Многие не выдерживали: уходили в другие театры, справедливо рассудив, что язва желудка на нервной почве не стоит потенциальных перспектив и смутно блестящей карьеры. И хвалебных отзывов тоже - не стоит.

И, честно говоря, я ушел бы и сам.

Конечно, это был отличный вариант, и для начинающего актера работа с таким режиссером сулила столь же отличные варианты в будущем, не говоря уже о возможности остаться в театре на постоянной основе - да… Но когда из зала регулярно интересуются наличием у вас вообще хоть каких-нибудь мозгов, добавляя при этом как бы между делом про золотую молодежь, не представляющую из себя ничего особенного и рассчитывающую чего-либо добиться исключительно на волне сериальной популярности, тут и монахиня не выдержит. А из меня, что и говорить, монахиня так себе.

Так что я ушел бы… Показал бы ему напоследок средний палец и свалил ко всем чертям. Играл бы в школьных постановках - чем не карьера?.. Или - не знаю… Снимался бы в рекламе. Или на телевидении. Да где угодно!..

Однако, как ни сентиментально это звучит, театр проебать мне категорически не хотелось. Кажется, он был единственным, что осталось у меня от прошлой жизни, и, называйте меня тряпкой, но пока я не был готов расстаться с ней окончательно. А искать сейчас новый проект - на это сил у меня было еще меньше, чем на заскоки Арнфинна.

Так что я выбрал из двух зол меньшее и выкручивался, как мог: сжимал зубы, материл его про себя, с удовольствием прикидывая, что конкретно сделал бы, окажись мы на необитаемом острове втроем: я, он и исправный пневмопистолет для гвоздей с полной обоймой. Ненадолго это помогало - я имею в виду, представлять, как удобно пистолет ложится в руку, как немного тянет ее книзу, какой он гладкий и приятный на ощупь. И как у Арнфинна расширяются глаза и округляется рот - тоже.

Но увы, все это были только мечты. Мечты и чаяния - не более. В реальности я старался дышать на счет и притворяться глухим, и если что-то и отвечать, когда становилось совсем невмоготу, то тихо, под нос, лишь бы он не потерял терпение окончательно и не свалился прямо там с инфарктом, предварительно успев указать мне на дверь.

Кстати!.. Я вам не рассказывал, почему меня сняли с главной роли? Нет?..

Дело в том, что однажды я забыл про распорядок. Тот самый, из одиннадцати пунктов, заканчивающийся на “выпейте воды”.

Ну забыл - да!.. Ну что теперь делать, бывает такое. С вами разве никогда не случалось?!

Скорее даже не забыл, а просто слегка… расслабился и подзабил. На первый пункт. В том месте, где черным по белому сказано: “Если накануне вечером вас уже вставило по-хорошему… Если вы прокувыркались всю ночь, условно говоря, до кровавых мозолей, сами знаете, в каких местах… То не надо - не надо догоняться с утра. Не надо - особенно, если у вас репетиция еще до обеда, и особенно “целенькой”. Не надо, не жадничайте, вы же, блять, хороший мальчик”.

Ну вот подзабил, да… Так получилось.

Видите ли, главная прелесть ешек заключается в том, что они заставляют вас любить людей. Вы на них смотрите - и боже мой!.. Все вокруг, куда ни глянь - сплошь остроумные, красивые, интересные, талантливые. Один другого восхитительнее. В ваших расширенных зрачках каждый мерцает ангельским переливающимся сиянием, и перед каждым вы готовы упасть на колени в приступе религиозного экстаза, воздеть руки и молиться до посинения.

Ну или сначала отсосать, а потом уже молиться. Или одновременно - это дело такое, я никого не сужу.

А когда эффект проходит, становится вдруг до отвращения ясно, что ничего такого особенного в них нет. Ничего, ни даже самой крошечной капли синего волшебства… Ничего. И даже больше: все они просто унылое говно.

Да и вы-то от них ничем не отличаетесь - тоже мне, пуп земли. Нет… Нет, вы тоже унылое говно. Если не еще более унылое.

И рядом нет никого, кто сказал бы: это неправда. Никакое вы не унылое вот это самое, а совсем даже наоборот. Вас есть за что любить, за что ценить, и даже без дяди-журналиста. Есть! Есть же?.. Должно же быть…

Так вот, распорядок. Однажды утром вы просыпаетесь - и, черт побери, не один. А все потому, что накануне вас отрубило - как вы в какой-то-там-по-счету раз кончили, так и отрубило до утра. Вы поворачиваете голову, и оно - то, что вчера казалось таким подарком небес, - оно лежит на подушке - на его подушке: помятая физиономия, сплюснутая в одну сторону, словно кто-то провел ладонью по глине, да так и осталось, несвежее дыхание, жирные волосы… И вы даже имени его не знаете. Да и нахуй оно вам сдалось.

“Какое же я унылое говно”, - думаете вы и со стоном закрываете лицо руками.

Затем вытаскиваете из-под него подушку - его подушку - толкаете в бок и говорите что-то вроде “спасибо, было здорово, я проверил расписание, как раз автобус будет через минут десять - ты успеешь”. И оно, пожав плечами, уходит. Потому что его тоже отпустило, и ваше имя ему тоже до лампочки.

Да, именно до лампочки - вон она, висит на проводе и чуть вздрагивает, когда хлопает входная дверь.

В этот момент вы расслабленно выдыхаете и снова блаженно падаете на постель, потому что все: худшее позади.

Но не тут-то было.

Не тут-то было. Довольно быстро выясняется, что это все - только начало, только самая первая из череды встреч, которые приготовил вам день: с друзьями, с коллегами по театру, с преподавателями, с вашим ебнутым режиссером. Их лица встают перед вами, кружатся в воздухе, сливаются в одну тоскливую, уродливую физиономию, и - вуаля. Не успев подняться с кровати и сделать первый шаг в это сраное утро, вы уже устали, уже вымотаны, уже обессилены. Вам хочется лечь обратно и накрыться одеялом с головой.

Так вы и поступаете. Устраиваетесь поудобнее, кладете рядом эту чертову подушку - его подушку - и держитесь за нее, за угол, чтобы… Да просто так. Вам просто хочется держаться за него… За нее!.. Я имел в виду, держаться за нее - за подушку. За подушку.

И начинаете:

- Привет.

- Привет, - отвечает он.

- Как ты? - спрашиваете вы и гладите его по лицу.

Он ловит ваши пальцы губами и тихо смеется:

- Хорошо, а ты?

- Хорошо. Теперь - хорошо.

Вы закрываете глаза, вдыхаете поглубже, и все действительно хорошо. Хо-ро-шо.

Но, к сожалению, это “хорошо” быстро заканчивается: приходится вставать.

И вот, значит, вы встаете и шлепаете в ванную. Там на дверном крючке висят два полотенца. Два - выбирайте любое. И насадок на зубную щетку… Нет, насадка одна. Вы все же не совсем еще псих: вы живете один, зачем вам две насадки? А полотенца… Полотенца - это так, чтобы реже стирать, поэтому.

В этой ванной вы когда-то… О, это была забавная история: вы начали целоваться еще в подъезде, а потом ввалились в квартиру, так и не отцепившись друг от друга, и вот в ванной… В ванной он задел локтем смеситель, и вода брызнула из душевой лейки прямо на пол, и пока вы сообразили, что происходит… Потом он смеялся и ерошил вот этим полотенцем волосы… влажные, они торчали у него в разные стороны… и на ощупь были какими-то непривычно тяжелыми, но гибкими, словно стебли растений… В какой-то момент он поймал вашу руку, потянул на себя, и вы… а потом…

Нет.

Нет-нет.

Вы мотаете головой и влезаете в душ. Потом стоите, упираясь рукой в стену, а сверху на вас капает вода. И впереди - целый день.

Целый.

Долгий.

Очень.

Долгий.

День.

И вы бы вытерпели его - вынесли бы на закорках, доползли бы до вечера, как контуженный солдат до границы фронта - сжали бы зубы и доползли.

Если бы не одно “но”. Если бы не все эти люди вокруг.

Люди… Они хотят общения, они жаждут влезть вам в душу, всласть потоптаться по вашему ковру и выжрать подчистую ваш холодильник. Им надо знать, как идут дела, что с вами происходит, как вы провели выходные, смотрели ли сериал, о котором все говорят, пойдете ли пить пиво и “как оно вообще”.

“Вообще оно” - заебись. С утра и до самого вечера - охуеть как прекрасно.