пытается вразумить Куруми, то, что она его, кажется, слушает, или то, что он сказал «пожалуйста».

Куруми опустилась на стул, с которого недавно так резко вскочила. Теперь её скрещенные руки выглядели так, будто она пытается ими защититься. От всех.

— Значит, все против меня, да? — она смотрела в пол, пряча взгляд.

— Мы пытаемся тебя защитить, — осторожно начала Элисия.

— А я хочу защитить вас! Но ты вечно отстраняешь меня, держишь подальше, так будто… — Куруми осеклась, оглядела затравленным взглядом всех присутствующих и бросилась прочь из гостиной. Элрион попытался схватить её, но не успел. Запнувшись о чью-то ногу, он чуть не упал, а когда восстановил равновесие, входная дверь с громким хлопком уже закрылась за спиной Куруми. Он выругался, сдавленно, но очень зло.

Элисия подскочила со своего места и тут же ринулась к двери, но Элрион жестом остановил её.

— Если пойдёшь сейчас, то вы только снова поругаетесь. Вам нужно успокоиться и подумать. Обеим.

Успокоиться. И подумать.

***

Куруми бегает просто невозможно быстро, особенно остро это замечаешь, когда гонишься за ней с больной ногой. А если вспомнить, что ногу эту повредил её же, Куруми, защищая, то становится даже не вдвойне, а втройне обидно.

Небесную гавань Элрион знал не то чтобы плохо, но хуже, чем все окрестные леса, шахты и штольни. Специфика образа жизни. Но вот любимые места Куруми он уже успел выучить, так что просто начал обходить их по очереди, без особой спешки. Заодно можно дать Куруми время остыть.

— Что, пришёл, чтобы сказать, что я идиотка?

Она нашлась на крепостной стене. Сидела, свесив ноги вниз и смотрела куда-то в сторону эльфийского леса, выглядя при этом очень спокойно и даже несколько отчуждённо. Ровно до того момента, как заметила Элриона. После этого её лицо тут же переменилось. Теперь же брови её были нахмурены, а глаза смотрели обиженно и даже почти зло.

— Именно, — бросил Элрион, прислоняясь спиной к стене.

От гнева у Куруми даже кончики ушей покраснели. Элриону это всегда казалось забавным.

— Конечно, я кажусь тебе идиоткой, — начала Куруми, и голос её немного подрагивал. — Ты просто не понимаешь, я лишь хочу…

— Защитить своих друзей, — закончил за неё Элрион. — Не смотри на меня так, я начинаю понимать всю эту вашу дружескую ерунду. Ты хочешь защитить их, они тебя — такой вот неразрывный круг получается.

— О, ну раз ты теперь такой понимающий, скажи, что мне делать? — Куруми всё ещё смотрела на него очень зло, но теперь эта злость явно была напускной.

— Ничего, — пожал плечами Элрион.

Злость во взгляде Куруми сменилась непониманием.

— Сиди спокойно и невы… — Элрион серьёзно задумался, подбирая цензурный синоним. Когда он злился, его начинало немного заносить, а сейчас он злился, хоть и не показывал этого. Потому что, почему он вообще что-то должен объяснять Куруми? Почему ему вообще есть дело до её чувств и отношений с друзьями? Это её друзья, в конце концов. И её жизнь, которой она так хочет бессмысленно рискнуть.

Он прокашлялся.

— Не ищи лишних неприятностей, — закончил он.

— Лишних, значит? — теперь Куруми выглядела скорее сникшей, чем злой, и почему-то это было ещё хуже. — Мне уже надоело всё время просто сидеть и ждать. Кажется, будто Элис не доверяет мне, всё время оставляя в резерве.

— Ты вообще знаешь, что такое резерв? — спросил Элрион и по выражению лица Куруми понял, что ничего она не знает. — Резерв — это то, что вытащит тебя из полной… — он снова задумался, подбирая подходящее слово, — в общем, из любой проблемы, когда ты уже явно не справляешься.

— Это, конечно, так, но Элис пока отлично справляется и сама… — сказала Куруми уже менее уверенно.

— Пока справляется, — повторил Элрион. И почему до неё так сложно было донести столь простую мысль? — А если что-то случится здесь, пока Элис будет в Туманных землях? Или что если она вообще оттуда не вернётся?

Последнее было явно зря, по лицу Куруми пробежала тень волнения и страха.

— Она просит тебя остаться здесь, потому что не может доверить этот мир никому, кроме тебя. Она верит, что ты сможешь завершить то, что не сможет она, понимаешь?

Куруми кивнула, и в этом жесте чувствовалась какая-то странная обречённая покорность.

— Ну вот и отлично, а теперь пойди и скажи это Элис, пусть она тоже порадуется, какая ты умная и понятливая девочка, — фыркнул Элрион и развернулся, собравшись уходить.

— Спасибо тебе, — эти слова заставили его замереть на месте. — Не только за это, вообще за всё. Я перед тобой в долгу, и… я рада, что ты рядом.

Кажется, теперь его собственные уши начали краснеть. Это какая-то совершенно дурацкая и нелепая общеэльфийская особенность.

— Не придавай этому слишком много значения, — он накинул капюшон слишком поспешно, и вряд ли это укрылось от глаз Куруми, — просто я к тебе привык.

***

Снег падал медленно, тяжёлыми, крупными хлопьями. Он лип к ботинкам и одежде, словно желая погрузить тебя в эту зиму целиком, поглотить тебя без остатка, до того, как наступит весна, и забрать с собой, чтобы ты растаял, бежал ручьями и ушёл в землю с талой водой.

Лайт улыбнулся. Он был к этому почти готов. Он был готов, пожалуй, даже немного больше, чем вообще можно быть, если речь идёт о таком важном событии, как собственная смерть.

Три надгробия — ровный ряд. Мать, отец и младший сын. Такая трагичная и гармоничная картина. Почти идеальная. Рядом с последним надгробием красноречиво пустое место, пробел, а дальше стена кладбища. Для завершения не хватает лишь одной могилы. Его.

— Скажи, ты это специально сделал?

Лайт проследил взгляд Аллена и понял, что брат смотрит туда же, куда и он мгновение назад. Он тоже понял композицию.

— Ты мог поставить мою, — Аллен немного запнулся на этом слове. Забавно, что за два с лишним года он так и не смирился с собственной смертью, — могилу в это пустое место, но поставил с другой стороны, рядом с могилой мамы. Ты будто оставил место…

— Для себя, — интонация вышла полувопросительной, Лайт криво улыбнулся, шрам почему-то дёрнуло болью. — Да, возможно, так и есть, но что такого? Кто-то возводит целые фамильные склепы, где места распределены на целые поколения вперёд. Пойми, братец, если в этом мире и можно что-то знать наверняка, так это то, что рано или поздно тебе понадобится такое вот место.

— Оставить место вот так, на неопределённое будущее, это на тебя непохоже, — сказал Аллен очень задумчиво, было забавно наблюдать за тем, как он хмурит брови, что-то напряжённо обдумывая.

— Да ну? Я питаю страсть к подобным красивым жестам, а это — определённо красиво, — Лайт усмехнулся. Выражение лица Аллена так и не изменилось.

— Да… а ещё ты питаешь страсть к длинным, многоступенчатым планам, продуманным на много шагов вперёд, — лицо Аллена помрачнело. — С самого начала…

Губы Лайта вновь разрезала улыбка.

— С самого начала, всё это было спланировано, — в голосе Аллена звучало что-то среднее между восторгом, осуждением и ужасом. — С самого начала, шаг за шагом, всё это должно было вести сюда, вести к твоей… смерти?

— Не переоценивай меня. В этом плане был ряд допущений, пару раз приходилось просто действовать по обстоятельствам. Но в целом, общая канва, скажем так, сюжета, действительно была спланирована мной с самого начала, — ответил Лайт, пожав плечами.

— Да уж, твои планы, это точно изощрённые способы самоубийства, — Аллен невесело усмехнулся. — И всё ради того, чтобы убить Игнасия?

— Всё ради мести, так будет звучать красивее и драматичнее. Хотя, впрочем, какая разница. Вы всё равно испортили грандиозный финал моего плана. А он был моей любимой частью, между прочим, — он посмотрел на Аллена почти укоризненно. Забавно, но за то время пока Лайт сидел взаперти, Аллен успел немного подрасти. Буквально на пару сантиметров, но если раньше Лайт смотрел на него сверху вниз, то теперь они были совершенно одного роста. И это казалось странным и непривычным.