Сейчас дядя Гриша моет теплой водой посуду. Возьмет тарелку, прополощет ее, потом внимательно осмотрит со всех сторон, еще раз прополощет, уже забортной водой, и только после этого кладет в зеленое эмалированное ведро.

Мише хочется, чтобы дядя Гриша делал все это хотя бы чуть-чуть побыстрей. Уж очень он интересно рассказывает о катере. И слушать умеет с неподдельным интересом. Все выспросит: как кедровка шишки клюет, какая Вишера бывает в половодье, как хариусов ловят.

Правда, хариусами больше интересуется дядя Саша. Коротко остриженный, очкастый, он расхаживает по катеру в одних трусах, все время что-то ищет, на кого-то сердится, невнятно бормоча себе под нос. Но стоит только заговорить о рыбной ловле, дядя Саша заметно веселеет. То и дело приговаривая: «Здорово! Вот это здорово», — он не забывает обстоятельно выспросить, на какую насадку, где, когда и в каком количестве клевали эти самые хариусы. Но особенно его интересуют таймени.

Миша сначала не понял, о чем идет речь, когда дядя Саша спросил о тайменях. Тут уж отец пояснил:

— Это правильное название — таймень, литературное. У нас его ленок зовут, лень.

Ленков Миша знал. Ловил их, правда, редко и маленьких, зато не раз видел у знакомых рыбаков и соседей. Привозили они порой здоровенных рыб, и всегда украдкой, прячась от инспектора рыбнадзора. Ловить эту рыбу запрещено, только не все соблюдают запрет. По совести говоря, Миша так и не может понять — почему тайменей нельзя ловить. Ведь их в Вишере не так уж мало. А если он вместо хариуса попадет, так что с ним делать? Обратно выпускать? Что-то не слышно, чтобы кто-нибудь так делал…

Миша так и сказал дяде Саше. Тот сразу поскучнел, покачал головой, долго о чем-то думал молча. А потом пообещал «при случае» рассказать, почему тайменей нельзя ловить.

Мише это не понравилось. С дядей Гришей лучше разговаривать. Тот не станет откладывать дело в долгий ящик. На каждое Мишино «почему» сразу же дает ответ.

Но сейчас дядя Гриша занят — все еще моет посуду. И Миша лезет на крышу кабины, где рядом уселись отец и Иван Александрович, тот самый пожилой мужчина, который вчера первым подошел к костру.

Интересный вчера был после ужина разговор! Когда Иван Александрович узнал, что отец много раз плавал по Вишере до самых верховьев, то обрадовался. И тут же предложил:

— Нам проводник нужен, Илья Васильевич. В реке тоже свои дорожки есть, а мы их не знаем. Находим, конечно, путь, но порой приходится на это много времени тратить. А у нас время дорого. Лодку вашу на палубу поднимем, будете сидеть да показывать, куда плыть.

Когда отец ответил, что подумает, Миша чуть не закричал ему: «Поедем, папа! Чего ты еще!» — но удержался. Он вообще в тот вечер больше помалкивал. Да и взрослые не очень-то обращали на него внимание — были заняты серьезными разговорами о предстоящем плавании. Миша сначала слушал, а потом и не заметил, как заснул.

Утром, когда он проснулся, все уже были готовы трогаться в путь. Лодку привязали на палубе, свой багаж отец уложил в кабине. Только костер еще дымил, догорая под большим закопченным чайником.

Увидев, что лодка поднята на катер, Миша обрадовался — значит, отец согласился. Вот здорово! Не надо будет слушать надоедливый треск подвесного мотора, «подвески», на котором они поднимались кверху. Моторчик старый, часто капризничает. Бывает, что приходится брать в руки шесты и, упираясь ими в дно, гнать лодку вперед. Работа эта тяжелая. Чуть неверно поставишь шест — лодка начнет заворачивать в сторону, а то и совсем опрокинется. При одном воспоминании о таком плавании у Миши начинают ныть плечи и спина.

На катере же не плавание, а одно удовольствие. Хоть и не очень быстро бежит он, все же неуклонно уходят назад берега.

Особенно приятно Мише даже не это. Ему очень нравится, что он попал в настоящую экспедицию. Вчера у костра Иван Александрович объяснил отцу, зачем и куда эта экспедиция плывет. Сегодня дядя Гриша дополнил этот рассказ. Теперь Миша знает, что это за катер и зачем ему понадобилось плавать по таким неудобным местам, как Кривая протока.

Начальник экспедиции — Иван Александрович. Он ученый, преподает географию в Москве, в университете. Когда дядя Гриша рассказал об этом, Миша долго украдкой наблюдал за Иваном Александровичем, сравнивая его со своим школьным учителем географии. Тот, правда, постарше, но есть у него с Иваном Александровичем что-то общее. Скорей всего взгляд — такой же пытливый, внимательный, умный.

Иван Александрович нетороплив в движениях, все делает без суеты, спокойно. Разговаривает негромко, но его хрипловатый голос очень хорошо слышен даже сквозь шум мотора. Миша заметил, что Иван Александрович часто записывает что-то в толстую черную тетрадь. Посидит-посидит на крыше катера, поглядывая в большой бинокль по сторонам, а потом опять спустится в кабину, достанет тетрадь и пишет в ней.

Неспроста он пишет. Ученый, открывает что-нибудь… Вот только что именно — Миша не мог придумать.

Дядя Саша — тоже ученый. По крайней мере, так говорил отец. В тетрадку он ничего не пишет, во всяком случае Миша этого не замечал. Все время копается в своих больших мешках и вечно что-нибудь ищет. То микроскоп у него пропал, то бутыль с формалином исчезла, то перочинный нож испарился. Все в конце концов находится, но дядя Саша вскоре начинает искать эти предметы снова.

Отец сказал, что дядя Саша изучает рыб, а Миша подумал, что он, наверно, и ловить-то не умеет этих самых рыб. Больно уж суетливый какой-то…

Есть еще на катере моторист Николай. Он сидит в кабине, за рулем, и слышно, как почти все время что-то напевает.

Про себя дядя Гриша сказал так:

— Я, брат, тут по механической части. Катер наш не просто так плавает, а испытание проходит. Нужно выяснить, как он ведет себя в условиях мелководной горной реки. Как через перекаты проберется, как с течением бороться сможет. Все подметим, все запишем.

И показал Мише толстую конторскую книгу, на обложке которой было выведено: «Судовой журнал».

У КАМНЯ ГОВОРЛИВОГО

Ночь выдалась темная и, как часто бывает на Вишере, холодная. Стоит сделать шаг от костра в сторону, и словно в холодные чернила окунешься — ночь обступит со всех сторон.

Сразу станут слышны звуки и шорохи, которых у костра не заметишь: торопливо и сбивчиво бормочет вода, перешептываются листья кривой березки, чудом прилепившейся к каменному обрыву, доносится откуда-то собачий лай.

Звуки в ночи неясны, с трудом пробиваются они через густую завесу темноты. И вдруг громко, отчетливо, уверенно раздался на реке мощный всплеск. Он прозвучал так неожиданно, что после него на несколько секунд замерло все, словно испугалось. Не слышно стало ночных шорохов, только звезды молчаливо и бесстрастно мерцают в темном, чуть подсиненном небе.

Миша невольно вздрогнул, когда раздался этот громкий всплеск. Тут же, сообразив, в чем дело, протянул с улыбкой:

— Ле-е-нь… Играет!

— Угу, — дядя Саша энергично кивнул, и трубка, которую он держал в зубах, светлячком мотнулась книзу.

Уже добрых полчаса назад они отошли от костра метров на двести, уселись на большом и шершавом камне, плотно привалившись друг к другу. Они ждут, когда будет совсем-совсем темно. Тогда наступит самое время для рыбалки. Только ночью можно поймать хорошего ленка, или, как там его зовут, тайменя.

Собственно, рыбачить уже давно можно. Но дядя Саша сказал, что нужно посидеть, привыкнуть к темноте. Потом он решил выкурить трубку. А время идет.

Мише очень хочется посмотреть, как дядя Саша будет ловить тайменя на свою снасть. Она у него особенная, такой Миша еще не видел. Снасть эта называется спиннинг. Увидев ее, Миша на правах опытного вишерского рыболова сначала хотел подсмеяться над уверениями дяди Саши, будто ничего лучшего для ловли тайменя и не придумать. Однако он вовремя заметил, как отец рассматривает спиннинг с нескрываемым интересом и уважением. Больше того, скоро выяснилось, что папа не прочь иметь такую же снасть, много о ней слышал, только в работе не видел, не доводилось. Тут уж Миша решил помолчать. А когда дядя Саша по совету отца решил порыбачить ночью, заменив предварительно латунную блесну белой, никелированной, Миша не выдержал, напросился в компанию.