Вэнс испустил такой истошный вопль, что его, должно быть, услышала даже сама Глэдис, и запрыгал по кухне, волоча за собой овчарку.

Миссис Хендерсон чуть кондрашка не хватила. Она принялась истошно вопить:

— Глэдис, отпусти его! Это добрый джентльмен, слышишь? Он не хотел обидеть мамочку! Глэдис! Нельзя, тебе говорят! Пошла на место!

Однако Глэдис явно решила понаслаждаться на полную катушку, и ни за какие коврижки не желала разжать челюсти. Гулять, так гулять. Они совершили три полных витка вокруг стола, после чего случилось неизбежное. Брюки лопнули под коленкой, и Вэнс отлетел в коридор, а бедняга Глэдис, не выпуская из пасти оторванную штанину, покатилась по скользкому линолеуму и остановилась лишь тогда, когда её зад уткнулся в камин. Примерно секунду озадаченная собака пыталась сообразить, что случилось, но уже в следующий миг, издав дикий вопль, который, должно быть, был слышен в Лондоне, она сорвалась с места и пулей вылетела в коридор, опрокинув по пути поднимавшегося с пола Вэнса.

Я услышал, как бедное животное с жалобным воем носится по дому, сметая все встречные препятствия.

Вэнс на четвереньках выполз в кухню, пугливо оглянулся, закрыл за собой дверь и задвинул засов.

— Чертова зверюга совсем взбесилась! — выкрикнул он.

Потом опустил голову и осмотрел на свою оголившуюся ниже колена конечность.

— 0, какой кошмар! — воскликнула миссис Хендерсон. — Бедный мальчик! Сядьте… Давайте все присядем и выпьем. Вам сразу полегчает.

Кудахтая и причитая себе под нос, она просеменила к буфету и достала ещё два стакана.

— Господи, никогда прежде за Глэдис такого не водилось. Она такая кроткая и послушная, к тому же ей ведь уже семнадцать — я взяла её совсем крошкой. И никогда — никогда она ни на кого не нападала. Такая тихоня сущий ангел.

Миссис Хендерсон щедро наполнила наши стаканы джином, добавив в каждый пару капель апельсинового сока.

— Ну, вот, — заявила она, придвигая нам стаканы. — Пейте.

Я приложился к стакану и сразу почувствовал, как крепчайшая жидкость, ошпарив горло, обожгла пищевод, после чего начала выедать мои внутренности. Я сделал ещё глоток и вдруг увидел, как стены кухни поплыли, грозя опрокинуть потолок.

Кинув взгляд на Вэнса, я убедился, что с ним творится то же самое. Он разрумянился и замурлыкал. Миссис Хендерсон уже осушила свой стакан и счастливо хихикала.

— Ну что, лучше? — полюбопытствовала она.

— Гораздо, — ответил Вэнс.

— Это очень хороший джин, — с гордостью сказала миссис Хендерсон. Может, даже самый лучший. В нем, кажется, градусов шестьдесят, а то и больше. Мой сын привозит его из-за границы. Он у меня служит в военном флоте.

— В самом деле? — вежливо произнес Вэнс. — Да, это так.

— Что так? — спросила миссис Хендерсон.

— Джин и вправду хорош.

Она восприняла это как просьбу подлить еще, и снова наполнила его стакан до краев.

— О, нет, не надо, — вяло принялся возражать Вэнс после того, как стакан наполнился.

— Надо, — улыбнулась она. — Пейте, мальчики. Ведь сегодня мой день рождения, и я по этому случаю испекла праздничный торт. Вам нравится?

Она придвинула ко мне торт, и я убедился, что сверху нетвердой рукой выведена кремовая надпись: "С днем рождения, Генриетта!".

— Вам, наверно, кажется, что это очень глупо… печь самой себе торт?

Я потряс головой, которая показалась мне чужой.

— Вовсе нет, — проквакал я. — Это очень даже мило.

Она вздохнула и приложилась к стакану.

— Все мы, старея, делаем глупости, — философски изрекла она. Особенно, когда живешь в одиночку. Впрочем, вы ещё слишком молоды, чтобы это понять. А мне только и остается, что петь и плясать в полном одиночестве.

— Разве у вас нет друзей? — спросил я.

Генриетта залпом опорожнила стакан и покачала головой.

— Пожалуй… нет. Есть только сестра в Манчестере, которая навещает меня примерно раз в месяц, но она глуха, как и Глэдис. Говорить с ней сущая мука. У нее, правда, есть слуховой аппарат, но почему-то вечно выходят из строя батарейки. Я ей говорю, что нужно возить с собой запасные, а она твердит, что батарейки не умещаются в её сумочке.

— А соседи? — поинтересовался я.

Миссис Хендерсон скорчила гримасу.

— Я их на дух не выношу, — пожаловалась она. — Они живут, как свиньи. Не удивлюсь, если узнаю, что они держат в спальне коз. Арабы, что ли. А как воняет их стряпня! Ведь это арабы едят бараньи глаза?

— Да, они, — с видом знатока подтвердил Вэнс, раскачиваясь на стуле.

— Во-во, — обрадовалась Генриетта. — Этим и воняет, вареными козьими глазами.

— Вы говорили про бараньи, — не удержался Вэнс.

— Нет, про козьи, — уверенно ответила миссис Хендерсон.

У меня предательски засосало под ложечкой. Чтобы унять желудок, я сделал изрядный глоток, и почувствовал себя на седьмом небе.

— О, вы уже почти допили! — обиженно воскликнула миссис Хендерсон, поспешно подливая мне джина.

— Скажите, — вдруг выпалила она. — Как вам удается помнить все эти современные танцы? Вчера вечером я смотрела телик, и попробовала их станцевать, но ничего не вышло. Как они хоть называются-то?

Лицо Вэнса прояснилось — это была его епархия. Он уже, кажется, полностью позабыл о столкновении со свирепым хищником, который едва не закусил вэнсятинкой, и теперь сидел, развалившись в небрежной позе. Вэнс говорил мне, что три вечера в неделю проводит в разных дискотеках.

— Что ж, — величественно проговорил он, — сейчас в моде крысодав, ерзик, пердунчик…

— О, Господи! — расхохоталась миссис Хендерсон. — Ну и названия! И как же это танцуют?

— Сейчас покажу! — гордо возвестил напыжившийся Вэнс.

Он попытался встать со стула, но сделал неловкое движение и упал.

— Стол мешает, — пояснил он, поднимаясь.

Он взялся за один конец стола, я за другой, и мы оттащили стол в сторону. Потом Вэнс включил транзистор, нашел нужную волну и расплылся в довольной улыбке.

— Это называется цыплячий желудок! — радостно провозгласил он, завертевшись и взмахивая руками, как кастрированный петух.

— Давайте вместе, мадам, — пропыхтел он.

Миссис Хендерсон долго упрашивать не пришлось. С молодецким визгом она выскочила на середину кухни и принялась подражать неописуемым телодвижениям Вэнса. Вы не поверите, но получалось у неё весьма недурно. Во всяком случае, Генриетта веселилась, как ребенок, звонко хохоча во все горло.

Я принялся громко хлопать в ладоши и притопывать в такт.

Когда музыка кончилась, Генриетта завопила:

— Не выключайте, я хочу еще!

Вэнс прислушался и довольно крякнул.

— Это самая модная вещь — "Со мной без дураков". Исполняют Дури Лей и "круглые идиоты". А танец называется — "воробьиная лапка".

— Как?

— "Воробьиная лапка". Вы должны прикинуться воробышком и прыгать так, будто у вас болит лапка. Вот так, смотрите!

Он показал.

Генриетта покатилась со смеху.

Откровенно говоря, я никогда не слыхал про "воробьиную лапку". Думаю, что Вэнс тоже. Он напридумывал всю эту галиматью просто, чтобы повеселить славную старушку. А она уже рыдала от смеха.

И тут вернулась Глэдис. Дверь внезапно сотряслась от мощного удара, и послышался заливистый лай.

— Черт побери, не впускайте ее! — завопил Вэнс, веселье с которого как рукой сняло. — Она у меня последние ноги оттяпает!

— Глэдис, пошла вон! — крикнула Генриетта. — Прекрати гавкать!

Ясное дело, вредная псина не послушалась.

Танец закончился, и мы все без сил повалились на стулья. Миссис Х. вновь наполнила стаканы. Мы уже так набрались, что джин показался легкой водичкой.

— За вас, мамаша! — провозгласил Вэнс, воздымая стакан. — С днем рождения. Расс, давай споем. Паздравля-а-ем вас, паздравля-а-ем вас, паздравляем все вместе, паздравля-ааа-ем вас! Уррааа!

Генриетта посмотрела на Вэнса, потом перевела взгляд на меня. Глаза её увлажнились. В следующий миг — кап, кап — на стол закапали слезинки.