Я тихонько перемещался из гостиной в кухню, не делая резких движений и предвкушая первый глоток прохладной воды, как вдруг посреди прихожей меня словно что-то кольнуло, ощутимо царапнуло внутри. Прислушавшись к себе - что это могло быть, - но так и не найдя разумного объяснения, я двинулся было дальше, однако снова почувствовал этот укол, своеобразную невидимую преграду, которая никак не давала мне пройти дальше.
Горло по-прежнему саднило - снаружи и внутри, я чувствовал жажду и поднимающуюся тошноту, но что-то словно встало стеной у меня на пути, что-то держало, упиралось в меня, что-то… Я повертел головой, напряженно озираясь, а когда дотянулся взглядом до вешалки у двери, вдруг понял.
В этот момент из меня словно вышел весь воздух, а вместе с ним и чувство безумного угара, в котором я пребывал последние несколько часов, безостановочно вертясь по кругу. Я перестал хотеть пить, перестал морщиться, то и дело сглатывая сухим горлом, перестал слышать звуки вокруг, различать цвета и очертания предметов…
Во мне не осталось ничего, что перекрывало бы вдруг ударивший в ноздри запах - его запах - запах, который я узнал бы из тысячи, из миллиона других… Он вдруг коснулся ноздрей мягкой, ласковой волной и сразу же скользнул внутрь, в легкие, в живот, в кишки, в руки и ноги, неразделимо смешался с кровью и понесся вверх, в голову, так что я мгновенно ощутил его в глазах, во рту, на поверхности лба, в завитках ушных раковин.
Он парил везде, этот запах, и сопротивляться ему было совершенно бессмысленно. Я снова посмотрел на вешалку - да, там она и висела, его куртка, которую он оставил здесь после поездки за город - повесил на крючок, да так и забыл.
Я сделал шаг и прислонился к ней лицом, уперся лбом и глубоко, сколько позволяли легкие, вдохнул. Выдохнул и вдохнул снова.
“Ты же просто ходячее клише!”, - смеясь, сказал я ему тогда под дождем. Клише… Если он - клише, то кто же тогда я?..
Сзади послышались шаги. Мне было лень поворачиваться и, по большому счету, все равно, кто конкретно из них только что очнулся и смотрит теперь на меня, такого жалкого, вдавленного лицом в вешалку для одежды.
- Ты как, нормально? - Румен похлопал меня по плечу.
Не отрываясь от куртки, я развернулся и глянул на него сбоку.
- Конечно. Нормально.
Он немного помолчал.
- Все образуется.
Мне нечего было сказать ему на это, потому я просто кивнул.
- Слушай, - продолжил он тихо, - давай разденем этих придурков, пока они в отключке, положим поближе и наделаем фотографий. Ты как думаешь?..
- Превосходная идея, - не мог не признать я. - У меня есть пара наручников и вообще все, что нам может пригодиться.
Вместо ответа Румен вскинул руку в жесте “хай файв”. Я ударил его по ладони, и мы засмеялись.
Комментарий к 17.
*Solo - газированный напиток с апельсиновым вкусом
** Стринг - стрип-бар в Осло
========== 18. ==========
Весь следующий день я посвятил уборке.
Проветрил. Перестелил белье. Пропылесосил. Закинул стирку. Выбросил мусор. Принял душ, сходил в магазин. Купил кофе, хлебцы и сыр. Новую упаковку таблеток для посудомойки. Вытащил белье из сушилки, сложил в шкаф. Переоделся в новую футболку. Старательно избегая приложений Твиттер и Инстаграм, открыл почту и ответил на два письма. Сварил кофе, оставил себе немного в чашке, остальное перелил в термос. Посадил на футболку пятно и снова переоделся. Включил посудомойку. Взял чашку и сел на диван в гостиной.
Мне хотелось бы сказать, что я был абсолютно спокоен - сидел в своей собственной гостиной и попивал свой собственный кофе, размышляя о погоде и мировых новостях.
Но - нет. Скажи я так, это была бы возмутительная ложь, а Юлениссе не любит лгунов. Просто на дух не переваривает, этот честный Юлениссе: приносит им на рождество всякую дрянь вроде книг по саморазвитию или набора гантелей.
Нет, спокоен я не был. Я нервничал и, комкая в руках чашку, хоть и пытался как-то отвлечься, все равно - мысленно возвращался к одному и тому же: что он скажет?
Нет, не так. Скажет ли он то, что я хочу от него услышать?..
Как это будет? Скажет ли он просто, короткими односложными фразами, честно, без обиняков, сидя за столом напротив, - скажет, извини, приятель, жизнь такая штука?..
Или подойдет ближе, поднимет руки, обнимет мое лицо… Дотронется большими пальцами до кожи у глаз - я непременно закрою их тогда… Проведет подушечками по векам, протянет извилистые линии до висков… Потом передвинет теплые ладони чуть ниже, к скулам… Задержится на мгновение, скользнет пальцами к затылку…
Я открою глаза, и он улыбнется - той моей улыбкой, давая понять, что больше не уйдет. Что останется здесь. Со мной.
Тогда я налью ему кофе из термоса и предложу хлебец с сыром.
Я старался не поддаваться эмоциям. Старался быть уравновешенным и взрослым, старался спокойно сидеть, спокойно отхлебывать из чашки, спокойно ждать. Уговаривать себя, что все обязательно будет хорошо.
Однако, к сожалению, уговоры помогали мало: я то задыхался, судорожно глотая воздух болезненными комками, то впадал в эйфорию, то в ужас, то в апатию - что будет, то будет, мне не под силу ничего не изменить, - только для того, чтобы через минуту чашка снова ходила ходуном в моих пальцах.
В какой-то момент меня бросило в удушливый жар, я резко покрылся испариной и стал уже думать, не переодеться ли мне снова, в третий раз, как вдруг тишину прорезал поворот ключа и сразу же - его голос:
- Эй!..
- Я тут! - крикнул я, ставя чашку на столик и поспешно включая телевизор, чтобы он не подумал, что я совершенно жалким образом сижу один в пустой квартире и только и жду, когда он вернется.
- Привет.
Он вошел в гостиную, и я моментально забыл все, о чем думал минуту назад.
- Привет.
Застыв у двери, словно наткнувшись на преграду, как и неделю назад, когда мы виделись в последний раз, он некоторое время всматривался в меня, чуть сведя брови, непонимающе и удивленно, должно быть, решая, тот ли я - “я”, которого он когда-то помнил. Потом его лицо разгладилось, он фыркнул:
- Ну-ка, иди сюда.
Я встал - может быть, слегка резче и поспешнее, чем хотелось бы, но, черт возьми, кого я пытался обмануть: тело само полетело навстречу. Он протянул руку и осторожно дотронулся до моей головы. Легко провел ладонью, погладил, кончиками пальцев коснулся кожи за ушами, а потом поднял взгляд, и на мое лицо снова упали синие брызги его смеха.
- Ты! - он улыбнулся, словно наконец узнавая, и притянул меня ближе.
Я шагнул вперед и упал в него - как всегда, как каждый раз, независимо от того, виделись ли мы час или неделю назад, - в его руки, в голос, в глаза. Схватил его за плечи и прижался, потом откинул голову, и он нашел мои губы - я раскрыл их для него сразу, как только почувствовал его дыхание на коже, как только ощутил его руки за спиной, как только увидел эту такую знакомую, но каждый раз как в первый завораживающую синеву - в ней я парил бесконечно и свободно, и она переливалась и сияла только для меня.
Я ласкал его язык своим, я целовал уголки его губ, я сам проводил кончиками пальцев по его лбу, по векам, по нежной коже прямо под глазами, по крыльям носа, по ямочкам за ушами - везде, куда жадно и нетерпеливо успевал дотянуться.
Он был все тот же, что и неделю назад, когда уезжал без меня, с ней, в чужую мне жизнь, оставляя в качестве сувенира только лишь багровые отпечатки на горле. Теперь он вернулся - все тот же: те же руки, тот же запах, та же ласка… То же тело, обвивающееся вокруг моего, - он вернулся, и все эти дни без него, вся вакханалия, что трепала меня из стороны в сторону, словно в центрифуге - все это не в счет. Не считается.
Он вернулся… Значит, не уезжал совсем.
Теперь он вернулся.
Теперь он скажет, что больше никуда не уедет, и мы все забудем - все, что было, что мы успели наговорить друг другу, все те удары, которыми обменялись. Забудем, и все будет хорошо.
