Когда на обратном пути, закинув сумку на плечо, и, укрываясь от порывов ветра, гриффиндорка шла к замку, ее догнал парень с красно-желтым шарфом на шее.

— Гермиона, — окликнул он девушку и, обернувшись, она узнала Найджела Уорперта, с которым ходила на Нумерологию в позапрошлом году. — Привет, ты как?

— Жива, — ответила гриффиндорка, добавляя в уме «пока что».

— Эээ… ясно, — стушевался парень, поправляя челку. — Слушай, я хотел спросить, точнее… мы все хотели бы знать…

Ха, «мы хотели бы знать». Мы. Будто бедного Найджела отправили к ней как казачка, которого не жалко.

— Хотели бы знать, что происходит, знаешь. Все говорят, что Поттер мертв или переметнулся на сторону Сама-Знаешь-Кого и…

— Уорперт, Волдеморт убил родителей Гарри, — перебила Гермиона его нескладную и глупую речь. — Как думаешь, переметнулся ли он на его сторону?

— Эээ, да, точнее, нет. Я хотел сказать, что да, ты права. Но Рон Уизли…

— Мерлин, он под Империусом! Ты серьезно спрашиваешь меня об этом? Или кто там еще интересуется? Они боятся сами спросить?

— Нет, Гермиона, все просто не хотят приносить тебе неудобства, — покачал головой Найджел. — Все знают, что ты не просто так появилась здесь.

Ей мгновенно стало жаль. На Гриффиндоре было меньше всего студентов. Меньше всего тех, кого удалось запугать или подкупить, чтобы создать иллюзию нормальности. Обычности. Возможно, они действительно не знали, что делать и кому верить. Она вздохнула.

— Прости, Найджел. Ты прав — я здесь не просто так. Ничего еще не окончено. Гарри жив и… и я надеюсь, что еще не все потеряно.

Парень кивнул, оглядываясь. Такой разговор мог принести большие проблемы, в особенности разговор с Гермионой Грейнджер. Не желая подвергать его опасности, девушка развернулась и быстрым шагом отдалилась, пока какой-нибудь Малфой не нашел их беседу уж больно подозрительной.

Класс Заклинаний был идеально чистым, убранным, практически немагическим. Таким, каким она его помнила, когда Амбридж вела у них ЗОТИ. Вылизанные полки, парочка картин и все: больше никаких признаков магии.

Когда Амбридж «заплыла» в класс, по рядам прошелся еле слышный стон — гриффиндорцы уже предвкушали.

— Дорогие дети, — изрекла профессор тоном, который будто предназначался для пятиклашек, — вам очень посчастливилось учиться в Хогвартсе именно в это время, когда во всем наступает новая эра. Шторм прошелся по нашим жизням, но зато забрал с собой все ненужное и неправильное. Очищение.

Святой Годрик, кажется, у этой женщины просто талант вызывать у Гермионы самые отрицательные эмоции. Что за извращенная тяга к пафосным речам?

— Сегодня мы будем изучать очень полезное заклинание, — Гермиона не удивилась бы, если жаба предложила им чисто теоретически поупражняться в нем. — Оно называется Тергео.

Услышав это, Грейнджер даже потеряла речь на несколько секунд.

— Тергео, профессор? — раздался неуверенный голос Патил. — Заклинание уборки?

— На самом деле, это заклинание втягивает жидкости, пыль и песок в волшебную палочку, но, как вы успели отметить, мисс Патил, его удобно использовать в бытовых целях.

Воистину, это казалось какой-то шуткой. Заклинание уборки, которое при должном старании сможет выполнить любой второкурсник. Смех. Почти истерический, но не менее мелодичный вырвался из уст Гермионы. Десятки пар глаз покосились на нее, задержав дыхание.

— Вы это серьезно? — спросила девушка, все еще панически хихикая.

— Не вижу ничего смешного, мисс Грейнджер, — улыбка не покидала лицо Амбридж, но глаза превратились в две черные дыры, которые готовы были лично лишить ее жизни. — Занимаясь глупостями, вы, видимо, потерялись во времени, поэтому я напомню, что у вас сейчас последний курс, а это значит, что совсем скоро представители чистокровных семей будут искать себе пару, и такое заклинание как Тергео очень пригодится.

— Это заклинание исполнит любой болван, — выплюнула Грейнджер, позабыв о веселье. — Что насчет чего-то действительно важного? Полезного? Защищающего?

— В новом мире, где каждый член общества знает, где его место, правит безопасность, и поверьте, Тергео пригодится вам куда больше, чем любое защитное заклинание.

Вот ведь невозможно было представить, что стойкая ухмылочка директора тоже имеет лимит терпимости, но судя по искривленному от злости рту, этот лимит только что был исчерпан.

— Мир, в котором Волдеморт жаждет растоптать все живое, вы смеете называть безопасным?

Она молилась, чтобы ее слова были материальными и избили гребаную Амбридж.

— Молчать! — крикнула женщина. — В среду в кабинет ко мне на отработку!

Кажется, все студенты хотели превратиться в пыль, которую всосет в себя палочка. До конца пары никто больше не сказал ни слова, кроме постоянного повторения элементарного заклятия.

Когда все выходили из класса, Гермиона услышала отрывок разговора, где речь шла о том, что в следующий раз они, наверное, будут отрабатывать Орхидеус, чтобы в вазе на кухне всегда стояли свежие цветы.

***

Когда Грейнджер зашла в гостиную, намереваясь принять душ, чтобы хоть чуть-чуть смыть с себя тяжесть всех часов, что ей довелось сегодня пережить, взгляд тут же уперся в блестящие ботинки, лежащие на столе. Медленно скользнув взглядом по телу хозяина обуви, она остановилась на лице Малфоя, который, нахмурившись, держал в руках несколько пергаментов. Через несколько секунд он бросил их на стол и впился в Гермиону взглядом.

— Грязнокровка, — произнес он, скривившись, будто ожидая кого-то другого.

— Ублюдок, — он поджал губы, поднимаясь. — О, чего ты, Малфой? Мы разве не обмениваемся очевидными вещами?

— Я бы лучше обменялся с кем-то гонореей, чем с тобой несколькими лишними словами.

Он прислонился бедром к дивану, засунув руки в карманы, и посмотрел на нее сверху вниз. Это безумно раздражало. Почему она не может быть с ним одного роста или хотя бы ее каблуки немного выше, чтобы не создавать ему эту дополнительную иллюзию превосходства? А еще лучше, Малфой мог бы родиться толстеньким низким гадом, и тогда его внутренний мир и внешность прекрасно бы гармонировали. Но судьба — сука, и почему-то только таким кретинам, как Малфой, могли доставаться такие лица.

— Вали в свою комнату и сделай вид, будто тебя здесь нет и никогда не было, — выплюнул слизеринец.

Она закатила глаза, устав от этих бессмысленных пререканий и, обойдя диван, практически скрылась в проеме коридора, но бросила напоследок через плечо:

— Я ухожу в библиотеку.

— Нет.

Такое простое односложное слово, но оно заставило ее остановиться.

— В смысле «нет»?

— А какой еще есть смысл у слова «нет», идиотка? — начал раздражаться парень, садясь обратно на диван и закидывая ноги.

Ей пришлось вернуться, чтобы заглянуть ему в лицо.

— Ради всего святого, Малфой, я здесь учусь! Мне нужно делать задания!

— Мне плевать. Я должен видеть, чем ты там занимаешься, а у меня нет времени ходить за тобой по пятам.

Теперь голос старосты был скучающим и почти ленивым, будто он объяснял ребенку очевидные вещи. Малфой даже не смотрел на нее.

— Ты что, гребаный надзиратель? Может, ты вместе со мной и в душ будешь ходить?

Малфой стрельнул в нее глазами, и Гермиона тут же залилась краской, поняв, что сказала.

— Я имела в виду…

— Послушай, Грейнджер, если бы у меня был выбор между душем с тобой и поцелуем с дементором, то я бы засосал его по-французски. Фу, даже не произноси этого вслух. Мерзость.

Выражение лица парня транслировало полное отвращение. Между ними была такая приятная и понятная взаимность.

— Не могу поверить, что тебя приставили следить, какие книги я читаю. Думаешь, смогу одолеть вашего хозяина парочкой книг из школьной программы?

Раздражение в комнате практически превратилось в густую массу, которую можно было лепить руками. Вдруг, в какой-то момент его лицо расслабилось и на нем появилась ехидная тень.