Наконец, слышен ответ: "Заходи".
В комнате встречает девушка в очках. Одета незаметно и немодно. Словно ей все равно, нравится она мужчинам или нет.
И очень честное лицо. Такие лица бывают в фильмах шестидесятых годов.
- Кто Вы?
- Наташа. Я живу с Ириной Истоминой. А ты -Андрей?
- Да. Что с ней?
- Ничего страшного. Теперь ничего страшного. Ее ночью увезла "скорая" в больницу.
- В какую? - бросить на ходу и рвануться из комнаты.
- Да подожди! Узнай хоть сначала, что с ней.
- Что с ней?
- Послеоперационное осложнение. Две недели назад ей вырезали аппендицит. Надо было отдыхать, меньше двигаться... А тут практика. Сам понимаешь, что это такое.
- Ей сейчас тяжело? Где она? Какой там телефон?
- Нет, нет. Она только что звонила сюда, чтобы никто не беспокоился. Дня через два ее уже выпишут. И приезжать категорически запретила. А если что важное, говорит, я сама позвоню.
- Но я всё равно должен найти ее.
Надо уходить.
- Сейчас уже вечер, тем более, праздник. Тебе это лучше сделать с утра.
- Да, действительно...
- А цветы поставь ей вот сюда, на стол. Они такие свежие, простоят и два дня.
Наташа наливает воду в банку, надо поставить цветы. На столе лежит чье-то яблоко.
- "Прекрасно было яблоко, что с древа Адаму на беду..."
Удивительно, почему вдруг вспомнился именно этот шекспировский сонет?
- ...Сорвала... Ева..." Откуда оно?
- Поль Бельский подарил.
- Кто он?
- Наш однокурсник.
- А чем он еще знаменит?
- Своей неординарностью.
Яблоко вращается в руках, и вдруг вспоминается откуда-то: "Змей соблазнил меня, и я ела"...
Из Вечной Книги.
С этого началась история мира.
Это символ. Конечно же, символ какой-то вселенской значимости.
Нет, надо встряхнуться.
- Да... Мне пора.
- Оставайся. Поговорим. Сейчас общежитие пустеет - праздник, а я никуда не хожу, скоро диплом. Потом уеду, буду преподавать в каком-нибудь поселке на Севере.
Да уж, такому человеку не объяснишь, что значит "символ вселенской значимости". Это как будто бы какой-то народоволец шестидесятых годов прошлого века: "Какой светильник разума угас, какое сердце биться перестало..." Хоть устраивай перфоменс: "Некрасов у одра умирающего Добролюбова".
Видимо, стоит остаться на какое-то время. Ведь это Ваша жизнь, Ирина Алексеевна. Это Ваша подруга. С ней Вы, наверное, ведете разговоры каждый вечер, и лучше узнаю Вас, лучше пойму Вас, если узнаю Наташу. Это Ваша жизнь, до сих пор скрытая от меня, неизвестная, и совсем не похожая на вчерашнюю, у Элен в театре и дома за роялем. Там - полетная романтика, романс, роман, а здесь - обычный земной реализм... Ведь никому, наверное, не удается жить в непрестанном полете духа, не касаясь земли...
Да, задержаться ненадолго.
- Вам не хочется остаться в нашем Старом Городе?
- Обращайся ко мне "на ты". Там я буду нужнее всего.
- Но здесь театры, библиотеки, музыка. Здесь цивилизация, в конце концов.
- А чем виноваты дети, родившиеся не здесь?
- Разве дело в одних детях? Дело в принципе: почему почти все люди вообще живут как по компьютерной программе! Посмотри, какие мертвые глаза у большинства людей. И детей. И какой рабский труд - весь день одному отвинчивать гаечки, другому - пришивать пуговицы, третьему - продавать крупу, и так изо дня в день у тысяч и тысяч людей. Разве можно быть человеком, если такая работа тебя оглупляет? Почему люди живут как роботы - им сказали "нельзя!", "делай вот так!", вогнали им в души с детства наборы команд, процедур, программ, пока они еще были детьми и не могли сопротивляться этим командам и выбирать сами, какими им стать и как жить и что делать, и они запрограммировались на всю жизнь и не знают, как стать свободными, и даже не думают об этом... Должны быть какие-то способы распрограммирования разума, чтоб человек стал человеком.
- В каждом человеке обязательно есть человеческое. Не может ни один быть до конца роботом, кроме умственно отсталых и душевно больных.
- Пусть даже и так. Но всё равно - смотреть спокойно, как люди задавлены своими зомби-программами хотя бы и отчасти, - я не могу. Если у нашего мира есть Создатель, Творец, то идеал человека - стать свободным со-творцом.
- А начинается это всегда с незаметного. Отдать бесплатно пирожок голодному. Пожалеть зайца. Перевязать уточке крылышки. И потом, как ты помнишь, все они приходят на помощь царевичу, когда он без них не смог бы самого главного.
- Это было бы слишком просто...
Наташа, ты словно из Лимба, описанного когда-то Данте. И едва ли ты знаешь: в средние века так называли самый верхний слой ада, где остались самые праведные язычники. Лимб - это очень странный мир. Там нет никаких адских страданий, там просто ничего нет. Вообще ничего.
- Человека не изменить сразу и чудом. Нужен долгий труд - очистить его душу, залечить его раны...
- Да нельзя раба превратить в свободного, а уж тем более - в творческую личность!
- А ты пробовал? Человека ведь не изменишь сразу и чудом... Здесь нужны годы, даже десятки лет.
Вот эта наивность и утомляет... Пятилетки нравственной индустриализации, духовной коллективизации...
- Наташа, есть ведь просто наследственность, просто генетика! Как это ты сможешь воспитать Моцартов и Лобачевских из потомков вчерашних крепостных? У них в генах записано, как их прадедов всего сто двадцать лет назад секли вожжами на конюшне... Видимо, оттого они все и спят как под гипнозом: им дали свободу, равенство, братство, а они... не знают, что с этим делать! Может быть, для Европы и Америки подходит эта идея равенства - там все умеют быть и свободными, и разумными, там эти хартии вольностей установлены еще в до-петровские времена, а у нас... вообще непонятно что.
- Значит, ты просто никого и никогда еще не любил.
Эта комната высоко над землей. За окнами комнаты Город и звезды. И как это все ново, странно, ни на что не похоже... Что-то опьяняющее в этом почувствовать себя вполне взрослым человеком, имеющим уже право на свои взгляды и свои тайны.
- Это не так.
- Знаешь, о какой любви я говорю? Помнишь Гоголя - "может и зверь любить свое дитя, а породниться не по крови, а по душе может один человек".
