Открыв глаза, он увидел голые плечи Грейнджер, по которым рассыпались ее кудри, пропитывая его подушки запахом тирамису. Солнце бросило отблеск на ее веки, и она, поморщив нос, повернулась, спрятав лицо у него на шее. Полотенце, развязавшись, сбилось где-то у их ног, давая Малфою почувствовать каждый изгиб девушки. Не удержавшись, он провел рукой вдоль ее талии, опускаясь на бедра, и, приподняв ногу Грейнджер за колено, подтянул к себе на живот. Сглотнув, Драко боролся с желанием перевернуть девушку на спину и касаться, заставить просить еще, потому что она бы стала.

Сонная Гермиона подстраивалась под его движения, выгибаясь, не переставая обнимать его. Малфой медленно выдохнул, пытаясь держать себя в руках. Порезы. Она ранена. Воспоминания вчерашней ночи ворвались вихрем в его голову, заставив поморщиться. Малфой вновь посмотрел на часы и решил встать, понимая, что еще одно неосознанное движение ее рук по его груди, и он потеряет самообладание. Драко понятия не имел, что сказать ей и как поступить. Он не представлял, что с ним происходило. Решив дать себе немного времени и разбудить ее позже, Драко аккуратно вытащил руку из-под головы Гермионы, поднимаясь с кровати.

Вода стекала по его телу, прогоняя последние признаки дремоты. Мышцы затекли после долгого сна, он так давно этого не чувствовал. Спокойствия. Его отключило на всю ночь без сновидений, без кошмаров, без полуночных вскакиваний на кровати. Драко прислонил голову к прозрачной стенке душа, понимая, что ему стало легче. Блять, Грейнджер, да что в тебе такое? Ему практически стало тошно от осознания того, что ее дыхание на его шее, руки, которые касались его повсюду, не отпуская, не были ему даже сколько-нибудь противны. Они не были ему даже безразличны. Это пугало. Можно было сколько угодно рассказывать Блейзу о ненависти, но сейчас, стоя в душе, он знал, что не хочет никуда идти. Ему хотелось вернуться в кровать, и эти эмоции сковывали его ледяным страхом неизвестности.

Вчера Драко мог отнести ее к себе в комнату, просто отвалить от нее, поступить совсем иначе, но почему-то даже не подумал об этом. Миллион нелогичных вещей, которые он сотворил за все это время. Она вносила хаос в его жизнь, полную неразбериху, при этом каким-то невероятным способом вдыхая в него жизнь. Непонятную, странную, но такую настоящую.

Смывая мыльную воду, Драко понимал, что Грейнджер хватит инфаркт, если она пропустит учебный день, конечно, в том случае, если он не хватит ее раньше, когда гриффиндорка найдет себя в постели своего школьного врага. Вытираясь полотенцем, парень усмехнулся этой мысли. Помнит ли она хоть что-то? Он понятия не имел, какой эффект зелье может производить вкупе с заживлением.

Взглянув на себя в зеркало, Драко впервые за долгое время увидел кого-то, похожего на здорового человека. Отсутствие синяков под глазами и румянец после душа делали его на несколько лет моложе. Выдохнув, он отвернулся, пальцами зачесав мокрые волосы назад. Это нужно было сделать.

Драко пересек ванную и, открыв дверь, тут же почувствовал изменения. Скользнув взглядом по кровати, он увидел только сбитые одеяла поверх простыни. Наверное, так даже лучше, что она ушла. Скинув с себя полотенце, он с силой отшвырнул его на стул. Драко так долго убеждал себя в том, что встретиться с ней утром — чистой воды необходимость, что теперь, когда все решилось само собой, у него не было сил признаться, что парень все же хотел ее разбудить.

***

Разводы чернил на пергаменте клятвенно обещали стать конспектом, но превратились лишь в связку неразборчивых каракулей, вперемешку с теорией какого-то незамысловатого зелья, утвержденного директором.

Гермиона изо всех сил пыталась вникнуть в материал, но ее мысли все еще были слишком далеко от подземелий, оставшиеся лежать где-то на плече у Малфоя. Она закусила внутреннюю сторону щеки, приказав себе не улыбаться. Это было совершенно безрассудно — остаться там на ночь. В первый день она не хотела смыкать глаз, зная, что за несколькими стенами веселятся Пожиратели и вот, спустя два месяца, ей ничего не помешало уснуть в одной кровати рядом с таким. Совесть колола ее возмущенным недовольством, но Гермиона отказывалась верить, что Драко был опасен. Что ж, по крайней мере для нее. Ее ребра немного зудели от эффекта заживления, но в целом раны затянулись новым слоем кожи и практически не чувствовались. Поэтому их вполне можно было залечить полностью даже самостоятельно, чем Гермиона и думала заняться в конце дня, все же давая телу еще немного времени.

Смазанные воспоминания о том, как она добралась к башне, их короткий разговор, после которого Драко отнес ее к себе в комнату, отвратительный вкус зелья — все это не имело такого значения, как нечеткие, расплывчатые отрывки сна. Наверное, впервые Гермиона касалась его так много. Ее руки до сих пор пахли так же, как пахнет он. Чертово сумасшествие, но это было правдой. Сидя вчера в ванной, Гермиона подозревала, что наутро будет тяжело, но никак не думала, что тяжело станет именно тогда, когда наступит пора уходить. Проснувшись, она сбежала, и этот поступок можно было приравнять к моменту разрыва тканей заклинанием — ни капли не легко. Но притворяться, что Малфой вернется из ванной и будет безмерно рад видеть ее — было абсурдом. Вероятно, он ушел, в надежде, что, вернувшись, не обнаружит присутствия Гермионы и сможет все сбросить на нелепый сон. Других причин, почему Малфой не вытолкал ее за дверь тут же, как открыл глаза, она не могла найти.

Но это было неважно. Важно то, что Гермиона оказалась права. Малфой не был той мразью, которую он так усердно из себя строил. Убийство, его руки все еще в крови, Гермиона. Подсознание зловеще нашептывало ей в уши, но теперь она знала, что Драко не сделал это по собственному желанию или из-за взглядов Волдеморта. Не за его идеи. Это не отменяло содеянного, но показывало все в новом свете. Нужно было признать, что за все время он ни разу не причинил ей реального вреда, хотя мог. Драко много говорил, угрожал, но, даже ненавидя ее, умудрялся несколько раз спасти от тех, чьи уродливые души точно не были одной из масок. Слизеринец оказался самой изощренной загадкой, которая встречалась ей на пути.

— Мисс Грейнджер, — с нажимом сказал Снейп, когда Гермиона подняла взгляд.

Несколько пар глаз обернулись, смотря на нее выжидающе.

— Эмм… я прошу прощения, вы что-то спрашивали? — кажется, поднеси сухой лист бумаги к ее щекам сейчас, и он вспыхнет в мгновение ока.

— Как забавно, — невесело усмехнулся профессор. — Я уверен, что в вашей голове есть вещи, о которых думать гораздо приятнее, чем о моем скромном предмете, но да, я таки что-то спросил.

— Извините, не могли бы вы повторить вопрос? — сейчас Гермиона благодарила судьбу, что у них был урок с Когтевраном, а не со Слизерином, которые бы не ограничились неуютными взглядами в ее сторону.

Снейпа всегда раздражали поднятые руки Грейнджер на его уроках, и поэтому он подчеркнуто игнорировал гриффиндорку практически все время. Однако в последнюю неделю преподаватель как будто сорвался, пытаясь поймать девушку на незнании чего-то, и вот ему, кажется, удалось. Гермионе даже подумалось, что зельевар может знать о том, что она залезла в его кабинет, но в таком случае вряд ли месть Снейпа ограничилась парочкой неудобных вопросов по Зельям.

— Что произойдет с настойкой абиссинской смоковницы, если в нее добавить лепестки зубастой герани?

— Получится промежуточный вариант Уменьшающего зелья, — отчеканила Грейнджер.

— Чудесно, минус тридцать баллов с гриффиндора, — произнес Снейп, хотя Гермиона была уверена, что дала правильный ответ, потому что буквально на днях пересматривала «Тысячу магических растений и грибов», где описывалась абиссинская смоковница в трех страницах, — за недопустимую невнимательность.

Она открыла рот, шокированная такой несправедливостью, но профессор уже отвернулся, продолжив читать лекцию. Решив, что в ее положении вряд ли может быть что-то более бесполезное, чем пререкание со Снейпом из-за баллов факультета, Гермиона проглотила это и, взяв перо, продолжила слишком яростно выводить буквы на пергаменте.