Итак...
Зажегся маленький красный сигнал. Шелестит лента. Щелчок электромагнита:
- "...и я познаю мудрость и печаль. Свой тайный смысл доверят мне предметы..."
Это первый ответ.
Дальше.
- "...и приходит радость, и уходит грусть. И поверить в счастье я опять боюсь..."
А это - второй.
Но вот и последний:
- "...вечный покой сердце вряд ли обрадует. Вечный покой - для седых пирамид. А для звезды, что сорвалась и падает, есть только миг, ослепительный миг."
Да, вот и все: ослепительный миг.
Огромная планета ждала рассвет.
Нью-Йорк и Париж еще спали. Лишь в стране восходящего солнца начиналась утренняя медитация.
Этот Вечный Город везде и нигде. Течет вода под мостом Мирабо, и несутся машины в вечерней тени Нового Арбата, и летит ветер.
Вечное солнце над вечной рекой и осенним парком. "Я искал в твоих глазах чудесные радуги острова Авалон"...
"Islands in the sky", острова в небе ждали нас где-то в полете между Москвой и Кассиопеей.
"I'll be waiting". Мы будем ждать этого времени на мосту Мирабо в ожидании чуда. Вода под мостом течет и течет.
"You my everything" - плывет над водой далекая медленная музыка.
Нас кто-то позовет к звездам под ослепительным солнцем февральской оттепели.
И будет медленно течь вода, капля за каплей, и будут медленно течь песчинки, одна за другой, сквозь песочные часы, и каждый день будет начинаться новая жизнь, и она никогда не окончится.
Это называлось временем. Это был живой поток тайн, где астронавты экипажа "Аполлон" смотрят на огромную Землю, висящую над горизонтом Луны, а где-то там, в песках Объединенных Арабских Эмиратов, где жил наш пра-отец Авраам, летит по небу ветер над цветущими в оазисах тюльпанами...
И телеспутники медленно скользят в вакууме над миром остановившихся мгновений, миром бесконечного солнечного заката над старыми городами и древними тополями, и снова плывет в эфире над морями и континентами телемолитва - "Не исчезай из жизни моей", и снова в мир приходит Вечная Весна, и снова в плавно падающем дожде висят над дорогами хрустальные радуги, и это значит, что мир не кончится, и никакой войны не будет, и опять серебристый "Боинг" заходит на посадку над океаном, и в нем кто-то чертит алмазом на иллюминаторе "I love you", и нам дан еще целый век, а может быть, тысячелетие, и мы снова посмотрим в Небо со слезами в сердце, и Мудрый Дирижер Вселенной еще и еще простит нас и подождет, когда мы станем взрослыми.
Как охватить разумом этот огромный мир древних пустынь и вечно-молодой радости?
Весь этот бескрайний мир - поразительный эстетический феномен?
И придет к тебе Вечное лето остановившихся мгновений, и старый автомобиль снова и снова и снова поедет по сквозящей аллее в старом-старом кинофильме твоего позабытого за вечными зимами, вечными веснами детства, как столько лет назад... "ничего не потеряно, ничего не потеряно... не забывай, не забывай, не забывай... Этот чудесный город и вечное солнце всегда будут с тобой, если ты этого захочешь... ты просто не знал и не знаешь, что приготовило Небо любящим Его... неужели ты думал, что все это напрасно, и ничего не вернуть из той воздушной полетности духа вечного лета над старым городом - десять лет назад двадцать лет назад - тридцать лет назад? кто вложил в твое сердце эту полетность и зачем? ведь недаром, недаром, недаром..."
И если все умрет, тот звук оставит след, тончайший в мире свет, как сотни тысяч солнц.
Еще взлететь словам над морем можно, еще взметнется музыка, еще вольется в тебя это вечное небесное золото.
И время сольется и свернется как свиток, и вечное лето сольется с вечным золотом осени и вечной весной, и солнечный свет все зальет своими лучами, и время растворится в этом плавно текущем золоте Неба, и твой старый город, и твой вечный город медленно-медленно-медленно, плавно-чудесно-загадочно, в отблесках-отзвуках-отсветах выше и выше и выше... станет уходить в закатное вечное небо, растворяясь в том льющемся золоте вместе с тобой.
А потом все двадцать четыре тональности музыки сольются воедино, и станет этой музыкой твой вечный город, станешь и ты сам.
Ты сам превратишься в живую музыку вечного лета, и это навсегда.
Сегодня седьмое марта.
И, как всегда, утро начнется с появления Бабушки. Как же это было у них тогда, во времена Блока и Рахманинова?
- Как ты познакомилась с моим дедом?
- Это было в шестнадцатом году... Благотворительный бал в Дворянском собрании в пользу раненых. Я - гимназистка, он - инженер путей сообщения на Транс-сибирской железной дороге. Пригласил меня на тур вальса... Потом проводил домой, мы стали встречаться. Он дарил мне цветы, играл на рояле, мы бывали на спектаклях, на концертах, на выставках... В семнадцатом обвенчались. Он хотел уехать из России, но я уговорила его остаться. Что бы мы с ним делали в Харбине, подумай сам...
- А потом?
- Потом он строил город на Дальнем Востоке.
Странно, что ты об этом говоришь всегда как-то заученно, слово чего-то не хочешь договаривать до конца...
Интересная ли это была жизнь? И достойная ли? Чеховские интеллигенты вели какие-то бесконечные ленивые споры, народовольцы бросали бомбы в императоров и губернаторов, нелепые купцы драли друг другу бороды, злые мужики с топорами жгли усадьбы, несчастные рабочие прятали прокламации от урядников, толстые служители государственной религии учили неграмотный народ "смирению" перед крепостническими плетками, и отнимали у него последнюю курицу и овцу, опереточные дворяне состязались в интригах и высокопарности...
Огромная страна поголовной неграмотности. Никакой свободы и самосознания личности. Кнут и пряник.
Нет, это был просто курятник, а не цивилизация. Иначе он не рухнул бы так легко и быстро к февралю семнадцатого.
Было, конечно, и много прекрасного: "сияла ночь, луной был полон сад, лежали лучи у наших ног в гостиной без огней... Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали, как и сердца у нас над песнею твоей..." Но все это как-то неописуемо наивно, этакий милый детский сад, где все эти нежные Тургеневы и Феты расплакались бы от страха, покажи им мировые войны двадцатого века и атомный гриб...
