Всё остальное, такое как транспортные средства и провизия, были оставлены на усмотрение самих партий. Мы должны были жить на природе, путешествовать с местными жителями и пользоваться всеми транспортными средствами и пропитанием, которые предоставит нам эта территория. Так что нам предстояла вовсе не увеселительная прогулка. Российские власти в Петропавловске предоставили нам всю информацию и помощь, которая была в их силах, но, не колеблясь, выразили мнение, что пяти мужчинам никогда не удастся исследовать восемнадцать сотен миль бесплодной, почти необитаемой местности между рекой Амур и Беринговым проливом. По их словам, маловероятно, что майор вообще сможет пройти через Камчатский полуостров этой осенью, как он рассчитывал, но даже если он это сделает, то наверняка не сможет преодолеть обширные снежные пустыни Севера, заселенные лишь кочующими племенами чукчей и коряков. На что майор просто ответил, что ещё покажет, на что мы способны, и продолжил приготовления.

Утром в субботу, 26 августа, «Ольга» отправилась с Махудом и Бушем к реке Амур. Майор, Додд и я остались в Петропавловске, чтобы идти на север через Камчатку.

Поскольку утро было ясным и солнечным, я нанял лодку с туземной командой и проводил Буша с Махудом в море.

Когда мы начали выходить из-под скал западного побережья и почувствовали свежий утренний ветерок, я выпил прощальный бокал вина за успех «Отряда изучения реки Амур», пожал руку капитану, похвалил его «Историю Голландии», и попрощался с друзьями и остальными. Когда я покидал борт судна, второй помощник, переполненный эмоциями от мыслей об опасностях, с которыми я встречусь в этой языческой стране, выкрикнул на смешном ломаном английском: «О, мистер Кинни! (он мог не выговорить Кеннан) Кто тебе готовить, и ты не может получить картошку?!», как будто отсутствие повара и картошки были вершиной всех земных лишений. Я с уверенностью заверил его, что мы сможем готовить сами и есть какие-нибудь коренья, на что он скорбно покачал головой, как будто пророчески видел те страдания, к которому неизбежно приведут нас сибирские корни и наша кулинария. Позже Буш рассказал мне, что во время путешествия до Амура он часто замечал второго помощника в глубокой и грустной задумчивости, и, однажды подошёл к нему и спросил, о чём он думает. Тот ответил, печально покачивая головой и с неописуемым акцентом: «Бедный мистер Кинни! Бедный мистер Кинни!» Несмотря на скептицизм, с которым я относился к его морскому змею, он нашёл мне место в своей суровой душе, рядом с его любимым котом Томми и свиньями.

Когда «Ольга» подняла паруса, повернула на восток и медленно вышла из залива, я в последний раз увидел Буша, стоящего на юте за рулем и телеграфирующего мне рукой что-то неразборчивое азбукой Морзе. В ответ я взмахнул шляпой, повернулся к берегу и, с комом в горле, приказал гребцам навалиться на вёсла. «Ольга» ушла, и с ней оборвалась последняя нить, связывающая нас с цивилизованным миром.

Казачья свадьба – Полуостров Камчатка.

Наше время в Петропавловске после ухода «Ольги» было почти полностью занято подготовкой к путешествию на север Камчатского полуострова. Однако во вторник Додд сказал мне, что в церкви должна состояться свадьба, и пригласил меня прийти и стать свидетелем на церемонии. Мы пришли в церковь сразу после какого-то утреннего богослужения, которое как раз закончилось. Я без труда узнал в толпе счастливую пару, чьи судьбы должны были связать священные узы супружества. Они выдавали свой маленький секрет нарочитым равнодушием и задумчивостью.

Невезучим (или счастливчиком?) был молодой казак с круглой головой лет двадцати, одетый в тёмный сюртук, обшитый алой тесьмой и собравшийся как дамское платье выше пояса, который с полным пренебрежением к анатомии находился на шесть дюймов ниже подмышек. В честь такого случая на нём был огромный белый стоячий воротник, который возвышался над его ушами, как сказал бы второй помощник с «Ольги», «как лиселя над фор-брамселем». Из-за прискорбного отсутствия понимания между его хлопчатобумажными брюками и обувью между ними было примерно шесть дюймов, и никаких мер для устранения этого недостатка принято не было. Невеста была сравнительно пожилой женщиной – по крайней мере, лет на двадцать старше молодого человека, и к тому же вдовой. Я со вздохом вспомнил о прощальном напутствии старшего мистера Уэллера[11] своему сыну: «Остерегайся вдов!» и подумал, что бы сказал этот старый джентльмен, увидев эту уверенную в своём счастливом будущем «жертву», идущую к алтарю. На невесте было платье из странного ситца без рисунка и какой-либо отделки. Было ли оно скроено «по диагонали» или «с выточками» – я не берусь судить, так как пошив одежды для меня – такая же оккультная наука, как и гадание. Её волосы были плотно повязаны алым шёлковым платком, скрепленным маленькой позолоченной пуговкой. Как только церковная служба была завершена, аналой был перенесён на середину, и священник, надев чёрное шёлковое платье, которое странным образом контрастировало с его тяжёлыми воловьими сапогами, подозвал чету к себе.

После этого он дал каждому три зажжённые свечи, связанные вместе синей лентой и начал громко читать звучным голосом то, что, видимо, было нужно по брачному обряду, не останавливаясь, а только шумно переводя дыхание и продолжая затем с удвоенной скоростью. Кандидаты на вступление в брак молчали, и только дьякон, рассеянно посматривая в окно, время от времени откликался протяжным пением.

В конце чтения все несколько раз благочестиво перекрестились, и священник, задав чете решающий вопрос, дал им по серебряному кольцу. Затем, после ещё более продолжительного чтения, он дал им по чайной ложке вина из чашки. Чтение продолжалось снова и снова в течение долгого времени, жених и невеста непрерывно крестились и кланялись, а дьякон с поразительной быстротой раз пятнадцать за пять секунд повторял слова «Господи помилуй!». Затем он принёс два больших позолоченных венца, украшенных иконами, и, сдув пыль, скопившуюся на них со времени последней свадьбы, возложил их на головы жениха и невесты.

Венец оказался великоват для молодого казака и наделся ему до самых ушей, заслонив при этом глаза. Волосы невесты – или, точнее, своеобразная причёска, в которую они были «уложены», исключали возможность венцу удержаться на её голове, и поэтому держать венец над головой назначили кого-то из зрителей. Затем священник сказал чете взяться за руки, сам взял за руку жениха, и все они начали поспешно маршировать вокруг аналоя – сначала священник, волоча за собой казака, который, ослепленный венцом, постоянно наступал на пятки священнику, затем невеста следует за женихом, стараясь, чтобы венец не помял прическу, и наконец, помощник, несущий позолоченный символ царской власти над головой невесты, и наступающий ей на платье. Весь спектакль был настолько неописуемо нелепым, что я никак не мог удержаться в рамках приличия, которое соответствовало торжественности момента, и громко рассмеялся, чем весьма шокировал присутствующих. Трижды они обошли таким образом вокруг аналоя, и церемония закончилась. Жених и невеста благоговейно поцеловали свои венцы и пошли по церкви, крестясь и кланяясь перед каждой из икон, которые висели на стенах, после чего, вернулись, чтобы получить поздравления друзей. Конечно, ожидалось, что «выдающиеся американцы», о чьём уме, вежливости и учтивости все так много слышали, поздравят невесту с этим благодатным событием, но по крайней мере один выдающийся, но несчастный американец не знал, как это делать. Моё знание русского было ограничено «Да», «Нет» и «Как дела?», и ни одно из этих выражений не совсем соответствовало ситуации. Желая, однако, поддержать национальную репутацию вежливости, а также проявить расположение к невесте, я выбрал последнюю из этих фраз, как мне показалось, наиболее подходящую, и торжественно и, боюсь, несколько неловко подошёл и с очень низким поклоном и на очень плохом русском спросил невесту как у неё дела, на что она любезно ответила: «Чрезвычайно хорошо! Покорнейше Вас благодарю», после чего «выдающийся американец» удалился с гордым сознанием выполненного долга. Я был не очень хорошо осведомлен о состоянии здоровья невесты, но, судя по легкости и быстроте, с которой она произнесла это потрясающее предложение, мы пришли к выводу, что с ней должно быть всё в порядке. Иначе ничто, кроме крепкого телосложения и отличного здоровья, не позволило бы ей это сделать. После чего, Додд и я, сотрясаясь от смеха, покинули церковь и вернулись в своё жильё. Позднее майор рассказал мне, что церемония бракосочетания в греко-православной церкви, при правильном её исполнении, впечатляет своей торжественностью, но я не знаю, смогу ли когда-нибудь забыть ту картину, как бедный казак шел вокруг аналоя за священником, спотыкаясь и с венцом по самые уши!