Это прощание длилось всего лишь минуту, потому что сильный старец в чёрной монашеской ризе, через которую была переброшена только одна небольшая сума, сразу двинулся вперёд, к речке, а чтобы их успокоить, сказал: «Я иду ближе к устью, куда на белом коне во время охоты перебирался по широкому бревну. А теперь я пешком пройду этот путь, в первый и последний раз, а потом тропкой – к монастырю, посвящённому Богоматери».

Он шагал уверенно не оборачиваясь и не помахал рукой ни епископу, ни кучеру. Он не думал ни о чём, кроме молитвы Господу.

Веруя в Царство Небесное, он в монашестве принял малую, а затем и великую схиму, чтобы жить аскетической жизнью, без мяса или чего бы то ни было скоромного, лишь на хлебе и воде. Походкой он напоминал правителя, того благочестивого, храброго, блестящего опытного воина, как никто другой обильно жертвовавшего бедным, праведного во всём и милостью украшенного.

После нескольких часов хода отец Симеон вернулся к действительности.

Казалось, он имел врождённое чувство быстро узнавать место и время, в которых он находится.

Он не улыбнулся, никакого чувства не отразилось на его лице, когда он увидел крышу крупного монастыря и стены, которые его окружают.

Анастасия замедлила шаг, внимательно слушая слова, произносимые за её спиной устами её до недавних пор придворной дамы. Не желая отвечать на каждую её фразу или вопрос, она спросила:

«Скажи мне правду, прошу тебя, есть ли у тебя хотя бы тень сомнения, не ошиблась ли ты, пойдя этим путём в монахини, как и я? Мы люди, существа ранимые. И не грех нам иметь и страхи, и сомнения».

«Милая сестра Анастасия, знаю я, что ты имеешь в виду. Потому что мы с трудом можем избежать своей подозрительности. Вспомним строки из Нового Завета, как апостол Фома три года провёл рядом с Господом Иисусом Христом, а затем, когда Он воскрес, узнал Его, попросив лично перстами прикоснуться к Его ребрам. И апостол Пётр убеждал Господа, что он от Него никогда и ни за что не отречётся, а затем той же ночью три раза принял грех на душу, отрекаясь от Него. Конечно, сильны их вера в Господа и покаяние, их души осиянны благодатью Божией. Я гораздо слабее святых апостолов, но искренне отвечу на твой вопрос. Я не раскаиваюсь, я на добром пути к Господу, к Царству Небесному, к спасению, так же, как ты и наш правитель Неманя, ныне монах Симеон».

«Верю, милая сестра, – ответила Анастасия. – И радуюсь, что ты так говоришь».

Затем они пошли быстрее.

Анастасии вспомнились картины прежней жизни, много лет тому назад произнесённые Неманей слова, особенно молитвы Господу «…Ради имени Твоего отвергаюсь от сопряжения с супругой моей, и ставлю Тебя, Владыко мой Иисусе Христе, путеводителем и хранителем старости моей и наставником на пути, которым, славя Тебя, не преткнусь… и ещё построю храм Пречистой Матери Твоей Благотворительнице, и исполню заветы свои, что уста мои изрекли…»[7]

Они ко Всемогущему со слезами обращались, напоминая Ему, что послушал Он Авраама и Сарру и остальных праведников, которые молили о чаде.

Так он молился, и она с ним возносила свою, материнскую, женскую, человеческую молитву много лет тому назад. Она старалась каждый миг поддержать его, чтобы в душе укрепить такие решения, чтобы и её сердце всегда принадлежало только ему и чтобы конец их совместной земной жизни не разделил их.

И Бог услышал молитву, и в зрелые годы у них родилось красивое и здоровое чадо мужеского пола, которому при крещении, по области, в которой они жили, дали имя Растко. И чтобы было оно крепким как дубы (храст), которые в изобилии росли в местных лесах.

Перед её внутренним взором возникло и убранство храма в Расе, в котором свечи освещали очи двух правителей – Немани и её. Собравшиеся тогда могли ясно видеть каждую морщинку на лице правителей!

С галереи в храме, через шесть маленьких и четыре больших отверстия, наблюдали за торжествами знатные воеводы и гости, представители из Царьграда, Венеции и Пешта, друзья из Болгарии, столько их было, сколько могло поместиться в той части церкви. Как и для этого особого торжества маленькой узкой лестницей поднимались приглашённые гости на галерею и сходили оттуда с таким чувством, будто спускаются с небесных высей на огромных облаках в мир, который Своею рукою создал Господь.

В центральном нефе, перед алтарём, стояли епископ Калиник со священством и монахами, а Неманя и Анна – возле крестильни, которая была открыта, в которой некогда принял Неманя православное миропомазание, и в ней крестился Растко, ныне монах Савва[8].

Возникали перед ней и воспоминания о дворянах – всех двадцати старейшинах народных, о воеводах высшего ранга, князьях, управлявших войском, о самых выдающихся воинах, кузнецах, кующих монеты, и рудокопах с юга и севера страны, видных купцах и крестьянах. Все они пришли увидеть правителя и правительницу, как они совершают то, что никто в их роде до того времени не совершал. Люди видели крепкую супружескую пару, оставляющую всё земное, золотое и серебряное, удобное и комфортное, ради небесного, невидимого, непостижимо далёкого.

Окружён храм православным кладбищем с памятниками в виде креста и построен на плато левого берега Рашки. Он во всём необычен, отличен от других. Будиша Филипович напоминает легенду: Церковь основал Тит, ученик апостола Павла.

До тех пор монахи считались младшими братьями Иисуса, бедняками, которых, несильных в вере, насмешливо называли попрошайками.

Она и теперь чувствует, во время этого пути через кручи, как этим собравшимся людям было трудно представить себе мощного Неманю, как он вместо меча, который всю жизнь держал в руке, месит с монахами хлеб, а лоб без короны склоняет на каменный пол, стоя на коленях перед иконами.

А уж свою госпожу Анну они не могли представить себе в ледяном монастыре, далеко от сыновей и дочерей, внучат, зятьёв и снох. Они удивлялись – зачем правительница, которая при дворе имела всё, что пожелает, раздаёт имение другим. Ведь вместо тепла и внимания слуг, наслаждений и уважения, поклонов и абсолютного повиновения всех – от дитяти до рыцаря, она будет молиться непрестанно, стоя на коленях на каменном полу, и жить жизнью молитвенницы, отшельницы. Она наденет самые скромные одежды, отвергая шёлковые, на удивление прекрасные и полезные, не желая ничего для себя, она сознательно жертвует собой для других. Всё своё отдаёт другим, ни от кого не требуя взамен даже стакана воды.

Слышала Анастасия от дворянок накануне пострига и вопрос: раздаст ли она им свои изысканные одежды, шёлк и жемчуг, драгоценные камни, серьги и кольца золотые с алмазами, которые ей дарили другие правители. И удивлялись, почему ни она, ни Неманя никогда не сели в золотую карету, полученную в качестве дорогого дара от византийского императора. Она находилась в помещении, построенном для хранения ценных вещей[9]. Не взяли они в руки и золотые ложки и вилки, которые были в изобилии на кухне их двора.

«О, великое чудо, – говорили дворянки, слыша, что Анна собирается стать монахиней. – Что это, что заставляет её принять такое решение, чтобы свою личность, внимание, которым она должна была быть окружена, платья, которыми она могла затмить всех цариц мира, в каждом углу иметь золотые зеркала, ожерелья призренской филиграни, фонари дубровницких мастеров с красными мраморными пластинами из Египта, которые перед ней носят по улице, платья из шёлка-сырца из Азии, вышитые золотыми и серебряными нитями… променять на монашество?

Она, всё ещё стройная, всегда в добром расположении духа, с прекрасными чертами лица, а на лоб её падают пряди длинных волос с маленькими чёлками, которые, как полагали дворянки, должны были бы виднеться из-под шапочки королевы, выполненной из золотых пластин и с золотой птицей наверху, а не из-под черного монашеского платка… Ничего из этого Анна не надевала и не использовала, и в этом находила своё счастье».