— Да я, в принципе, все понял, — задумчиво доложил Старк, вздыхая. — А предупредить это никак нельзя? Ты просто вот так, — он нахмурился, видимо, вспоминая произошедшее в лаборатории, — падаешь, чуть ли не задыхаешься, тебе настолько плохо, что лучше сдохнуть, и каждый раз это случается вот так неожиданно? — он поднял серьезный взгляд карих глаз на Паркера, который свой поспешно отвел, мысленно себя пнув за то, что так открыто наблюдал за Тони.

Питер выпустил из рук одеяло, под которым вдруг стало жарко, — а терпеть любой дискомфорт по отношению к телу еще дня два будет сложно, — и покрасневшую кожу тут же обдал прохладный воздух. Изо рта вырвался досадный вздох, в голове снова стало неприятно-мутно, но не так, как перед приступом, так что этот вариант Пит отмел сразу. По мышцам из самого низа живота распространилось волнительное тепло, Питер встрепенулся, сел, поджав ноги, и прижал к пылающему лицу прохладные ладони, растирая ими горящие щеки.

— Черт, — рыкнул, заставив себя остановиться, чтобы не вызывать волнения мистера Старка, хотя он уже почувствовал на себе его обеспокоенный взгляд. — Нет, мистер Старк, это не начинается снова, — догадываясь о грядущем вопросе, на одном дыхании почти выстонал Паркер, вцепившись пальцами в волосы, сжимая их и натягивая, чтобы сменить чувство возбуждения хотя бы на боль. — Это и есть побочный эффект, о котором я Вам говорил…

Не помогло. Нет, было больно, даже очень, но ожидаемого результата не было — потяжелело дыхание, в мышцах по всему телу в совершенно разных местах то и дело вспыхивали, расцветали и угасали волны яркого, ослепляющего возбуждения, хотелось свернуться в клубок, сжаться до размеров пылинки и раствориться в этом ужасающе приятном ощущении. Или исчезнуть. Или подрочить.

— Блядь, точно! — не сдержав нахлынувший восторг от пришедшей на ум идеи воскликнул Питер, и, совершенно позабыв о наставнике, находящегося на расстоянии каких-то тридцати-сорока сантиметров от него, с размаха опустил ладонь на кровать, в миллиметрах от дрогнувшей руки крайне изумленного Старка. Питер побледнел от осознания, следом от него же покраснел, отдернул руку, испуганно дернулся, расширенными зрачками глядя в темные глаза напротив, пытаясь отыскать в себе силы, чтобы сказать хоть что-нибудь.

Не разрывая зрительного контакта, Питер отодвинулся, не глядя, нащупал край одеяла, схватился за него, крепко сжал и пискнул:

— Мистер Старк!.. — спуская ногу на пол. — Вам лучше уйти отсюда!

Отбросив одеяло, немедля развернулся спиной к наставнику, вскочил и всего через секунду дверь в ванную оглушительно хлопнула.

***

В кромешной тьме Питер на ощупь нашел замок и дважды повернул, закрываясь, и привалился к двери, жалобно хныкнув.

— Пятница, свет пятнадцать процентов, — всхлипнув, встал. — Здесь есть камеры?

— Да, Питер, — у потолка загорелись декоративные подсвечники.

— Черт, а в душе? Хотя бы там их нет?! — возмущенно воскликнул Паркер, уже не зная, куда себя деть.

— Нет, в душе камер нет, — Пятница как всегда флегматична до зубного скрежета.

Восторженно вскрикнув, Питер скользнул к душевой кабине, с грохотом отодвигая матовую стеклянную дверь в сторону, и залез внутрь, сразу закрывая ее. Развернувшись, спиной прижался к противоположной от двери стенке кабины, почти до боли упираясь торчащими лопатками в ребристую поверхность, напряженно выдохнув, почти смирившись с мыслью, что после этого инцидента ему еще предстоит попозориться: мистер Старк, наверняка, не отвяжется до последнего, пока не узнает все подробности «обострения», такова уж его натура. Но надежда на то, что он все же не станет пересекать черту личного пространства, была.

Подумав, Питер протянул руку к крану и включил воду, которая хлынула теплыми струями прямо с потолка, инеем ложась на темные волосы, соскальзывая по горящей коже, забираясь под резинку забытых трусов. Прошипев что-то нечленораздельное, но явно нецензурное, Пит согнулся и раздраженно стянул вымокшие трусы, вслепую бросив их в угол кабины, если судить по глухому хлюпу, прозвучавшему как раз оттуда.

Питер задрал лицо к потолку, подставляясь под теплые струи, до конца вымывающие из мыслей желание сопротивляться собственному телу. Забывшись, он прижал к шее ладонь, сжимая до покраснения, провел, рукой исследуя грудь, торс, выбивая незамысловатыми ласками еле слышные стоны, глухие вздохи; мышцы живота свело приятной судорогой и Питер, наконец, обхватил напряженный член ладонью почти у основания, и не размениваясь по мелочам провел ею до головки, обведя ту большим пальцем, всхлипнул, снова привалившись к стенке — ноги уже не держали. Свободная рука повторила путь первой, дразня чувствительные соски, сжимая левый, вслед за рукой, уже твердо обосновавшейся на возбужденном члене, послав по всему телу волну яркого всепоглощающего наслаждения. Перед глазами возник образ сонного мистера Старка, изумленно смотрящего на него снизу вверх, щеки от этого внезапного видения опалило еще большим жаром, член стал тверже, изо рта вырвался громкий гортанный стон, рука автоматически сжала плоть у основания — до искр из глаз — и еще несколько раз провела вверх-вниз, а Питер, с глухим ударом о пластиковую панель стенки и стоном, рвущимся сквозь крепко стиснутые зубы, кончил.

Но эрекция ожидаемо не опала: для того, чтобы избавиться от напряжения и в обычном-то состоянии ему надо кончить как минимум раза два, а тут такое событие! Настолько возбужденным он себя, пожалуй, еще не ощущал, так тут еще и Старк за дверью находится, если, конечно, не ушел еще, как Питер и просил, между прочим, — просто мечта эксгибициониста. Питер хоть и не эксгибиционист, но даже юрко промелькнувшая мысль о возможно слышавшем его мистере Старке приводила в некое подобие восторга. Подобие, потому что здравомыслящей половиной мозга он понимал, что как только это закончится, он просто сгорит в пламени собственно стыда и предпочтет скорее лично себя закопать где-то на окраинах Нью-Йорка, чем находиться в одном помещении, здании, вообще на одной планете с тем, на кого он так яростно надрачивал в душе, и не просто расплывчатым и ничего не значащим «тем», а с самим, мать его, Тони Старком!

Но это будет потом. Сейчас он, не прекращая почти монотонно двигать рукой по члену, скользнул вниз по стене, с тихим хлюпом практически падая в набежавшую лужу воды, вытянув ноги, насколько было возможно — душевая все же не настолько большая, чтобы можно было спокойно в ней сесть, протянув ножки — поэтому он лишь уперся пальцами в громыхнувшее в фурнитуре стекло. Носом втянув влажный воздух, Питер прикусил губу, в наслаждении зажмурившись, и, изогнувшись, откинулся макушкой на стену, снова ударившись о ребристую поверхность. Пальцы на ногах судорожно поджались, в изнеможении парень крепче стиснул зубы и уткнулся лбом в острое колено, прикусил изнутри щеку и сглотнул противный ком вязкой слюны, практически вбиваясь бедрами в собственный кулак, другой рукой держа то и дело норовящую съехать вперед согнутую ногу, на которой нашла пристанище казалось потяжелевшая от лавины из мыслей о Старке голова.

Второй раз Питер кончил, прокручивая из раза в раз воспоминание о том, как мистер Старк в одной черной майке и потрепанных домашних штанах с какими-то то ли грибами, то ли котами грациозно порхает между расцветающими голограммами, как поворачивается к Питеру спиной и медленно, изящно, чувственно — вообще все, что делал Старк было насквозь пропитано сексуальной чувственностью — опирается рукой на стол, усыпанный деталями различных размеров и форм, как его майка медленно поднимается выше, оголяя две аккуратные ямки на пояснице, а после, буквально сводя Питера с ума, потягивается, крепко ухватившись за край стола, сжимая до побеления пальцы, прогнувшись в пояснице, и, опрокинув голову к потолку, явно пытаясь скрыть зевок попыткой сосредоточенно зажмуриться. Это выражение его лица Питер не выпускал из головы следующие пять недель. Старка вообще сложно выбросить из головы, что уж говорить, а когда у него на лице такое выражение, будто ему мучительно приятно, скулы порозовели и губа закушена — уж увольте, тут и простой смертный не выдержит, что уж говорить о человеке, который фанатит за ним едва ли не с пеленок, в придачу к, кажется, нехилой такой влюбленности, хотя Питер и надеялся, что это всего лишь подростковая блажь, последствие фанатизма, которая со временем пройдет.