День был пасмурный. В груди скребли раздражение и тревога: то ли из-за родителей, не отдохнувшие после работы, и отправившихся выполнять свой гражданский долг, то ли из-за Жени, так отчаянно стремившегося кому-то что-то доказать.

Дурное предчувствие, посетившее Миру не так давно, снова напомнило о себе. На месте ей не сиделось, делать ничего не делалось, и она очень обрадовалась приходу подруги. С ней всегда время летело быстро.

– Ну-с? Приступим? – с порога пропела она, элегантно снимая солнцезащитные очки.

– А очки тебе зачем? Солнца же нет.

– А это чтобы, так сказать, фары не потели. Но ты с темы не съезжай. Я тут столько всего принесла. – Она указала на свою "беременную" сумку, и, следуя в спальню, поманила Миру за собой. – Сегодня день экспериментов, детка.

– Боже, помоги, – прошептала Мира, всеми силами пытаясь стереть с лица кислое выражение.

"Эксперименты" на Люсином языке означали… Ну, то и означали. Еще с детства они одевались, раскрашивали лица и чудили на головах странные прически, подражали звукам животных и как минимум каждые десять минут грозились пойти в лес и показать местной публике, кто там главный.

Наряжаясь в мамины вещи и надевая каблуки (снова же мамины), они представляли себя взрослыми. Еле-еле переставляя ноги, они вышагивали по дому, махая и посылая воздушные поцелуи невидимой толпе поклонников, пока ноги не начинали буквально отваливаться, а лица болеть от тонны косметики.

Уставшие и обессиленные они устраивались на полу и, объедаясь шоколадным мороженным, ждали, когда мама Миры придет с работы и отмоет их.

Теперь же мамины вещи так на них не висели, да и каблуков имелась собственная коллекция. Люся так вообще никогда не носившая брюк, кроме как на ненавистной ею физкультуре, к каблукам относилась, как к чему-то святому, и всегда отчитывала подругу за ношение обуви без них, наотрез отказываясь воспринимать тот факт, что Мира и так была высокой.

Включив по громче песню The Siren группы Nightwish, они сели на пол, вывалив перед собой косметику, и приступили к эксперименту под кодовым названием "Выпускной".

Как уже говорилось, время с Люсей не просто мчалось, оно летело. Вот Мира в своем выпускном платье еще похожая на себя смотрела на часы, думая про обед, а вот уже она с боевой раскраской на лице и странным гнездом на голове тупо крутила в руках смартфон, так и не принявший за день ни одного звонка или сообщения, и не испытывала ни голода, ни желания смотреть на себя в зеркало.

– Глухо? – сочувственно спросила Люся, поправляя на голове шарф цвета баклажана, завязанный по-африкански. – Смотри, уже темнеет. Они вот-вот вернуться. Пошли по мороженку съедим. Только не забудь обуться. Нас еще толпа поклонников ждет. – Покачивая бедрами в своём малахитовом платье, она выплыла из комнаты.

Мира нехотя встала с пола, едва не запутавшись в платье, и достала из шкафа коричневые сапоги без каблуков. На ходу застегивая их, она вышла из комнаты и, не сделав и двух шагов, врезалась в Люсю.

– Ну, прямо дежавю какое-то! – возмутилась она, потирая плечо.

– Тише! – зашипела Люся. – Там кто-то есть!

Мира прислушалась, но кроме музыки из ее комнаты и напряженного сопения подруги, больше ничего не смогла услышала.

– Я ничего не слышу.

Внезапно раздался стук, да так неожиданно, что Мира подпрыгнула, а Люся намертво вцепилась в ее руку. И он был не единичный: что-то или кто-то методично стучал в стену дома.

– Откуда он идет? – шепотом спросила Мира.

– Кажется со стороны кухни. – Стук продолжался. Более того он двигался вдоль стены.

– Наверное, животное какое-нибудь. Надо посмотреть и прогнать его.

– Не надо, Мира, – взмолилась Люся. – Оно само уйдет.

– Не уйдет. Пошли. – Взяв подругу за руку, Мира решительно пошла вперед, но с каждым шагом ей все меньше казалось, что это было животное.

Стук прекратился так же внезапно, как и начался. Остановившись в метре от окна, они уставились на занавеску, мирно шелестящую от просачивавшегося из приоткрытого окна воздуха. Тридцать секунд, шестьдесят секунд, две минуты и… Ничего. Тишина полная.

И тут стекло как дрогнет! Подруги завизжали. Волосы по всему телу встали дыбом.

Человеческая ладонь, ударившая в окно, медленно сползла вниз, оставляя на стекле кровавый след. Потом послышался звук падения, и снова настала тишина.

– Мира, нет, – всхлипнула Люся, пытаясь удержать ее на месте.

Рывком открыв окно, Мира перегнулась через подоконник. Рассмотреть что-то было сложно. Свет от фонарей сюда не доходил, и относительно различимыми были лишь кучи прошлогодних листьев, собранных во дворе, а слабый свет из окна почти целиком закрывала собой Мира. Но что-то под окном все-таки лежало. То есть кто-то.

– Свет, Люся! Посвети!

Люся прошаркала к окну и дрожащими руками протянула ей телефон. Мира включила фонарик и вытянула руку перед собой. В вспотевшей ладони телефон не удержался и выскользнул, упав аккурат рядом с предполагаемым телом.

– Вот дерьмо! – выругалась она. Выбора не осталось. Надо было идти на улицу.

Люся выпучила глаза и открыла рот, но так и не смогла вымолвить ни слова, только отрицательно закачала головой, мол, не пойду. Впрочем, Мира и не рассчитывала на это. В их дуэте Люся была красивой, а Мира смелой.

Подобрав выпускное платье так, чтобы не запутаться в нем, Мира обогнула дом, и, подобрав телефон с включенным фонариком, направила его луч на человека, лежащего под окном. Его она сразу узнала. Ей даже подумалось, что она узнала его еще до того, как свет упал на его лицо.

Незнакомец из дома напротив лежал без сознания, опираясь головой на стену дома. Окровавленная рука так и застыла на стене, как будто все еще пытаясь постучать. Вторая рука была прижата к туловищу, и под ней по белой рубашке расползалось красное пятно.

– Кто это? Ты его знаешь? – Мира вздрогнула от голоса подруги. Страхов у нее было выше крыше, но любопытство все-таки больше.

Она не ответила, бегло осматривая парня. На несколько секунд он открыл глаза. В них как будто была просьба, и Мира без слов поняла, какая именно.

– Надо занести его в дом.

– С ума сошла? – в ужасе задохнулась Люся. – Надо вызвать скорую или полицию!

– Бери за ноги. Давай, Люся, быстрее!

Выругавшись себе под нос, она взяла его за ноги, а Мира за руки.

Что заставило ее принять столь несвойственное ей решение ввязаться в неприятности, Мира не знала. Уверенность в том, что в больницу ему нельзя и вызывать никого не следует, была в ней каменной. И это не смотря на то, что здравый рассудок подсказывал ей, что в случае его смерти, проблем будет не окопаться.

К слову о смерти: судя по бледности, она могла настать в любой момент.

– Тяжелый, собака! Господи, если нас кто-то увидит… – пыхтела Люся.

С горем пополам они занесли его в дом и даже сумели протащить на кухню. Люся закрыла дверь на замок и опустилась рядом с подругой.

– Все плохо, да?

Мира разрезала кухонными ножницами взмокшую от крови белую рубашку, чтобы добраться до раны. Тонкая, но достаточно глубокая, она криво тянулась от ключицы до солнечного сплетения. Края были ровные, как будто ее нанесли чем-то очень острым.

Люся вздрогнула и отвернулась, закрыв рот рукой. Кровь она не переносила.

– Он еще хоть живой?

Мира взяла его за кисть, чтобы проверить пульс. Парень вздрогнул от ее прикосновения и тихо застонал. Лицо его сейчас не казалось ей таким уж неправильным: самый обычный парень, не хуже и не лучше остальных. Только измученный и очень бледный.

Мира объяснила Люсе, где ее отец хранил наборы для наложения швов, и пока она за ними ходила, достала перекись и ватные диски, чтобы промыть рану.

Перекись шипела и пенилась. Кровь, которая успела свернуться, легко отделялась, и рана постепенно становилась чище. При каждом ее прикосновении парень вздрагивал. Швы накладывать приходилось осторожно. Руки у нее не дрожали, но стежки шли тяжело. Все-таки сшивать кожу – не рубашку штопать.