― Нет, ― коротко ответил Драко.
Малфой старший обернулся, посмотрев на сына так, будто впервые слышал слово, сорвавшееся с его губ. Он прищурил глаза. Короткое слово, сказанное твердым нерушимым тоном, словно возглавляло разрушение всего воспитательного фундамента, который вкладывался в мальчишку все эти годы.
― Повтори?
― Я сказал, что не уйду, пока не поговорю с матерью.
Люциус медленно обошел стол и, вертя в руках верхушку трости, подошел вплотную к своему наследнику.
― Мне кажется, что ты забываешься, ― этот тон нередко заставлял Драко вздрагивать в детстве и молниеносно выполнять порученное. Именно этот тон сопровождал все его воспоминания, где он вновь оказывался не тем, кем ожидал видеть его отец. Но сейчас в серых глазах не было страха или покорности. Собственно говоря, там не было ничего. Ни одной знакомой Люциусу эмоции. ― У меня есть методы, которые заставят тебя вспомнить, с кем ты разговариваешь.
Драко мог бы рассмеяться, но воздержался. Угрозы были излюбленным методом Люциуса, но по отношению к нему до них никогда не доходило — раньше хватало и взгляда недовольного отца. Круцио уже давно перестало быть пределом страха. Все, что могло ввергнуть слизеринца в ужас вот уже год как не было под силу мужчине, стоящему напротив.
― Я не боюсь боли, отец, ― произнес он с вызовом, смотря в упор на Малфоя-старшего.
Драко был практически уверен, что, разозлившись до такой степени, Люциус применит те меры, о которых говорил, прямо сейчас, но он просто стоял, не сводя глаз с сына. Вдруг отдаленный женский крик разорвал тишину, заставив прервать зрительный контакт. Ужаснувшись собственных мыслей, Драко ринулся к двери. Крик доносился из большой гостиной, создавая кошмарное эхо. Пробегая очередной коридор в сторону нужной комнаты, он услышал еще один вопль и, не узнав в нем голоса своей матери, Драко стало легче, но всего на секунду, пока парень не вбежал в зал. Его тетка держала за каштановые волосы девушку в маггловской одежде, которая была достаточно обтягивающей, чтобы показывать ее тонкое тело. На какой-то безумный момент ему привиделось, что это Грейнджер, прежде чем та вновь вскрикнула от боли.
― Надеюсь, ты сгоришь в аду! ― крикнула девушка осипшим голосом.
― Не трать силы на слова, предательница крови! Они тебе еще понадобятся!
Резким движением руки Беллатриса толкнула жертву вперед, практически кинув на башмаки Долохова и, вскинув палочку, вновь заставила ту кричать. Изогнувшись дугой, в агонии она повернула свое лицо в сторону Драко, и он заметил знакомые черты. Матильда.
― Ну же, Цисси! ― безумный пронзительный голос его тетки казался в три раза громче в пустой комнате. ― Тебе стоит просто поднять палочку!
Драко даже не сразу заметил мать. Стоя в углу комнаты, кажется, больше всего она хотела слиться с гобеленом на стене. Белые, как молоко, щеки и паника в глазах — это было единственное, что он мог заметить в ней.
В тонкой руке Беллатрисы лежала еще одна палочка, которая, как догадался Драко, принадлежала Матильде.
― Дерьмо, Нарцисса, девчонка должна быть мертвой! ― воскликнул Долохов в нетерпении. ― Если этого не случится, он…
― Помолчи, Антонин! ― выкрикнула Белла в ответ. ― Она сама знает, чем это грозит!
Беллатриса подошла к дрожащей сестре, вставая за ее плечом.
― Давай, Нарцисса, ― проговорила она, не сводя кровожадных глаз с Матильды. ― Будет лучше, если ты покончишь с этим, как можно быстрее. Это просто.
Нарцисса кивнула, сделав шаг вперед. Приподняв палочку, она взглянула на обессиленную девушку на полу, и ее глаза наполнились слезами безысходности. Дрожащей рукой, женщина попыталась закрыть рот, чтобы заглушить истерику.
― Я не могу, не могу… ― всхлипывала она, понимая, что просто физически не может вычертить в воздухе убийственную руну.
― Цисси, ну же! ― кричала Белла, теряя контроль.
Драко смотрел на картину, разворачивающуюся в собственной гостиной, как в омуте памяти. Это все просто не могло быть реальным и иметь отношения к его семье. Его матери, которая всегда улыбалась, смотря на него, выращивала розы и хранила семейный очаг. Теперь эта женщина была лишь отблеском, мутным подобием той, которая вырастила его.
Охваченная ужасом, она держала палочку, которая дрожала в воздухе, и захлебывалась в немых рыданиях. Его тетка что-то кричала о том, что если Матильда не окажется сегодня мертвой, то Темный Лорд лишит жизни ее. И это была стопроцентная правда. Драко знал, что Волдеморт не прощает проваленных заданий. Но она этого просто не вынесет. До этого момента практически стершись с лица земли от страха, его мать не выдержит этой ноши на собственных плечах — это убьет ее. В этот момент все мысли сошлись для него в одной точке, говоря о единственном пути. Ступая по мраморному полу, Драко не чувствовал почвы под ногами — все вокруг казалось игрушечным, ненастоящим, а шум крови в висках напрочь оглушал, создавая невидимую перегородку между ним и подбадривающими криками Беллатрисы. Одним движением он закрыл собой мать и, сжав древко из боярышника, произнес:
― Авада кедавра, ― спокойно и ровно, без тени сомнения.
Вспышка зеленого света, и в комнате очутилось два трупа: девушка, с глазами человека, который восемь лет назад продал палочку, не зная, что та однажды убьет его дочь, и парень, стоящий посреди холодной комнаты с поднятым волшебным древком, но он, впрочем, внешне выглядел абсолютно живым.
Комментарий к Глава 9
Пользуясь случаем *торжественно поднимаю бокал:D*, хочу еще раз сказать вам спасибо за отзывы, любые, потому что именно они мотивируют писать все чаще, да и вообще, когда я понимаю, что затронула вас так, что вы захотели высказаться — это лучшее))
Ну что, говорите, кто уже догадывался о такой концовке, а для кого это был «вот это поворот!»:D
P.S. Да, автор знает, что эта песня выйдет несколькими годами позже, но так же автор ее очень любит и считает, что она прекрасно передает всю суть (и советует послушать: Three Days Grace - I Hate Everything About You), так что придется потерпеть эти маленькие несостыковочки))
========== Глава 10 ==========
Он вздрогнул, садясь на кровати и больше не питая иллюзий по поводу сна. Четвертый раз за ночь Малфой просыпается среди простыней, пропитанных холодным потом, объятый ужасом на несколько секунд, пока не осознает, что это был очередной сон. Четыре раза ― это даже не максимум. За последние несколько дней он вряд ли спал больше десяти часов в сумме, поэтому даже то, что Драко был в состоянии соображать, было поистине героическим достижением.
Малфой сидел в классе и стучал пером по парте, и этот звук доносился до него как из-под воды. Любые слова, действия и происшествия плыли мимо него, как в театральной пьесе — он не был частью всего этого. Вся его жизнь превратилась в акт нелепой постановки, начало сеанса которого Драко пропустил и теперь ни черта не понимает, что происходит.
Малфою казалось, что после произошедшего в его доме все сразу поймут, что он убийца. Что это будет высечено клеймом у него на лбу, отмечено каким-то уродливым шрамом, но нет. Все так же пытались завести с ним диалог в Большом зале, спрашивали его мнение и не смели перечить, лишь поглядывая на него за слишком грубые реплики. В какой-то мере это убивало Драко. Такое чувство, будто он каким-то образом смог перехитрить мир, спрятать от него свое истинное лицо, но мысли об этом еще больше сдавливали горло.
Драко был уверен, что пройдет несколько часов и его будет рвать от осознания, что он убил человека. Он допускал, что будет кричать, блевать, ненавидеть весь мир от ужаса и неотвратимости произошедшего, но опять ошибка. Малфой вообще ничего не чувствовал. Ни жалости, ни страха, ни угрызений совести. Радость, грусть, любые виды переживаний просто стерлись из его эмоциональной картотеки. Будто кто-то разрезал ему грудную клетку и выпотрошил полностью, оставляя лишь тело, как тряпичную куклу, полую внутри.
Бутылка огневиски, взятая на кухне под недовольные вопли эльфов, ушла за два часа. Но все, что он почувствовал ― это тошноту. Секс с Турпин, которая с таким рвением скакала у него на коленях, подарил лишь мимолетный отклик прежнего удовольствия. Сейчас это могла быть любая: Пэнси, Фосетт, Турпин… они сливались в общие черты, превращаясь в средство, попытку привести себя в чувство. Все было чертовски пресным. Он начинал понемногу сходить с ума. Даже Грейнджер в кои-то веки хватало лишь ленивого «заткнись», чтобы она закрыла свой рот, неважно, что девчонка хотела сказать. Малфой знал, что грязнокровка все еще избегала его, но видел, как Гермиона изредка задерживает свои взгляды на нем, будто исследуя, пытаясь забраться к нему в черепушку. Шоколадные глаза были наполнены непониманием и… озабоченностью. Черт, он ненавидел то, что позволяет ей иногда вот так смотреть, делая вид, что не видит, потому что эти короткие взгляды давали ему прежнее ощущение живости. Она будто действительно единственная понимала, что что-то не так. С ним было что-то не так.
