По мере того, как трусики сползали ниже, камера тоже опускалась, так что моему взору открывался снятый самым крупным планом густой пучок черных, как вороново крыло волос, который мог быть чем угодно: макушкой гориллы, кончиком ослиного хвоста или львиной гривой. Великолепная операторская работа. И вдруг меня осенило: слишком великолепная! Движение, рамка, фокус — все было слишком профессионально. Если съемку производила Джун Эверетт, то я — Эрл Стенли Гарднер.

Но вернемся к фильму. Трусики уже исчезли из вида, болтаясь где-то в районе щиколоток. Камера стала медленно подниматься и отъезжать назад. Едва в кадре появились прелести Айлин, как её колено взлетело кверху и прикрыло самый интересный план. Камера медленно обогнула лежащую девушку, снимая её уже со стороны пяток. Однако полусогнутое колено в последний миг заслонило от моего жадного взора приоткрывшуюся было розовую расселинку, поросшую черным пушком. Но вот коварная коленка качнулась и чуть наклонилось в сторону… ещё на дюйм… ещё чуточку… Ну же! Проклятье, она снова накренилась внутрь… опять отодвинулась… Напряжение стало вконец невыносимым. Покажет ли она себя во всей красе? Покажет ли? Ура, коленка отходит… Есть!!! Внезапно обе ножки резко раздвинулись в стороны, и на мгновение самая сокровенная плоть Айлин крупным планом разверзлась перед моим одуревшим взором не только во всей первозданной красе, но и подчеркнутая потрясающими красками профессиональной цветной пленки. И тут же, бац — экран померк, и все заволокло кромешным мраком. Я едва успел перевести дух и отпить из стакана, как экран снова осветился и засиял яркими красками.

На сей раз камера выхватила кусок пляжа перед лазурным морем. Фигурка в синем бикини, сбросив на песок белое полотенце, нырнула в набегающие волны. Я с замиранием сердца узнал Джун, которая плескалась на мелководье, принимая самые соблазнительные позы. Камера потихоньку приблизилась. Вот Джун уже возлежит у самого берега, опираясь на локти и широко расставив длинные ножки в стороны. Вот она перевернулась и игриво плещется. А вот встала, брызнула в невидимого партнера, повернулась и побежала на берег.

Завернувшись в огромное пляжное полотенце, Джун в мгновение ока избавилась от бикини и принялась вытираться. Мелькнула и тут же исчезла обнаженная грудь. Почти сразу же это повторилось ещё раз. Потом Джун нагнулась, чтобы вытереть коленку, приоткрыв зоркому зрачку камеры два пышных полукружия, увенчанных пламенеющими сосками. Выпрямившись, девушка прижала один край полотенца к груди, а вторым принялась вытирать себя между бедрами, ухитрившись не приоткрыть при этом ни единого волоска на лобке! Напряжение было просто убийственным. Спохватившись, я обнаружил, что непроизвольно крепко сжал пальцами бедро Джун — то самое бедро, которое в данный миг красовалось передо мной на экране. Экранная Джун соблазнительно вертелась перед камерой, демонстрируя то один, то другой кусочек дурманяще притягательной нагой плоти. Но покажет ли она все? Должна… должна! Ура! Полотенце падает на песок, и в течение целых пяти секунд перед моим трепещущим взором красуются взятые крупным планом бедра Джун с дразнящим треугольничком золотистых завитков в перекрестье.

Задребезжавший проектор выплюнул конец пленки и на экране вспыхнул слепящий свет. Джун вскочила и выключила проектор. Воцарилось молчание.

— Обычный любительский фильм, — произнесла Джун, пожав плечами.

— Потрясающе! — прогромыхал Тони со своего конца стола. — Изумительно! Еще!

Я с некоторым трудом встал с диванчика.

— Кто-нибудь хочет выпить?

— О, да! — прыснул Тони. — Побольше выпивки и побольше таких любительских фильмов!

— Больше у нас нет, — сказала Джун.

— А это что? — спросил Тони, указывая на другие коробки.

— Это уже не совсем такое, — ответила Айлин, протягивая руку к своему стакану.

— Вот как? — оживился Тони. — А что тогда?

— Здесь парочки, — улыбнулась Джун.

— Парочки? Ваши друзья?

Девушки захихикали.

— Нет, — сказал Джун. — Просто парочки.

— Влюбленные? — уточнил Тони, подозрительно ухмыляясь.

— Очень.

Тони лукаво подмигнул мне.

— Что ж… так давайте полюбуемся на них.

Я наполнил стаканы, а Джун зарядила новую бобину. Айлин поставила очередную пластинку; на этот раз к грустным тягучим скрипкам добавилось замечательное ностальгическое соло трубы — все это очень возбуждало. Девушки явно умели создавать нужное настроение. Вот только для чего? Все происходило шиворот-навыворот. Это нам следовало пригласить их к себе и угощать нежной музыкой и эротическими фильмами. Впрочем, от добра добра не ищут. Я просто упивался.

Айлин снова села рядом с Тони. Джун запустила проектор и, вернувшись на диванчик, прижалась ко мне.

— Прошу прощения за качество, — сказала она. — Пленка местами поцарапана. Но, думаю, ты и сам разберешься, что к чему.

На экране появилось блеклое и поцарапанное название: "Один за всех, и все за одного".

Происходящее дальше не имело ни малейшего отношения к "Трем мушкетерам".

Действие началось в какой-то комнате, где сидели и мирно переговаривались двое парней и две девушки. Квартирка показалась мне обшарпанной, да и обставлена была довольно убого. В кадре появилась колода карт, затем всем присутствующим раздали по одной карте. Девушки переглянулись и захихикали. Судя по жестам парней, девушкам выпало начать друг с дружки.

Они с улыбками поднялись и зашагали к двери.

Следующая мизансцена: спальня с широкой кроватью и двумя креслами. Едва войдя, девушки начали раздеваться. Даже не пытаясь хоть что-то изобразить, они просто поспешно сбрасывали с себя одежду. Мое сердце колотилось с такой силой, что Джун, как мне казалось, наверняка слышала его гулкий стук. Вы, возможно, не поверите, но я признаюсь — я впервые смотрел эротический фильм. Это сущая правда. И воспринял я его примерно так же, как предложение нырнуть с Ниагарского водопада, сидя в металлическом тазике. Во рту пересохло, глаза почти вылезли из орбит, а на губах застыла идиотская ухмылка, которую я, как ни старался, не мог согнать. Вдруг мне остро захотелось закурить. Я снял руку с коленки Джун и потянулся за сигаретой. Потом же, когда я закурил, Джун сама взяла мою руку и преспокойно водрузила её себе между бедер. Меня бросило в жар…

Но вернемся к фильму. Обе девицы уже разгуливали по спальне в чем мать родила; грудастые, задастые — старик Рубенс наверняка облизнулся бы. Мне показалось, что они похожи на итальянок. Одна присела на краешек кровати и откинулась назад, пока не привалилась плечами к стене. Вторая опустилась рядом, и её правая рука поползла вверх по бедру подруги. Вдруг первая девушка растопырила ноги в стороны, а вторая нырнула между ними, словно изготовившись буравить нефтяную скважину. Оп-ля! Первой это занятие явно пришлось по душе. Она заметалась по постели, подмахивая бедрами в захватывающей самбе и понукая свою партнершу безмолвно шевелящимися губами (на самом деле, она вполне могла говорить что-нибудь вроде: "В следующий раз подстриги свои дурацкие когти!"). Я не знал, смеяться ли мне, плакать или смущаться, но не успел даже принять решение, когда вторая девушка, решив, что настал её черед подкрепиться, скинула с себя подругу и зарылась головой в её чресла, причмокивая и почавкивая, как поросенок, выкапывающий из-под земли лакомые трюфели.

— Пожалейте нас! — простонал Тони.

Я совсем про него забыл.

Девицы копошились уже минуты три, когда камера медленно поплыла вправо. Надо же, что мы увидели! Один из парней расселся в кресле, спустив брюки до самых щиколоток, и пялился на увлеченных своим делом подружек. Обеими руками он вцепился в нечто, показавшееся мне очищенным огурцом длиной дюймов в двенадцать. Я почувствовал, как бедра Джун стиснули мою руку, и в ту же секунду осознал, что это вовсе не огурец. Однако парень, похоже, стремился его отдраить.

— Господи всемогущий! — охнул Тони. Айлин захихикала.

И тут мы все расхохотались. В это и впрямь нельзя было поверить.