Но пока никакого диагноза нет. Нет даже никаких симптомов, а значит нет поводов печалиться. Не в её характере придаваться унынию, жалеть себя и опускать руки. Жизнь продолжается. Точнее, она бьёт ключом, стоит внимательнее присмотреться вокруг. Забавные совпадения, что несколько раз свели её с этим интересным мужчиной тому прекрасное доказательство.

Ещё тогда, в первый раз, он показался ей достойным чуть большего внимания, чем просто сосед по барной стойке. А уж когда он хладнокровно заступился за неё перед расфуфыренным пьяницей, то Эрин почувствовала необычайное спокойствие. Она запомнила тот ледяной взгляд голубых глаз, который был вообще-то адресован тому мальцу, но задержавшийся чуть дольше нужного. Точно не банкир.

А в больнице что? Какое-то очень важное дело. Он выглядел таким строгим и в целом деловым. Ей даже не хотелось его беспокоить, но он сам был явно не против. До того не против, что даже улыбнулся, хотя Эрин показалось, что вряд ли она способна вызвать у такого человека улыбку. Сколько напряжения тогда зависло в воздухе, когда Мюллер была вынуждена оставить его.

Совсем непредсказуемое его появление в зоопарке окончательно убедило Эрин, что всё это не просто так. Жизнь упорно продолжала предлагать знакомиться и общаться с интересными людьми, поэтому она без раздумий согласилась на свидание. Глупо игнорировать эти предложения, а потом корить себя за упущенные возможности.

Интересно было, кто же этот Альберт Вескер. Очень деловой человек, весь в работе — это видно по тому, как отчаянно он хочет от неё отвлечься. Эрин легко смогла это распознать, и ей было бы очень приятно вытащить таинственного молодого мужчину из пучины ежедневных обязанностей.

На набережной было прохладно от тени густых деревьев и дувшего с реки ветерка. Мюллер предусмотрительно взяла с собой лёгкую кожаную куртку, чтобы не позволить себе замёрзнуть.

Эрин не видела, с какой стороны он подошёл, но да это и не важно.

— Привет, — раздался низкий голос рядом, — Я не опоздал? — он торопливо взглянул на часы.

— Привет! Нет, я просто решила заранее немного прогуляться.

— Не любишь сидеть на одном месте?

— Ну, это зависит от настроения. Иногда можно и на диване поваляться в приступе лени.

Сумерки совсем скоро сменятся вечерней темнотой, которую будут пытаться рассеять уличные фонари. А ветер резче вздымать с асфальта пыль и песок.

— Да, иногда можно и полениться. Но только иногда, — пока всё соответствовало уже знакомому образу, но Эрин хотелось знать больше.

— Чем ты занимаешься, Альберт? Кто назначает тебе встречи в зоопарке? — в её голосе было много доброй иронии, что не могло не радовать Вескера. Однако к её сожалению, много болтать ему нельзя.

— Да так, банальная посредническая работа. Заключать разные контракты со всеми, с кем только можно их заключить, — когда он шёл на набережную, то знал, что придётся много не договаривать или переиначивать фразы. С одной стороны, эта повседневная ложь во всём её многообразии уже порядком поднадоела, с другой — говорить прямолинейную правду опасно настолько, насколько даже сам Вескер боялся представить, — А ты? Учишься или работаешь?

С первых секунд Альберт приметил, что Эрин гораздо моложе него, но значения это никакого не имело. В конце концов, тот же Биркин уже стал отцом, а до сих пор бывало вёл себя, как ребёнок. Это было забавно ровно до того момента, когда необходимо было возвращать его в работоспособное состояние для блага всей Амбреллы.

— Стоит начать с того, что я в принципе не отсюда. Я прилетела из Эдонии, это в Европе, — Вескер не на шутку удивился, насколько качественным было её произношение, не считая едва уловимого акцента, в той или иной степени присущего многим жителям Штатов, — А у себя дома я учусь. На архитектора.

— У тебя отличный английский, — не мог не заметить Альберт, — Но что привело тебя сюда?

Все карты, особенно чёрные, не хотелось раскрывать сразу же. Всё-таки они не на допросе.

— Нужно кое-что узнать. Пока не могу сказать об этом.

Вескер, тем не менее, был совершенно не против, чтобы каждый сохранил немного тайн. Но долг офицера службы безопасности велел удостовериться, что речь не идёт об Амбрелле. Только узнать нужно аккуратно, не испортив всё и вся излишним нажимом.

— Что-то по учёбе? А то я мог бы помочь.

— Нет-нет, это личное. Скоро точно смогу сказать, если захочешь.

Нет, не об Амбрелле. О таких вещах сообщают только нужным людям, а не тем, с кем ходишь гулять по набережной.

Набережная была длинной, что не могло не радовать. Эрин много рассказывала о жизни в Эдонии, что времена бывали и лучше, но граждане стараются не унывать и держатся на плаву. Тот факт, что у её семьи нашлись средства на полёт в Америку, говорит о пока ещё терпимой ситуации.

Вескер внимательно слушал, сопоставляя все преодолеваемые этой неутомимой девушкой тяготы и её бодрый настрой. Трудности закалили её. Как и много препятствий пришлось пройти ему самому, прежде, чем сформировать характер, с которым можно успешно творить самые циничные дела. Но от бездушности можно устать, как последние месяцы стал подмечать Альберт. Когда кругом, за редким исключением, одни мерзавцы, эгоисты и лицемеры, вера в человечество теряется, а искренность кажется фальшивкой. Быть может это и есть тот ответ на вопрос, почему Эрин самым натуральным образом контрастирует с действительностью.

Этой человеческой простоты, незапятнанной деньгами, роскошью и нарциссизмом, порой так не хватало. Когда можно не скрываться под маской, когда не нужно притворяться, что тебе интересно и приятно разговаривать. Кроме того, из её рассказов стало ясно, как во многом они, оказывается, похожи. В том, что людям не хватает смелости, что природа красивее зимой, что все беды из-за жадности, что кофе из автоматов не кофе.

Но коварное время неумолимо шло вперёд, забирая секунду за секундной. У него было только одно это правило, а как распоряжаться отведёнными мгновениями — дело сугубо человеческое.

Когда совсем стемнело, Вескер проводил Эрин до дома, в котором она снимала комнату. Они не забыли назначить ещё одну встречу в ближайшее время.

Предвкушение нового шанса увидеться приятным теплом разливалось по телу. Для каждого это теперь имело свой смысл. Для Эрин — наслаждаться продолжающейся жизнью и впитывать каждый её радостный момент. Для Вескера — убеждаться, что не все кругом обезумевшие от своих пороков существа и что он сам не очерствел настолько, чтобы перестать верить в человека, как вид и даже нечто большее.

Узнавать друг о друг всё больше и больше нового, но при этом видя своё отражение, было очень необычным опытом. Нет, не во всём они сходились во взглядах, что совершенно нормально. Разве что некоторые заявления Эрин казались Вескеру по-детски наивными и требовали корректировки, пока им не пришлось столкнуться с жестокой реальностью. Это было так странно, что выросший не в самой благоприятной среде человек сохраняет малооправданные надежды на исправление жизни в своей родине чуть ли не силой мысли. Мол, стоит появиться правильной идее, и все тут же осознают всю неправильность своего образа жизни.

Но это не мешало просто проводить время рядом, задерживая взгляд и не встречая никакого возмущения. В тайне желая, чтобы случайные соприкосновения пальцев при передаче банки с газировкой происходили чаще. Чтобы в один день дождь поскорее закончился и можно было выйти на прогулку по улице, а другой — чтобы он подольше лил и можно было задержаться в кафе.

Вескер не заметил, когда она захватила его разум полностью. Но, едва поймав себя на этой мысли, сообразил, что это опасно, по-настоящему опасно. Всего хорошего в меру, одержимость — тяжёлое состояние, а трезвость ума на его работе жизненно необходима. Он старался не вспоминать об Эрин на работе, тем более, что это иногда было по-своему противно. Противно смешивать в голове светлый образ и жестокую угрозу местному журналисту убийством его шестилетнего сына.