«И ввел меня во внутренний двор дома Господня, и вот, у дверей храма Господня, между притвором и жертвенником, около двадцати пяти мужей стоят спинами своими ко храму Господню, а лицами своими на восток и кланяются на восток, солнцу… И ветви подносят к ноздрям своим» (Иез. VIII, 16–17).

У врат полуночных, жены плачут о Солнце зашедшем, Сыне умершем; а у врат полуденных, мужи, поднося к ноздрям своим ветви, обоняя «клейкие весенние листочки» (Достоевский) – «отпрыски», natser – поклоняются Солнцу восходящему, Сыну воскресшему.

Смерть и воскресение Бога – вот что значат Таммузовы таинства – для пророка «мерзости». О Ком плакали дщери Иерусалимские, так и не узнал великий пророк Израиля; но узнала смиренная Ханаанеянка: «Господи! и псы едят крохи, которые падают со стола господ их. – О, женщина! велика вера твоя; да будет тебе по желанию твоему» (Матф. XV, 27–28).

«Бога должно заклать» – читаем мы на одной шумерийской дощечке бездонной древности. Заклать, убить Бога, – что это, страшно? Нет, мы к этому привыкли. Но не сразу; сначала устрашались, изумлялись, по слову пророка: «Как многие изумлялись, глядя на Тебя: столько был обезображен, паче всякого человека, лик Его, и вид Его – паче сынов человеческих» (Ис. LII, 14).

Обезображен так, что ученики, сняв тело со креста, не узнали Его и ужаснулись, разбежались молча от ужаса: Кто это был? Что это было?

И всего ужаснее то, что этот земной ужас – только отражение ужаса небесного: Агнец, закланный от создания мира, – в основе мира и в основе всех таинств, или, точнее, одного-единственного, потому что все они ведут к одному, именно к этому: Бога должно заклать.

Египет хорошо знает об этом, можно сказать, только об этом и думает, но молчит, как Сфинкс, – онемел от ужаса. Вавилон лепечет, как в бреду, невнятным лепетом.

Бероз, вавилонский жрец (III в. до P. X.), вероятно посвященный в таинства Таммуза, сообщает древний миф о творении человека:

«Видя, что земля плодородна и необитаема, Бэл (Мардук) отрубил себе голову, и прочие боги, смесив текущую кровь с землею, вылепили человеков; потому-то обладают они разумом и причастны божеской природе». ’Αφελειν την ˜αυτου κεφαλήν καˆ το ῥυὸv αŒμα τους ¥λλους θεους φυράσαι τῇ γῇ και διαπλάσαι τοὺς ἀνθρώπους διό νοηρούς τε εЌναι και φρονήσεως θείας μετέχειν (Berossi. Fragm., ap. Damasc., de prim. princip., cap. 125).

Только в косматых, звериных сердцах мог родиться этот исполинский, каменный бред. Но и в каменной грубости – нежность лилейная: Бог умирает из любви к человеку.

В книге Бытия (II, 7) Бог создает человека из «красной земли», afar, «лепит» его, уасаr, как горшечник лепит сосуд. Земля – красная, может быть, потому, что смешана тоже с кровью, но чьею, здесь уже не сказано.

В позднейшем вавилонском мифе о творении мира – Епûта eliš – люди созданы из крови не бога Мардука, а дьявола Кингу (Kingu), сообщника восставшей на богов Тиамат (Thiamat), Преисподней (VI, 5–24). Как бы ужаснувшись богоубийства, человеческая мысль прикрывает мистерию мифом, бездну ночи – покровом дня.

Но древнейший подлинник того же мифа подтверждает страшное сказание Бероза:

Здесь клинопись стерта, а дальше можно прочесть:

Этот заколаемый бог и есть Озирис, Великая жертва, Таммуз, Истинный Сын – первая на земле тень Агнца, закланного от создания мира. Только для того и смесит Великая Матерь глину с божескою плотью и кровью, чтобы могло совершаться некогда таинство Плоти и Крови.

Так шепот бездонной древности отвечает громам Евхаристии: «Да молчит всякая плоть человечья и да стоит со страхом и трепетом, Царь бо царствующих и Господь господствующих приходит заклатися и датися в снедь верным».

Бог умер однажды, чтобы человек родился, и снова умер, чтобы человек воскрес.

Знамение Ионы пророка есть знамение Сына Человеческого: «Ибо, как Иона был во чреве кита три дня и три ночи, так и Сын Человеческий будет в сердце земли» (Матф. XII, 40).

Имя Иона – от бога Fa-Ia-Jahwe. Эа, бог-рыба, изображается на вавилонских памятниках человеком в рыбьей коже, как Иона во чреве кита. Бог Эа-Оаннес, выходя из моря, подобно пророку Ионе, учит людей, проповедует.

Иона нисходит в сердце морей, как Таммуз – в сердце земли, как Гильгамеш – на дно океана, как все первое человечество – в бездну вод потопных. «Воды объяли меня до души моей, бездна заключила меня… Но Ты, Господи, изведешь душу мою из ада!» (Ион. II, 6–7).

Ложным пророком Божьего гнева оказался Иона и восскорбел: «Господи, возьми душу мою от меня, ибо лучше мне умереть, нежели жить! – И произрастил Господь Бог растение, и оно поднялось над Ионою, чтобы над головою его была тень и чтобы избавить его от скорби его. Иона весьма обрадовался растению. И сделал Бог так, что на другой день, при появлении зари, червь подточил растение, и оно засохло. Когда же взошло солнце, навел Бог знойный полуденный ветер, и солнце стало палить голову Ионы, так что он изнемог и просил себе смерти… И сказал Бог Ионе: неужели так сильно скорбишь ты о растении? Он сказал: очень скорблю, даже до смерти. Тогда сказал Господь: ты жалеешь о растении… Мне ли не пожалеть Ниневии, города великого?» (IV, 1–11).

До смерти скорбит Иона об увядшем растении, как Гильгамеш – о Злаке Жизни, как весь Вавилон – о Таммузе, Ростке увядающем:

Любовью Сына побежден Иона, пророк гнева Отчего. «Мне ли не пожалеть», не возлюбить, – говорит не Отец, не Иегова, грозный Бог Синая, а Сын, Таммуз, кроткий бог Вавилона.

Бездонно-древняя клинопись: «Тому, кто сделал зло тебе, плати добром», сохранила для нас как бы слово из Нагорной проповеди не нашему человечеству. Не от этого ли тихого слова, которое созидает и уничтожает миры, онемел египетский Сфинкс, рушилась Вавилонская башня, и снизошла Атлантида в сердце морей?

Истинный Сын – Терн страдания, Роза любви – вот Злак Жизни, которого ищут и не находят они. Найдем ли мы, или так же погибнет и вторая Атлантида, как первая?

Таммуз, подобно Озирису, – воистину Бог, и человек воистину: родился, жил и умер, как человек.

Гильгамеш, отвергая любовь богини Иштар, перечисляет погубленных ею любовников: все они – люди, простые, бедные – поселяне, пастухи, звероловы. В их числе и Таммуз.

Таммуз – пастух, хозяин овечьего хлева, ити étи`ra. И Сын Человеческий родился в хлеву, среди пастухов.

О человеческой жизни Таммуза мы почти ничего не знаем. Может быть, намек на нее – только в царских житиях, потому что все цари Вавилона – «Таммузы», как все цари Египта «Озирисы».