— Не беспокойся, я решу с ним этот вопрос, — быстро убедила Гермиона Хагрида, не желая вдаваться в подробности. — Просто уведи отсюда Грифона. Чтоб и духу его здесь не было.
— Ладно, но…
— Потом, — прервала его Грейнджер, отворачиваясь и шагая в сторону замка, который уже окрасился в утренние серые тона, надеясь, что Малфой пойдет за ней.
— Уберите это отсюда, — еще раз указал слизеринец, все-таки разворачиваясь и следуя за Грейнджер.
Хагрид сжал поводок, не желая отвечать на пренебрежительный тон парня.
— Ты мог бы вести себя повежливее, — буркнула девушка, прервав их игру-молчанку, когда они добрались до своей башни, чудом не встретив ни одного профессора.
— То, что я не доложу на него — уже исчерпало лимит моей вежливости на ближайшие несколько лет, — язвительно ответил Малфой, сбрасывая с себя грязную мантию.
— О, Мерлин, какой же ты все-таки несносный, — всплеснула руками Гермиона. — В один момент мне кажется, что ты можешь быть нормальным, но в следующий ты просто… Что?
Она выкрикнула это с вызовом, смотря, как Малфой проводит по ней взглядом с головы до ног, и тут же опешила. Увлекшись нотациями, Гермиона машинально последовала за ним в его комнату и теперь стояла в центре, как идиотка. Он лениво раскинулся на одном из кресел, которые украшали спальню и, видимо, ждал, когда до нее это дойдет. Малфой обводил взглядом ее фигуру, и вряд ли что-то еще в этом мире могло заставить Гермиону чувствовать себя более неуютно.
— Подойди, — приказал Драко, все еще смотря ниже ее лица.
— Нет, Малфой, — Гермиона непокорно сложила руки на груди, пытаясь закрыться. — Что ты вообще…
— Иди ко мне, — мягкий, обволакивающий, словно сладкая вата голос; он смотрел ей в глаза, делая ноги желейными.
Черт, ты не должен так на меня влиять. Она сделала несколько шагов к нему, повторяя, что уйдет, вздернув подбородок, в любой момент. Гермиона подошла просто ради интереса.
— Чего тебе? — она попыталась изобразить безучастность, но дрожь в голосе выдала ее с потрохами.
Из его лица исчезла веселость или насмешка. Он выглядел… уязвимо. Протянув руку, Драко дотронулся до ее бедра, сжимая его ладонью, и резко потянул на себя, заставляя Гермиону буквально упасть на него сверху.
— Малфой, — предупредительно произнесла она. — Что ты делаешь?
О чем девушка предупреждала этим тоном? О том, чтобы он не смотрел на нее вот так? Или о том, что ей не стоит так себя вести?
— А на что это похоже? — спросил Драко, устраивая ее на себе удобнее, чтобы она сидела сверху.
— Мне это не нравится, — Гермиона уперлась руками в его плечи, что было, видимо, главной ошибкой.
Она могла поклясться, что в этот момент ее ладони завибрировали от касания. Гладкая прохладная кожа была словно пропитана каким-то наркотическим веществом, от которого невозможно оторваться.
— Тогда почему ты не уходишь? — практически шепотом спросил Драко, приближая свое лицо к ее.
Холодные губы, которые пахли утром и им, легко прикоснулись к ней, нажимая на курок. Выдохнув, она скользнула по его шее руками, прижимаясь. Влажные касания языка раскручивали безумие внутри нее, которому Гермиона не могла противиться. Она становилась почти помешанной рядом с ним, как болезнь, но желание покусывать его губы, облизывать шею и водить пальцами по коже было громче любых окликов разума. Это не было хорошо, совершенно точно. Что-то здоровое вряд ли чувствуется как трасса, где ты летишь в середине гонки прямо в тупик со сломанными тормозами.
Подняв Грейнджер, Драко сдернул с нее штаны и притянул обратно, вроде бы нуждался в ней точно так же. Она помнила, что до всего происходящего между ними всегда представляла это себе как что-то нежное, аккуратное, но грубые касания Малфоя не имели с этим ничего общего. Перебрасывая ее влажные от утреннего тумана волосы, он проводил носом по шее, сжимал бедра, плотно прижимая к себе, чтобы девушка чувствовала, что с ним делает, заставляя ее всю покрываться мурашками: такая нежная реакция на резкие ласки. Гермиона всегда боялась высоты, но парадокс был в том, что, стоя на краю обрыва, гриффиндорка чувствовала сильнейший восторг. Малфой заставлял ее ощущать, будто она находится перед самой глубокой пропастью, на краю чертового мира. Происходящее не было правильным, но разве может быть плохим то, что заставляет тебя чувствовать вот так?
Укусив ее за мочку уха, Драко услышал всхлип. Да. Каждый его капилляр, каждая клетка в теле чувствовала ту самую свежую бурлящую эмоцию, которой ему постоянно не хватало. Одно движение его пальцев, и она прогибается, трется, подстраивается под него, как охренительный пазл. Драко нравилось, что он так на нее влияет. Стоило лишь немного прикоснуться к волосам, Гермиона тут же открывала шею, будто читая все его желания наперед.
Они целовали друг друга жадно, как голодающие, истосковавшиеся по пище, оставляя отметины, укусы, с привкусом крови и безумия.
— Тшшш… — прошептал Драко, разрывая поцелуй и прислоняясь своим лбом к ее.
Наверное, ему следовало остановиться, следовало вспомнить данное себе обещание, но ровно так же, как в момент, когда он посмотрел на ее красные от злости щеки, растрепанные волосы, бедра, скрытые под его рубашкой, то просто был не в состоянии оттормозиться. Она что-то, как обычно, рассказывала, но он не слышал, думая только о том, как охуенно круто на ней смотрятся его вещи.
Проведя кончиком пальца по ее губам, Драко опустил руку вниз, расстегивая рубашку на ней. Медленно, ему нравилось смотреть на губы Гермионы, которые она облизывала, наблюдая за его движениями. Ее неуверенные ужимки заставляли Драко улыбаться, хотеть раздеть девушку еще сильнее, вынудить полностью забыться. Давай, Грейнджер, я помню, какой ты бываешь. Какое-то садистское желание заставить ее точно так же съехать с катушек, как съезжал он каждый день в тщетных попытках найти суррогат, хотя бы приблизительно что-то похожее.
Малфой сжал грудь Грейнджер, щипая и поглаживая одновременно. Гермиона не обладала внушительным бюстом Пэнси, но ему нравились правильные пропорции ее тела, которые делали девушку изящной.
— Оставь, не снимай ее, — проговорил Драко ей в шею, когда она попыталась освободиться от расстегнутой рубашки. — Тебе так идет зеленый.
Парень указал на вышитый змеиный герб в изумрудных тонах слева.
Гермиона посмотрела вниз, догадываясь, о чем он говорит. Мерлин, это было похоже на искаженную реальность, но Малфой не дал ей слишком много думать об этом, переместив руки на бедра Грейнджер и заставив покачиваться, задавая приятные точки. Он знал в точности как двигаться, чтобы сделать дыхание девушки прерывистым, словно у него была инструкция к ее телу. Драко ощущал, как ноготки впиваются в его плечи, пока она постанывает прямо ему в губы. Грейнджер опустила руки к застежке его джинс, но он перехватил ее ладони.
— Что? — спросил слизеринец, разыгрывая непонимание.
— Драко, — произнесла Гермиона с придыханием после паузы и, черт возьми, ему тут же перехотелось играть в эту игру, но желание услышать от нее это все же перевесило.
— Что ты хочешь? — практически промурчал он, наслаждаясь ее реакциями.
Малфой видел, что она на грани. Огонь желания, который застилал янтарные глаза, ее движения, стоны — он мог сейчас делать с ней все, что угодно, но ему нужно было услышать.
— Тебя, — сдалась Гермиона, — я хочу тебя.
Он улыбнулся ей в шею, вдыхая сладкий запах, которым было пропитано все ее тело. Видимо, это все же какой-то гель для душа. Опустив руку вниз, Драко дотронулся до гладкой материи ее белья, поощряя.
Он гладил лицо Гермионы, описывая щеки, линии губ, смотря, как она закусывает его кончики пальцев, пытаясь поцеловать. Становилось жутко от того, насколько ему нравится, что девушка расслабляется именно здесь, с ним, забывая держать сотни слоев стальной брони.
— Проси, — коротко приказал Малфой, останавливая круговые движения внизу ее живота.
Гермиона шумно вдохнула воздух, понимая, что он делает. Оторвавшись от его шеи, которая уже была усыпана красными пятнами, она посмотрела Драко в глаза. И почему-то в этот миг стало очень важно дать ему понять то, что это правда. Что это происходит по-настоящему. Она действительно шагает в эту пропасть с обрыва. Это даст ему миллион привилегий над Грейнджер, тысячи поводов для будущих насмешек, но, видимо, это что-то в ней стало настолько большим и сильным, что держать его внутри себя, помалкивая, было самой тяжелой вещью в мире.
