И - самое главное: ровно и прямо, естественно лавируя, пройти мимо него - он стоял у самого выхода в окружении очередной съемочной группы.

Два-три, - сказал я себе и сделал шаг.

Четыре-пять - и обогнул первого журналиста.

Шесть-семь - не запнулся у стойки, где Иман перебирала какие-то картинки.

Восемь-девять - успешно миновал камеру на напольном штативе.

Десять-одиннадцать - нырнул под плывущий мне наперерез микрофон, не забывая улыбаться репортеру, и жестом показал, что иду туда, вот туда, меня там ждут, там я уже обещал появиться, но как только закончу, то немедленно и сразу я весь - ваш.

Двенадцать-тринадцать - оказался от него на расстоянии нескольких шагов.

Четырнадцать-пятнадцать - он глянул на меня вскользь, улыбнулся глазами, и синие прохладные брызги привычно упали на мое лицо.

Шестнадцать-семнадцать - я прошел мимо, не останавливаясь.

Восемнадцать-девятнадцать - оказался в коридоре и толкнул дверь туалета поблизости.

Двадцать. Дверь закрылась.

После шума, стоящего в зале, тишина обрушилась на меня сразу и тяжело, словно ком ваты, через который едва-едва доносился теперь уже далекий гул голосов. Я зашел в кабинку, закрыл за собой дверь и прислонился к стене. На одной из плиток черного кафеля напротив был видимый скол - неровное серое пятно на в остальном идеально гладкой поверхности - я цеплялся за него взглядом, стараясь придумать, что оно мне напоминает, но, как назло, ничего особенного в голову не приходило.

От созерцания плитки меня отвлек звук открываемой двери и сразу за ним - голос Давида.

- Ты здесь?

- Да, кхм, - я кашлянул. - Сейчас выйду.

- Давай, там уже почти закончили, все сворачиваются.

- Отлично, - я спустил воду в унитазе, подождал, пока она исчезнет в стоке, и на три-четыре вышел.

Давид стоял у раковины и сосредоточенно намыливал руки. Бросив на меня быстрый взгляд в отражении зеркала, он вдруг спросил:

- Что-то случилось?

- Нет, - ответил я ровно, поднося ладонь сначала к диспенсеру с мылом, а потом к сенсору крана. - Все в порядке, почему ты спрашиваешь?

- Ты как-то странно выглядишь, - он слегка нахмурился. - Ты как, нормально?

- Конечно, нормально, - я подставил руки под струю. - А ты?

- Да, я…

- Вот и хорошо.

Повисла пауза, нарушаемая только звуком льющейся воды. Наконец он, видимо, опомнился, опустил глаза и стряхнул с рук капли. Вытянул несколько бумажных полотенец.

- Пойдем тогда? - предложил он затем, старательно делая вид, что ничего особенного не происходит. - Работа закончена, начинается веселье.

- Это точно, - согласился я и пригладил в зеркале волосы.

И действительно: когда мы вернулись в зал, пресс-конференция была уже закончена, операторы сматывали шнуры и убирали оборудование, гасили осветительные приборы. Из съемочной группы почти никого не осталось - видимо, все переместились в зал для вечеринки, откуда доносились первые раскаты музыки.

Он не ушел - ждал меня, подперев плечом стену, и то ли для вида, то ли взаправду копался в телефоне. Мы посмотрели друг на друга, и по его лицу я понял, что он понял: понял, что я знал, о чем именно он спешил поговорить со мной весь вечер. Сглотнув, он слегка наклонил голову и шагнул вперед. Я остался на месте.

- Так получилось, - начал он сразу, без вступлений, едва поравнявшись со мной. - Так получилось, она настаивала, я не собирался этого делать.

Я молчал - прежде всего потому, что меня никто ни о чем не спрашивал. Но даже если бы и спросил, ответить мне было нечего.

- Поэтому я и опоздал, я до последнего старался от нее отделаться… Но она настаивала, мы даже поругались немного… Я не собирался приводить ее сюда.

Слева от нас раздался резкий шум - неожиданно завалилась вбок и упала какая-то тяжелая лампа. Тут же прибежали техники и, чертыхаясь, стали ее поднимать.

- Пожалуйста, не молчи, - он старался заглянуть мне в глаза. - О чем ты думаешь?

- Я думаю, - помедлив, я наконец перевел взгляд от лампы, - что нам лучше не входить одновременно. Ты иди, а я через минуту за тобой.

Он нахмурился и резко помотал головой:

- Нет, нам надо поговорить. Сейчас.

- Сейчас, - я пожал плечами, - это не самая лучшая идея. Сейчас нам нужно войти в зал - порознь. А поговорим мы потом.

Какое-то время он пристально меня разглядывал, все так же нахмурившись, словно выискивая на моем лице какие-то знаки, потом выдохнул и вынужденно кивнул.

- Хорошо. Сразу после.

- Сразу после, - повторил я. - Иди.

По-прежнему не спуская с меня глаз, он сделал пару шагов назад, снова кивнул, развернулся и исчез за дверями. Как только он скрылся, я услышал рядом голос Давида - тот, оказывается, никуда не ушел, а стоял поодаль, выжидая.

- Все в порядке?

- Ты знаешь, что я думаю? - ответил я вопросом на вопрос.

- Что?

- Что нам пора выпить - вот что. Очень давно уже пора. Пойдем-ка, - я закинул руку ему на плечо. - Там самое веселье.

***

- А где здесь бар? - вопросил я со всем энтузиазмом, на который только был способен.

Все четверо переглянулись между собой.

- Там, - показал Румен пальцем.

- Отлично! И чего мы стоим тогда?! Вперед!

Никак не реагируя на мой задор, они не двинулись с места, по-прежнему исподлобья посматривая то друг на друга, то на меня.

- Ну?! - я начал терять терпение. - Что?! В чем дело?

- Слушай, - начал Марлон, - а что вообще происходит?

- А нельзя ли поконкретнее? - поинтересовался я. - И, если можно, побыстрее: я не чувствую в себе хорошей дозы алкоголя, и меня это расстраивает.

- Ну… - Марлон по-прежнему мешкал, - просто мы не знаем… Холм не один, и ты… Что происходит?

- Ничего не происходит, все идет, как должно. А что?.. В чем дело, кто-то может мне сказать?!

- Не знаю, просто мы подумали…

Я остановил его жестом.

- Не надо. Не надо думать, здесь не о чем думать. Все в порядке, мы договорились, все идет по плану.

Потом оглядел их по очереди и сказал:

- Значит так: не надо мне вот этих сочувствующих взглядов, да? Вы чего сюда пришли - сопли размазывать?! Мою личную жизнь устраивать?! Спасибо, конечно, но вообще-то я никого не просил. Вообще-то у меня все охуенно прекрасно, а сейчас будет еще лучше!.. Сейчас найдем бар - вон Румен сколько продержался насухую…

Я ткнул в него пальцем, и он поддержал шутку, улыбнулся.

- … и все будет заебись. Да?!

- Да! - выкрикнул Давид, вскидывая вверх руки. - Party!

- Именно, - засмеялся я. - А то разнылись тут.

Что было дальше, я не совсем хорошо помню.

Помню, что Марлон опрокидывал в себя шоты без рук - и неплохо справлялся, к моему удивлению. Помню, мы двигались у сцены, подпевая дурными голосами и танцуя языческие танцы. Помню, как я обнимал девочек всех по очереди и бормотал, какие они хорошие; помню, что Йозефина до колик хохотала, когда Ульрикке неловким танцевальным движением, которое ей самой казалось весьма грациозным, навернулась на пол, потащив за собой добрый десяток фигур. Помню шоты, которые без рук опрокидывал уже я сам, и как Румен пьяным голосом уламывал какую-то девицу на номер телефона. Помню, я с кем-то пел, не попадая ни в одну ноту, и, кажется, нас при этом снимали. Помню резкие звуки музыки, басы и расплывающиеся в глазах огни… Весь зал и люди - все вертелось передо мной, и я, подхваченный этим неуправляемым водоворотом, вертелся сам, не в силах остановиться.

В какой-то момент карусель притормозила, лошадки перестали подниматься и опускаться, механическая музыка утихла, и я с удивлением обнаружил себя стоящим напротив его матери.

- Привет, Тарьяй, - сказала она, улыбаясь мне его улыбкой.

Потом протянула руки, и я инстинктивно, даже не задумываясь, шагнул в ее объятия.

- Все хорошо? - она снова улыбнулась и знакомым жестом наклонила голову. - Веселишься?

- Все хорошо, спасибо.

Неподалеку Давид неожиданно пустился в какой-то дикий пляс, с силой раскидывая в стороны руки и ноги. Я засмеялся.