Её гневные крики и звон упавшей посуды разбудили пациентов. Какой-то эльф с забинтованным плечом оттащил её от растянувшегося на полу Альфрида.

- Тише, госпожа! Успокойтесь!

Раздался топот шагов, и вбежали двое лекарей, а вместе с ними Бард.

- Что здесь происходит? – лучник огляделся по сторонам и увидел растрёпанную дочь. – Сигрид?!

- Он… он… - она всё ещё захлебывалась от гнева, - он воровал лекарства!

Через пять минут Альфрида выставили вон, а Сигрид получила выговор за то, что устроила погром. Бард не сердился на дочь, у него и самого руки чесались как следует наподдать мерзавцу, но Сигрид должна научиться выдержке и терпению, если собирается и дальше помогать в госпитале.

- Я просто хотела, чтобы Фили мог немного поспать, - сказала она. – А Альфрид… Отец! Из-за него наши пациенты страдают от боли! – Сигрид покачала головой, - знаю, нельзя так говорить, но лучше бы тот тролль сожрал его…

- Я всё понимаю, - мягко сказал Бард и ласково поцеловал её в лоб, - но, как помощник целителя, ты не должна так вести себя.

- Этого больше не повторится, отец. Даю слово, - заверила она. - Прости, мне надо бежать, я обещала Фили, что принесу ему снадобье.

Сигрид заторопилась к своему пациенту, а лучник проводил её долгим задумчивым взглядом.

- Идём, Бард, - в шатёр заглянул король Трандуил, - надо обсудить с Торином, как разместить людей и эльфов внутри Горы.

- Что там произошло? – Фили болезненно поморщился.

Его койка находилась в противоположном конце шатра, и он не мог видеть устроенной Сигрид заварушки.

- Да так… - отмахнулась девушка, - ничего. Выставили взашей одного паразита. Вот, попей, - осторожно придерживая его голову, Сигрид помогла Фили выпить лекарство, - боль скоро ослабнет, и ты сможешь поспать.

- Я узнал тебя, - улыбнулся он, - вернее, твой голос. Это ведь ты вынесла меня с поля боя?

Она кивнула:

- Я думала, ты был без сознания. Кстати… ещё раз спасибо, за то, что спас нас от орков.

Её серые глаза лучились искренней заботой, а от рук исходило тепло. Фили вдруг очень захотелось попросить Сигрид побыть с ним ещё немного, но её уставшее лицо удержало гнома от этого шага.

- Иди. Тебе тоже надо отдохнуть. Я ведь вижу, ты почти не спишь.

Сигрид укрыла его одеялом и перебралась на свободную койку по соседству. Свернулась калачиком и по-детски обняла колючую подушку, набитую промокшим сеном.

- Спокойной ночи, Фили.

- Спокойной ночи, Сигрид.

Он знал, что она всё равно не будет спать, и в лучшем случае провалится в короткую и чуткую дрёму, чтобы оказать помощь, если кому-то из больных вдруг станет плохо. Несколько минут Фили разглядывал её хорошенькое, но слишком рано повзрослевшее лицо, а потом, когда боль на время отступила, наконец, уснул.

========== Глава 4. ==========

Сигрид приходила к нему каждый день. Обход больных, конечно, входил в её обязанности, но Фили замечал, что ему она уделяет больше времени, чем другим. Каждый раз, когда выпадало дежурить ночью, Сигрид непременно занимала койку напротив. Фили спас жизнь ей и её близким, твердила она самой себе, и руки её становились нежнее и аккуратнее.

Она заплетала ему волосы. Негоже королевскому наследнику быть лохматым, как гундабадский варг. Устроившись в изголовье постели, Сигрид осторожно расчесывала гребнем спутанную гриву, отбирала по бокам небольшие пряди и сплетала их в тонкие косички. У гномов каждая причёска имеет своё значение, и Сигрид спросила у Фили, что означает его.

- Наследник, будущий король, - в его голосе не прозвучало ни спеси, ни превосходства.

- Тебя это не радует?

- Я родился правителем, - ответил он, - но, будь у меня выбор, я ни за что не хотел бы им стать.

Сигрид улыбнулась:

- Ты говоришь совсем как мой отец. Народ хочет видеть его бургомистром Дейла, а он всеми силами открещивается.

- Ну а ты? – Фили чуть откинул голову, чтобы увидеть её лицо. – Ты этого хочешь?

- Не знаю, - она продолжала водить гребнем по его волосам, и Фили зажмурился от удовольствия, - я понятия не имею каково это – быть знатной дамой. Думаю, я выглядела бы настоящим посмешищем.

Он открыл один глаз и посмотрел на неё:

- У тебя благородная осанка и манеры настоящей леди.

Сигрид порадовалась, что в мутном пламени свечи не было видно, как вспыхнули её щеки. Всю свою жизнь она провела в Эсгароте, и всё, что находилось за пределами Озёрного Города, казалось ей сказочным и далёким. Фили рассказывал ей о Синих Горах, где остался их прежний дом; о Великом Восточном Тракте и перевале у Дунланда; о том, как путешествовали верхом на бочках, и как едва не стали трофеями короля горных троллей. Сигрид слушала, затаив дыхание и иногда закрывала глаза, пытаясь представить то, о чём рассказывал Фили. Воображение рисовало прекрасный и удивительный мир, мир странствий и приключений; мир, который ей, вероятно, никогда не суждено увидеть.

- Какой же ты счастливый, Фили! – тихонько, чтобы не разбудить других больных, воскликнула она. – Счастливый и свободный.

- Ага, - он грустно улыбнулся, - особенно сейчас, когда прикован к этой проклятой койке.

- Но ты поправишься, - Сигрид сказала это без тени сомнения, - ты уже можешь садиться и немного шевелить ногами. И ты чувствуешь боль. Это хорошо. Значит, твоё тело ещё живо.

- Почему ты так заботишься обо мне?

Вопрос застал её врасплох, но уже через мгновение Сигрид взяла себя в руки:

- Ты наследник короля, тебе нельзя умирать, - она пожала плечами и, укрыв его одеялом, как-то слишком быстро засобиралась, - отдыхай. Мне ещё нужно сделать обход.

Короткие осенние дни и долгие ночи сменяли друг друга, и всё неотступнее подбиралась зима. До весны жителей Эсгарота решено было устроить в Горе – места хватало всем, да и рабочие руки никогда не помешают.

К началу декабря Торин окончательно поднялся на ноги, и теперь только многочисленные шрамы на его теле служили напоминанием о цене победы. Кили тоже поправился, хотя о полном выздоровлении говорить ещё не приходилось, но жизнь молодого гнома была вне опасности.

Новые обитатели и гости Эребора вовсю готовились к коронации законного монарха. Чертоги, что почти две сотни лет были пристанищем спящего ужаса, превратились в весело гудящий улей – измученным войной людям, гномам и эльфам хотелось праздника. Изначально церемония планировалась на середину декабря, но сроки пришлось сдвинуть, поскольку караван из Синих Гор задержался в пути. Торин знал, как Дис ждала этого дня. Но когда он получил письмо, в котором сестра сообщала, что задержится, обрадовался. Торин надеялся, что к этому времени Фили, если и не поправится, то хотя бы придёт в норму. И чувствовал себя виноватым. Он, лишь он один затеял этот поход, и на его плечах лежала ответственность за тех, кто согласился разделить с ним тяготы и опасности. Торин помнил, как не хотела Дис отпускать сыновей и как уговаривала их остаться в Синих Горах. И, уходя, Торин дал ей слово, что позаботится о племянниках и не допустит, чтобы с кем-то из них случилась беда. А что теперь? Как будет он смотреть в глаза Дис, когда она увидит искалеченного сына?

Фили тоже всё понимал, но никого не винил. Это война – на ней умирают, становятся калеками… Он знал это в теории, но до Битвы Пяти Воинств ему не приходилось участвовать в настоящем сражении, а мелкие стычки с орками не шли ни в какое сравнение в тем, что было у подножия Одинокой Горы. Знавший о войне лишь по рассказам дяди, больше походившим на красивые легенды, Фили видел её в лживом, романтическом свете. На деле же всё оказалось иначе. Нет в войне ни красоты, ни романтики. Она пахнет кровью и гноем, а вместо грохота барабанов уши разрывает от криков и звона железа. Война уродлива, у неё синевато-зелёное лицо с гниющей кожей и длинные костлявые руки с кусками тлеющей плоти. В ней нет торжества, её гимн – плач вдов и матерей, да завывания раненых, медленно и мучительно угасающих на холодной земле. Теперь Фили знал истинное содержимое войны. И всё же, ни о чем не жалел.