- А ты сможешь ее растопить своей любовью?
- Попробую, мой господин, - засмеялась ты с почтительным поклоном гаремной невольницы, счастливой своим пленом.
Это же снова система трех колонн, объясненная Шефом: по левой колонне жена с Запада, по правой - с Востока. И надо найти третью точку... В самом себе русском. Любить обеих. Две жены все-таки не три жены.
- Нам надо спешить, мой повелитель. Опоздаем на последнюю электричку.
Неон вспыхивает под потолком. Фиолет неба становится черной пеленой от этого всплеска света.
Трамвай скользит по мосту над темной рекой, и его окна - снова зеркала, и зеркалам повидать довелось... слезы и смех многих веков этого города.
Вглядеться в тебя как в зеркало? Рассказать тебе какое-нибудь простое, очень простое стихотворение, без всяких символистских и сюрреалистических метафор? Конечно.
Рассказать тебе будущее? Твое будущее? И мое?
Нет, не стоит. Не сможешь вместить. Не поверишь.
Твой поезд уже виден издали, там, на юго-востоке, уже подходит, и последние минуты вдруг растягиваются до вечности, и мягко плывут по волнам моей памяти два истекающих слезами любви голоса из незабвенных "Шербургских зонтиков" Мишеля Леграна:
- Dis "Je t'aime", ne me quite pas...
Мощная электрическая машина вырывается из тьмы с лязгом и грохотом. Визг рельсов, скрежет, свист автоматических дверей - остановка. Стоянка электропоезда пять минут, пока горит сигарета в руках.
- Я провожу тебя в твой город.
- Не надо. Обратно электричек больше не будет. А я сама совсем не хочу с тобой расставаться.
- Я не уеду назад. Останусь до утра под твоими окнами.
- Кто тебя только выдумал, милый мой Орлов... Жду тебя завтра. Не грусти.
- Оставь мне что-нибудь свое. Чтоб не быть всю ночь без тебя и день без тебя.
Достаешь из сумочки свою фотографию.
Автоматические двери захлопнулись. Твой счастливый взгляд - торжествующая улыбка Ким Бессинджер - сквозь стекло словно бросок подарка: "Лови, Орлов! Жизнь - это праздник!"
Вкус твоей помады на губах, нежная женщина.
Вот и красные огни последнего вагона улетают во тьму.
Вот и нить горизонта стала нитью вагонов.
Звезды смотрят на рельсы. Я желаю экспрессу, чтобы следующим рейсом он унес нас с тобой.
Глава 10
Погружение в воды вечного Рейна
или сверхзвуковые машины королевства Корнуолл
Трансформа хаотического времени
Звучит невыключенная музыка, звучит и звучит. И в этом электронном синтезированном слезами счастья звуке - наши встречи и расставания, расставания и встречи. Эти встречи похожи на танец: увидеть друг друга издали в толпе, махнуть рукой, броситься друг к другу, обняться или - подойти, очень медленно, словно не веря и глазам своим: "Это ты, my love, my life?"
[Это не переводится...]
Жемчужное запрокинутое Небо в окнах огромного гранитного здания, земля с прошлогодней травой стынет в сумерках, черные силуэты прозрачных тополей вдоль бульвара и закатного горизонта... Эта сладкая боль... Такое впервые. Это как вивальдиевская скрипка в "Инферно" - смычком по сердцу. Всего пять секунд, больше душа не выносит. Зачем ты пришла, скажи? Зачем апрельские сумерки так пронзительны... Зачем в изменчивом синем свечении с такой болью хочешь любить и быть любимым? И это все со мной? С Орловым? Железным человеком? "Где чувства господствуют, там ослепленье... А где ослепленье - ума угасанье"?
Вот там, вот там, за стеклянной дверью с электронным временем мелькнул твой взгляд. Пять секунд.
Выходишь. Оглядываешься. Ищешь меня взглядом. Здесь, Вероника. Здесь!
Увидела. Вспыхнули синие искры в глазах.
"Но пока эта грусть словно боль
О былом связана лишь с тобой.
Мне это все забывать нелегко..."
Остался только снимок, цветной автограф дня...
Ты прорываешься сквозь поток людей, ты ближе, ближе... Что это? Словно слом океанского льда - лопнула с грохотом ледяная зеркальная гладь, и поплыли исполинские плиты...
Самое главное - не терять головы.
Мужчина несет ответственность за женщину. И должен сохранять всегда холодную голову, каким горячим не было бы сердце. И тогда будет счастлива она, будет счастлив и он.
Это просто свобода духовного пространства. Как и учил Шеф. Как учил Бердяев. Как учили бодхисаттвы, пока их учение было истинным...
И не забывать предупреждения Шефа: это будет развязка всех земных узлов, моих и твоих, вечная женщина. Но почему же пока ничто даже не предвещает никаких сломов и срывов? Тем более не расслабляться духом. Не терять трезвения ума - вековой медитативной дисциплины.
Вот ты и рядом.
- Орлов, как я тебе рада!
Привлекаю тебя к себе, но ты легонько отстраняешься с улыбкой:
- Еще успеем. Вот тебе мои иллюстрации к твоим стихам.
Необычный для женщины стиль... Можно ли представить Данаю, рисующую саму себя, глядя в зеркало?
Еще успеем. Сегодня все решится. Сегодня будет наш главный день.
Запоминать каждый миг. Каждая минута - подарок. Каждая секунда. Подарок совсем бескорыстный. Ни за что. Просто так. От всей души.
- Вероника, есть душа?
- Видимо, есть.
- А Создатель Вселенной?
- Если ты чувствуешь, что есть.
Вот так.
Теперь возможно все, между мною и тобой.
Главное сказано.
На тебе сошелся клином белый свет.
Женщина, не способная это чувствовать, это сказать мужчине, хочет властвовать над мужчиной, хочет царить над ним, заставить его поклоняться. В прежние века ее просто назвали бы ведьмой.
Как же стало легко на душе...
Ты берешь меня под руку, и мы уходим в синее призрачное свечение этого вечернего воздуха, мы словно хотим раствориться в нем, как движения рук моих переходят в движение рук твоих и растворяются, как звуки слов слетают с губ твоих, слетают с губ моих и растворяются друг в друге, и сами наши ауры сливаются воедино, если бы кто-то ясновидящий смог это увидеть со стороны...
The dream... It's a dream. "Brave new world" Олдоса Хаксли, тебе неизвестного, да и не надо, дхвочка - зачем тебе читать эти кошмары, где женщин выдают по талонам.
Где мы? Уже в центре Старого Города. И синее свечение все темнее, все холоднее воздух.
- Присядем здесь, да, Орлов? На последнюю электричку я уже опоздала. Ладно, не беда. Останусь у подруг.
