- У всего в мире есть великий замысел, - сказала Сигрид, - и в то же время его нет ни в чём. Всё важно и бессмысленно одновременно.

Фили глянул на неё с изумлением. Совсем юная, почти девчонка – ей следовало бы думать о нарядах и танцах, грезить о прекрасном принце и вышивать картины, чтобы украсить ими дом. Но война, эта чёрная зловонная яма, затягивает в себя каждого, кто имел несчастье оказаться на её краю.

- Эй! – Фили накрыл своей широкой ладонью хрупкое запястье Сигрид. – Не думай об этом. Не думай ни о чём! Живи, радуйся. Ты молода и хороша собой. Тебя ждёт прекрасное, светлое будущее.

Их взгляды встретились. Сигрид улыбалась, но в глазах её блестели слёзы.

- Как бы я хотела верить тебе, Фили… - тихо сказала она.

- А ты верь! – горячо воскликнул он и, неловко повернувшись, разбередил рану. Боль не заставила себя ждать.

- Тише, тише… - Сигрид бережно уложила его обратно. – Я буду верить, обещаю. Но и ты дай мне слово, что не сдашься, - это было требование, не просьба.

Они оба замолчали. Всё происходящее уже давно не напоминало общение лекаря и пациента. Не отдавая себе ясного отчёта, Фили и Сигрид понимали, что балансируют на тонкой и опасной грани, словно идут, держась за руки, с завязанными глазами по верёвке над бездонной пропастью – шаг – и они сорвутся.

На её счастье в покои заглянул Кили, и Сигрид ушла, оставив братьев наедине.

Гномы Эред Луина прибыли к концу декабря. Окончательно вступившая в права зима обещала быть суровой. Бард, всё-таки согласившийся принять трон правителя, на время холодов увёл людей в Эребор – Торин, чувствуя вину, сам предложил ему это. Сигрид отвели роскошные покои аж из трёх комнат, вместе составляющих половину старого дома в Эсгароте. В шкафу появились удивительной красоты платья и туфли, а постельное бельё из тончайшего шёлка так и манило в свои объятия. Как и всякая девушка, Сигрид не могла не радоваться, и первое время подолгу перебирала наряды и украшения, но чувствовала себя в них неуютно.

- И какая же ты у меня красавица! – воскликнул Бард, увидев дочь в изумрудном платье, расшитом серебряными и золотыми нитями.

- Ткань мне подарила леди Дис, а нити принесла Тауриэль, - ответила Сигрид и ещё раз посмотрелась в зеркало.

Обычно она собирала непослушные волосы в тугой узел, чтобы не мешали работать по дому и в лазарете, но сегодня распустила их, и русые локоны пушистым водопадом раскинулись по спине и плечам.

- Тебя примут за эльфийку, - улыбнулся отец.

В этом платье она казалась взрослее, женственнее, и до щемящей боли в сердце похожей на мать.

- Нам пора, - сказал Бард, - иначе опоздаем на коронацию.

В двери покоев деликатно постучали, и вошла молодая гномка, одетая в темно-синее платье служанки.

- Леди Сигрид, мне велено передать вам это, - она протянула ей небольшой футляр, обитый чёрным бархатом.

Прежде, чем удивлённые отец и дочь успели расспросить её, гномка удалилась. Сигрид медленно открыла футляр – внутри, на алой шёлковой ткани лежала подвеска из белого золота, наподобие тех, что носили на голове некоторые из знатных гномьих женщин. Тончайшей работы, переливающаяся россыпью белых камней, она притягивала взгляд, и Сигрид смотрела на неё, как завороженная.

- Кто же это, скажи на милость, дарит тебе такие подарки? – поинтересовался у дочери Бард.

- Не знаю, - опустив глаза, ответила Сигрид, хотя сердце её трепетало от прекрасной и пугающей догадки.

- Да здесь же ещё и письмо приложено! – прежде, чем Сигрид успела отреагировать, Бард взял скрученный в небольшой свиток лист бумаги и развернул.

Несколько секунд он бегал глазами по строчкам и затем, отдав письмо в руки дочери, коротко сказал:

- Будет лучше, если ты вернёшь это.

-Но…- прежде, чем она договорила, Бард вышел в коридор, и Сигрид, всё ещё держа в руках подарок, растерянно и тоскливо глядела ему вслед.

========== Глава 5. ==========

Церемония проходила в Зале Королей. Под потолком горели канделябры, стрельчатые арки украшали гирлянды из остролиста; а с дальней стены, за троном, спускались древние знамена. Гномы, эльфы, люди – жители Эсгарота и даже некоторые из знатных представителей Рохана и Гондора, собрались под древними сводами, чтобы увидеть возрождение великого королевства. От блеска драгоценностей и пестроты нарядов рябило в глазах. Обрывки разговоров сливались в нестройный хор, дамы обмахивались веерами, а некоторые из мужчин разгоняли духоту холодным элем.

Самые высокопоставленные гости заняли места в первых рядах “живого коридора”, тем самым имея возможность собственными глазами лицезреть нового короля.

Сигрид с отцом стояли где-то посередине между входом и троном, но в первом ряду. Бард недовольно покосился на дочь, когда увидел сверкающую в её волосах бриллиантовую подвеску, но ничего не сказал и только молча покачал головой. Сигрид обещала себе, что по окончании церемонии непременно вернёт Фили этот подарок, но ей хотелось, чтобы он прежде увидел его на ней.

Наконец, двери открылись, заиграл торжественный марш, и гул тотчас же прекратился. Появился Торин. В сияющих золотых доспехах и тёмно-синей мантии, отороченной мехом, он выглядел героем древних легенд, явившимся прямо из книги. Гордо и уверенно шествовал он к трону, чуть улыбаясь и кивая на восторженные приветствия гостей. Следом за ним Кили, а по правую руку леди Дис – величественно-спокойная и тщательно скрывающая грусть в ясных глазах. Сигрид уже который раз огляделась по сторонам в надежде отыскать Фили, но не увидела его. Неужели, он пропустит этот важный день?

- Да здесь он, здесь… - недовольно хмыкнул Бард.

- Где?! – переспросила она и тут же мысленно отругала себя за этот скоропалительный выпад. Хотя… отец всегда был невероятно проницательным.

Бард кивнул в сторону трона. Сигрид привстала на цыпочки, вытянула шею и увидела, как Бофур и Ори придерживают едва стоящего на ногах Фили. Сигрид находилась далеко от него, но даже с такого расстояния видела, как смертельно бледен был наследник Торина, и каких усилий стоило ему держаться на ногах. В груди защемило.

Торин дошёл до мраморных ступеней у подножия трона и остановился. Под сотнями восторженных взглядов Гендальф торжественно опустил корону на голову нового узбада.

- Да благословят же валар тебя и твоё королевство, Торин Дубощит! И да увенчают тебя венцом славы, что не померкнет до конца существования Мира!

На несколько секунд воцарилась благоговейное, ничем не рушимое безмолвие, и вот, законный правитель Эребора медленно повернулся к присутствующим. Миг – и тишину разорвал гром аплодисментов и радостных возгласов. Торин чуть склонил голову, поднял руку, и шум тут же стих.

- Обещаю! И клянусь! – зычный голос эхом разнёсся под сводами, - перед всемогущим Илуватаром и всеми вами, быть верным и неизменно преданным своему народу и своему отечеству! Обещаю и клянусь служить ему по долгу короля! Не руководствуясь ни враждой, ни дружбой, ни родством, ни кóрыстью, но памятуя единственно о возрождении и преуспевании своего народа! Клянусь поддерживать мир и спокойствие! Препятствовать всякой несправедливости! Надзирать за правосудием и совершать акты милосердия! Клянусь!

Он замолчал, и присутствующие торжественно склонили головы.

Сразу за коронацией новый узбад Эребора вышел на балкон, где у подножия Одинокой Горы собрался простой люд.

- Торин! Да здравствует король Торин! – кричали внизу и подбрасывали вверх шапки.

Затем на головы правителя и стоящих на балконе посыпался дождь из белых лепестков. Фили держался из последних сил, но в какой-то момент среди гостей увидел дочь Барда.

В изумрудно-зелёном платье и лепестках, осевших на распущенных волосах, Сигрид выглядела, словно лесная нимфа из жаркого лета, капля тепла и солнца в самый разгар зимы. Она повернулась, и драгоценные камни в подвеске заблестели в холодных лучах. Фили улыбнулся ей, понимая, что не ошибся с выбором подарка, ведь истинное назначение бриллиантов – не создавать красоту, а лишь подчеркивать её. Ещё тогда, в самый первый раз оказавшись в доме Барда-лучника, он обратил внимание на его дочь, но первое ощущение было мимолётным и вскоре исчезло – кража оружия, бургомистр, пиршество, болезнь Кили, дракон… Битва. А потом, среди этого беспредельного ужаса, где-то за гранью жизни и смерти, когда он, истекая кровью, лежал на холодной земле, вновь появилась она. Так луч света выводит из тьмы заблудшего путника; так утоляет жажду чистый ручей посреди безжизненной пустоши.