Это наш Старый Город. Он почти человек. Которому уже несколько веков.
Ступени спускаются к площади. Площадь заполнена спешащими людьми. Все еще утро.
Теперь все будет иначе, после вчерашнего просветления, после этих удивительных Книг Откровения, после вчерашнего вхождения в полное вверение себя Небу.
Начать с себя.
Перейти Рубикон.
За Рубиконом - неизвестность. Но лучше погибнуть в ней, чем жить в таком скучном потоке событий.
В конце концов, вся наша жизнь - эксперимент.
Надо в реальности пройти то, что называется "точкой без жалости" к себе.
Чтобы войти в Вечную Жизнь, надо пройти через временную смерть самого себя: во всем. Чтобы умерло все, к чему привязан, за что привык цепляться и считать "своим".
Путь фанатика: отвергать очевидное ради предвзятой идеи.
Путь доверчивого: принимать все как реальное.
Путь дурака: сомневаться.
Путь воина: принимать, не принимая, отвергать, не отвергая.
"Безупречный воин предоставляет других самим себе. Только освободившийся от формы человека может позволить себе помогать кому-то", - учили древние воины духа.
Фантом "спасения духовно погибающих" - приписывание себе способности вообще кого-то "спасти", плод тайной мании величия.
Это лишь обольщенность само-мнением.
Спасти кого-то может только не имеющий грехов.
Сесть сейчас в этот трамвай и - куда глаза глядят. С надеждой. Теперь Само Небо поведет вперед и устроит все. Теперь есть в руках карта и компас.
Шум колес по рельсам как-то странно успокаивает: трамвай сам знает, куда везет. И ни о чем думать не надо. Так трамваи везут по улице Пикадилли, по токийской Гиндзе, по парижскому Шампс-д'Элизе, по Западному Берлину...
Свет выделяет лицо девушки, стоящей напротив. Она внимательно смотрит в глаза. Странно... Совсем незаметно одета, обычное синее пальто, черные сапожки из синтетики, никакой фантазии в прическе - темные волосы в перманентной завивке, и не исходит флюидов "Мадам Роша" или "Шанели". Мы, видимо, деловые, занятые, "в поте лица своего"...
Но какая поразительная грациозность... И лицо, фотомодельное лицо, необычайно притягательное, ослепительно красивое, невозможно глаз оторвать... Чем-то похожа на актрису Ким Бессинджер. Или на Полу Абдул с обложки альбома "Forever your girl". Как бы будущая принцесса, но пока еще Золушка.
Зачем это? Ей ли понять, чем сейчас живу... Какая-нибудь наивная оптимистка...
Зачем же ты все еще смотришь на меня, милая, наивная девушка? Разве ты поймешь это хоть когда-нибудь...
Но, однако же... Но нет. Очень ясное, слегка детское, но и очень женское лицо. И полуулыбка... Словно манящая куда-то, слегка вызывающая своей уверенностью в себе, победным торжеством и каким-то тайным женским умом и как бы некой опытностью... Будто бы завлекающая... Как это может быть вместе на одном лице? Очень странное, почти невозможное сочетание.
Сколько мы уже едем? Три минуты?
И вдруг, вдруг - но такого не бывало еще ни с одной - словно начинается наш диалог - беззвучным шепотом, безмолвный, никому, кроме нас, не слышимый:
- Что это? Сама судьба посылает мне живой ответ?
- Да, судьба.
- Но это разве не твоя остановка?
- Нет...
За окнами деревянные домики спускаются по склону холма. И словно за горизонтом детской памяти, они таинственно хранят какую-то древнюю тайну и светлую мудрость. В них нет суеты. В них нет страстей. Они находятся в глубоком созерцании вечных смен зим и весен, летних закатов и осенних листопадов.
А вот и храм. И тонкий звон колоколов плывет над Старым Городом. Солнце висит над золотыми куполами, светит тебе прямо в глаза, но ты все равно не отводишь взгляд.
- Над куполами храма парят голуби в синеве... И снова не здесь?
- Нет...
Трамвай поворачивает на улицу, когда-то названную Амурской.
Может быть этот диалог - лишь воображение? Или слуховые галлюцинации? Чем бы он ни был, таких телепатических диалогов никогда ни с кем еще не бывало.
Тебе, наверное, очень хочется жить, вдыхать с наслаждением этот весенний воздух, радоваться Солнцу, синеве, теплу? А мне? Когда-то немыслимо давно, под многотонными залежами памяти, весь мир казался пронизанным Солнцем, радостью, любовью... Таинственная благодать была разлита во всем вокруг, и люди казались исполненными каким-то светлым и таинственным значением... Весь мир любил меня, и я любил весь мир...
Но сколько воды утекло в Вечной Реке...
Можешь ли ты понять это, девочка с доверчиво-насмешливым взглядом? Видимо, ты такая, каким был сам в до-Истоминскую эпоху. Но ведь это прекрасно правда? - все повторить на новом витке спирали времени.
Вот уже виден из окна и театр, где когда-то играла Элен... И на нем афиша, "Фауст"...
Фауст... Он устал от жизни. Как вся Европа. Как и сам устал. Он чертит на полу пентаграмму, знак Микрокосмоса - внутренней Вселенной, что в каждом из нас.
Внутренняя Вселенная... Сотни людей связаны в ней между собой причудливыми переплетениями, сотни событий... Каждый день, каждый час случается нечто между ними, и влияю явно и неявно на эти переплетения... Но ничего неожиданного не происходит ни в Микрокосмосе, ни в Макрокосмосе - все идет изначально установленным чередом. И уже всякий раз ясно до боли: какие-то похожие книги, фильмы, спектакли, музыку уже слышал, видел, читал... И чем больше ищешь нового, тем меньше находишь.
Но уже начинается время новых тембров и нового мышления, новой мистики и трансфизического реализма...
Новое Средневековье, оно уже наступает...
И скоро начнутся новые сюжеты и новые персонажи - рыцари новых мистерий. И люди будут подражать им: королю Артуру и Лоэнгрину, апостолам и Парсифалю, чудотворцам и пустынникам, пророкам и мученикам молитв... Трехмерное искусство с трехмерными героями уже исчерпало себя и уходит...
Назад, в будущее!
А ты все смотришь на меня, девочка-женщина.
И снова наш беззвучный диалог:
- Мост... А те, кто его построил, погибли давным-давно...
- А как все красиво - синяя река, стройный мост, белые корабли...
- И эту остановку пропускаем?
Ты киваешь.
Это уже за гранью вероятного. Едем почти полчаса. Какой силы должны быть твои чувства? Какою же ты в любви должна быть? Или совсем людей не знаю? Что это - вызов? Или просто бесстыдство? Или - любовь с первого взгляда?..