Он стоял поодаль, беседуя по очереди то с одним, то с другим журналистом, доверительно рассказывая им что-то, привычным жестом поднося к груди руку, заглядывая камере в глаза, словно бы поверяя ей самые искренние переживания. Иногда он переводил взгляд на зал и сразу же находил меня, словно чувствовал, где я находился в каждый отрезок времени.
Он смотрел на меня и улыбался - только мне, в эту секунду только лишь мне одному, - и я чувствовал, что просто не в состоянии ни сердиться на него, ни обижаться. Как я мог обижаться, если вся моя вселенная болталась у него на связке вместе с ключами от дома - своего и моего, от машины, от почтового ящика, от каких-нибудь тайных комнат, где были заперты его детские страхи, от чердаков со сваленными в кучу подшивками старых журналов и газет, от подвалов, где было сыро и пахло плесенью?..
Все моя вселенная, весь я.
И невозможно обижаться на человека, который держит вас в ладони, совершенно невозможно. Это ровным счетом то же самое, что обижаться на себя самого.
Поэтому в какой-то момент я улыбнулся ему в ответ - с легким сердцем, как обычно - и с того момента интервью пошли легче, проще. Мне снова было нетрудно изображать благодарность публике, восторг и нетерпение перед будущими проектами и ролями, нетрудно пожимать руки и ловить на лицах одобрение, нетрудно смотреть в камеру, нетрудно быть тем, кем я должен был быть.
В какой-то момент, как раз когда я закончил разговаривать с TV2, телефон в кармане завибрировал. Я удостоверился, что интервью закончилось, и сделал шаг в сторону. На дисплее светился номер Румена, который вместе с приглашенными гостями коротал время в общем зале, дожидаясь, пока мы закончим с прессой.
Я сбросил звонок, открыл чат и написал:
Не надо так нервничать, бар скоро откроют
Он отозвался сразу:
Поскорей бы, а то тут уныло как-то. Долго вам еще?
Подождешь, - усмехнулся я.
И уже собрался выйти, как вдруг увидел, что “пузырьки” в поле статуса прыгают снова.
А Холм там рядом?
Да, недалеко. Как всегда, очаровывает на полную катушку - уже двоих репортерш пришлось выносить на руках. Они, бедняжки, не выдерживают - программное обеспечение не справляется.
И поставил плачущих смайликов.
Ясно, - коротко прокомментировал он, а затем спросил: - А это вы так договорились?
В смысле?
В смысле что втроем будете.
Я немо уставился на экран.
Здесь Леа, я только что с ней поздоровался.
Дальше он замолчал, видимо, ожидая моей реакции.
Я и сам, положа руку на сердце, ее ждал - своей реакции. Ждал и ждал, а она все никак не наступала: в голове было тихо и пусто, сердце билось ровно, я дышал без затруднений.
И ничего не чувствовал.
В какой-то момент вдруг нахлынула слюна. Я сглотнул, но она собралась снова, и я снова сглотнул, и третий раз - я и не знал, что в организме столько слюны, и что она может вырабатываться так быстро. Гиперсаливация это, кажется, называется, где-то было про такое… Это когда ее выделение значительно возрастает в течение пяти минут, и тогда человек вынужден ее постоянно сглатывать или сплевывать. А еще от этого может быть тошнота и рвота - когда очень много слюны, и резко…
… Причем здесь слюна, что за глупость?!. Румен, я должен что-то ответить Румену, пока он не начал задавать вопросы или - только не это!.. - утешать меня, придумывая те или иные аргументы, логически оправдывающие ее присутствие.
Все в порядке, - написал я.
И скорее нажал на кнопку отправки.
Все в порядке. Ничего сверхъестественного. Никакой драмы.
Никакой драмы, и не надо усложнять. Надо смотреть на вещи проще.
Все в порядке. Все в полном порядке.
Вдыхаем на раз-два-три, задерживаем дыхание - четыре-пять-шесть, выдыхаем - семь-восемь-девять. Очень просто.
Раз-два-три. Четыре-пять-шесть. Семь-восемь-девять. Все системы работают нормально, люки задраены, вселенная выровнена для самого полного хода, давление, кислород - все в пределах допустимого.
- … А сейчас мы поговорим с Тарьяй Сандвиком Му, исполнителем роли Исака - добрый вечер, Тарьяй!
Я круто развернулся, сразу же уперевшись взглядом в камеру, и едва не отпрянув от неожиданности. Журналистка засмеялась, направляя на меня микрофон, я подобрался и буквально через какие-то доли секунды улыбнулся вместе с ней.
- Прости, не хотела тебя пугать!
- Ничего страшного, я просто не ожидал.
- Можно задать тебе несколько вопросов?
- Ну, конечно же, - я улыбнулся еще шире. - Буду только рад.
- “Скам” обрел практически мировую популярность во многом благодаря твоему персонажу, Исаку…
Я утвердительно кивнул, мол, а как же, конечно, это все он, Исак, отличный он все же парень, а я что, я тут вообще ни при чем, я в это время отсасывал коллеге по съемкам, пока его девушка делала ему на ужин дип для начос без авокадо, потому что, понимаете, он авокадо не любит, а Исак - да, Исак молодец, простите, не могли бы вы повторить вопрос.
- А что говорят твои родители по этому поводу? - микрофон снова оказался у меня под носом.
Пару секунд я натужно соображал, а потом вдруг пробормотал:
- Не знаю, мы с ним не успели поговорить.
Черт!.. Это было плохо. Это было совсем не то, что я собирался… что должен был сказать!.. На этот очень простой вопрос у меня имелся заранее заготовленный ответ, вызубренный наизусть, отскакивающий от зубов: родители относятся хорошо, поддерживают меня во всем и рады моему успеху. Все отлично, все хорошо, все замечательно, я счастлив, счастлив, счастлив, приходите на мой спектакль. Вот что я должен был сказать. И вместо этого - какая-то ерунда невпопад?!
- С кем - с ним? - спросила девушка чуть недоуменно.
- С ним… с отцом. С моим отцом.
- Ты не говорил с ним о шоу? - она улыбнулась в камеру, словно приглашая зрителей принять участие в комедийном диалоге.
- Нет, мы говорили, конечно, - поспешно поправился я, - но давно. Не сегодня.
Она снова улыбнулась, слегка приподняв брови, и на ее лице отчетливо высветилось: “Это он пьян или под кайфом?”
- Понимаю. Но если бы вы поговорили сейчас, - явно мне подсказывая, она выделила голосом последнее слово, - то, как ты думаешь, что бы он тебе сказал?
В голове у меня начинало звенеть, я только и мог, что улыбаться, как заведенный.
- Наверное, что это все временное.
“Под кайфом”, - мелькнуло у нее в глазах, и тогда я поспешно продолжил - с середины, плохо подгоняя слова под смысл, словно пластинка, которая до определенного мгновения заедала, жевала звук, а теперь вдруг пустилась вскачь:
- В том смысле, что это очень здорово, и он мной гордится, но надо двигаться дальше, развиваться, не останавливаться, смотреть в будущее, новые роли, театр, “Скам” - это замечательная площадка для роста, но я надеюсь, что дальше будет много интересных проектов, прямо сейчас у меня очень интересная роль, мы ставим очень интересный спектакль в новом сезоне, приходите непременно - не пожалеете.
Закончив эту тираду, я перевел дух и уставился в камеру, словно приглашая ее и всех, кто находился по ту сторону экрана, немедленно бежать и искать свободное место на театральной парковке.
- Отлично, - сказала репортер, явно закругляя беседу. - Тогда мы желаем тебе творческих успехов и надеемся в скором времени увидеть тебя в новых постановках.
- Спасибо, - и я улыбнулся еще шире, насколько позволяли мышцы.
В этот момент стало очевидно, что мне крайне необходимо взять паузу и привести себя в рабочее состояние - как можно скорее. Лучше не давать никаких интервью вообще, чем выглядеть перед камерой упоротым наркоманом и нести подобную чушь.
Выход в коридор и к туалетам находился с противоположной стороны, мне необходимо было пересечь весь зал, проложить себе дорогу сквозь плотно набитое людьми помещение, нечаянно не зацепив кабели осветительных приборов. Миновать журналистов, преодолеть все это расстояние так, чтобы не попасть в расставленные камерами сети и не биться там, как рыба в силках.
