Как она пахла дождем и горькими травами, ведь ее красота не такая, как описано в приторных романах. Она словно разрушительная стихия. Все в ней пленяет, как последствия бури. Люди не должны наслаждаться разрушениями, на которые способна природа, но мы все равно не можем отвести взгляда. Так и она… Нe милaя, нe нeжнaя, но бесконечно любимая. Моя девочка. Но я об этом никогда больше не расскажу. Никому.
– Наверное, вот такие они, настоящие братья и сестры, все делают ради нашего блага, – печально говорит Джеки, вырывая меня из размышлений. – Помню, как Китнисс разрешила мне оставить кота, хотя собиралась утопить его – лишний рот нам был не нужен. Для сестры всегда не было ничего важнее моего счастья, – глаза у девушки опять становятся мокрыми, подбородок дрожит – едва заметный трепет в свете заходящего солнца. Она замечает, что я на нее смотрю, и отворачивается в сторону.
– Знаешь, единственное, что помогает мне чувствовать себя лучше – это рисование. Может тебе тоже попробовать? – предлагаю я, хотя у меня тут даже карандашей нет, и вряд ли мы сможем позволить себе краски в ближайшие несколько месяцев.
– Идем, – я опускаю ноги на пол, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в теле, – у меня есть идея.
Со скрипом распахиваю дверцу сарая, навесы которой перекосило от времени; среди дров и поленьев откапываю пару кусков угля. Интересно, это наш «родной» уголь, привезенный из Двенадцатого? Скорее всего, да, ведь зимы в Седьмом снежные, значит, одной древесиной не согреешься. Обхожу дом по кругу и выбираю деревянную стену, смотрящую в сторону леса. Что ж, чем не холст?
Бросаю один кусок прямо в руки девушки, марая их черными пятнами.
– Жаль, что мы не рисуем прямо глазами: едва ли у меня получится передать то, что я чувствую, – неуверенно произносит она, крутя уголек в руках.
– К черту правила – рисуй то, что тебе хочется, и так, как можешь! Я подправлю!
Жаклин медленно делает два шага вперед, протягивая ладонь с камнем к стене. Резкий взмах руки, и на холсте появляется первая линия, потом еще и еще одна, будто она пытается закрасить всю свою жизнь черным цветом.
Я наблюдаю со стороны, мысленно добавляя нужные детали, представляя, чем могут стать эти хаотичные темные мазки. Беру второй кусок угля и начинаю превращать фрагменты ее боли в образы надежды: ломаные линии становятся древесными стволами, листьями и тонкими стебельками. Я дорисовываю сверху пушистые шапки и летящие семена, превращая черный хаос в поле одуванчиков. Поле надежды и новой жизни!
Она отходит на пару шагов и замирает. С ее ресниц снова начинают капать слезы, и я надеюсь, что в этот раз от облегчения.
Будто сопереживая ее чувствам, в небе собираются тучи. Мы возвращаемся в дом, и девушка молча скрывается за дверью спальни, вытирая щеки тыльной стороной ладони. За окном начинается дождь. Легкие капли лениво спускаются с небес и, разбиваясь о жестокую действительность керамической крыши, разлетаются на мелкие осколки.
Как и мы сами разбились, столкнувшись с реальностью жизни.
Мне почему-то кажется, что дождь теплый, а, может, и соленый, как слезы Жаклин, тихо скатывающиеся по щекам и умирающие в мягкой ткани воротника ее платья.
Я расстилаю диван, укладываюсь сверху и закрываю глаза, но еще целую вечность не могу уснуть, пересчитывая боками впивающиеся пружины. Ненавижу эти тихие темные ночи, где мне то и дело слышится ее голос, по которому я так скучаю, а воображение не перестает рисовать ее образ.
Едва ли мне удается поспать пару часов, когда я просыпаюсь от странного звука. Будто кто-то со всей силы колотит в дверь кулаком. Я пытаюсь открыть глаза, стряхивая с себя остатки сна. Может, померещилось? Или приснилось? Тру ладонями лицо и сажусь, спуская ноги с продавленной софы.
Вновь раздаётся гулкий шум ударов, и я понимаю, что мне не показалось.
– Тодд, открывай! У меня миротворцы на хвосте!
========== Глава 4. Тодд ==========
Не зажигая свет и стараясь поменьше шуметь, медленно иду навстречу неизбежному. На ходу прикидываю возможные варианты развития событий. По крайней мере, я точно знаю, что за стеной не миротворцы.
Только я откидываю цепочку и рывком открываю дверь, как в комнату врывается парень, захлопывая ее за собой. Он шумно выдыхает и проводит ладонью по лбу, стирая капли пота.
– Что так долго? Я еле от них ушёл, – незнакомец разворачивается, пытаясь отдышаться, переводит взгляд на моё лицо и застывает на мгновение.
Парень делает два шага назад, с глухим стуком ударяясь о стену.
– Ох, чтоб меня, – выругивается он, – прости, брат, я, наверное, ошибся домом.
Видно, как он растерялся, но опасность быть пойманным сейчас затмевает все прочие мысли в его голове, поэтому вместо того, чтобы просто уйти, он выглядывает в маленькое окно у входа. Убедившись, что ничто больше не угрожает, парень резко задергивает занавески и делает пару шагов к выходу.
– Мне нужен был 138-й дом на этой улице. Видимо, в темноте не разобрал.
– Это он, – спокойно отвечаю я. Какой смысл скрывать, если, только выглянув наружу, он увидит номер, выведенный белой краской на стене?
– Постой… – колеблется внезапный гость, – А ты тогда кто такой? И где Тодд?
На ходу решаю, что безопаснее всего будет притвориться, а дальше разберусь по ситуации.
– Я его кузен, – вру, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно увереннее. Уповаю лишь на то, что этот парень не знаком с Тоддом настолько, что знает всех членов его семьи лично. Для убедительности протягиваю незнакомцу руку. – А где брат, я не знаю. Он ещё не возвращался.
– До сих пор? – прикусываю верхнюю губу и отрицательно мотаю головой, и на его лице отражается явное огорчение от услышанного. – Значит что–то пошло не по плану.
– Я думал кто–то «из ваших» наконец расскажет мне, где он? – как можно убедительнее интересуюсь я, изображая тревожное беспокойство о судьбе родственника.
– Ты же знаешь, персональные задания не разглашаются, – незнакомец складывает руки на груди и печально качает головой. – Это он попросил тебя дом в порядок привести к его возвращению?
– Да, именно так, – просто отлично, этот парень сам подкидывает мне сценарий, – работы тут, как видишь, невпроворот.
Краем глаза вижу Жаклин, выглядывающую из приоткрытой двери спальни. Парень тоже замечает девушку и переводит взгляд на ее тонкие ноги, выглядывающие из под широкой мужской футболки, в которой ей приходится спать. Убегая, мы практически ничего с собой не взяли, так что пришлось поделиться.
– Недавно женился, вот решили пожить отдельно да и домик в порядок привести заодно, – произношу я как можно небрежнее, но мое сердце так и колотится. – Ты прости, брат, – пытаюсь копировать его манеру разговора, чтобы звучать убедительнее, но ты нас немного отвлек.
– Ох, черт… ещё раз извините, – незнакомец снимает кепку и делает что–то вроде неуклюжего поклона в сторону девушки, – встретимся как-нибудь в штабе. Ты входишь в восьмой или в двенадцатый отряд? – спрашивает он так, будто это абсолютно очевидные вещи, хотя для меня больше похоже на тарабарщину. – За последние полгода нас стало вдвое больше – сейчас не разобрать, кого куда приписали, – он чертыхается, но я замечаю, что при упоминании мятежников в его глазах загорается дикий огонек.
– Я ещё не успел вступить… примкнуть…, – запинаясь, как бы оправдываюсь я, – Тодд обещал, что приведёт меня, как только вернётся.
Незнакомец вновь тяжело вздыхает, сжимая губы.
– Да, брат, видно их раскрыли… сожалею твоей потере. Но может, они затаились где? Да и вернутся, как горизонт расчистится, – кажется он действительно переживает.
Печально киваю ему в ответ, хотя прекрасно знаю, что семья Янг уже точно не вернется.
– Держи, – он достает ручку из кармана брюк и на куске бумаги кривым почерком набрасывает адрес. – Скажешь, что от Тодда, тебя примут. Я поручусь, если что. Нам сейчас, как никогда нужны добровольцы: только недавно при подрыве дороги в Капитолии четверо «наших» погибло.
