- Я думаю, - я выдержал паузу и посмотрел на него со значением, - что это правда. Все так и есть.

- Да, но нам показалось… - начал Давид.

- Не знаю, что вам показалось, - тут же прервал его я, - но, на мой взгляд, все предельно просто: работа есть работа. И не будем усложнять.

И, чтобы закрепить эту мысль, четко довести ее до их сведения, обвел взглядом каждого по очереди. Марлон с Сашей коротко кивнули, а Давид отвел глаза.

- Ладно. А твои-то сегодня будут?

- Я Румена позвал, - ответил я, с облегчением переходя на другую тему. - Отец в командировке, а мама, в отличие от ваших…

Тут я картинно засунул руки в карманы и покачался на носках.

- … понимает, что на вечеринке по случаю окончания сезона ей делать нечего, вот объективно. И уж тем более - присматривать за мной.

- Бедный мальчик, - пропел Давид елейным голосом. - Совсем его родители не любят… Не интересуются успехами… Вот так и вырастают дети с травмами - работают потом исключительно на психиатра.

Марлон с Сашей сочувственно покачали головами.

- Ну, ничего, - продолжил он и ободряюще мне улыбнулся. - Ты не переживай, приятель: мы за тобой присмотрим.

- Есть за мной кому присматривать, - хмыкнул я и снова глянул на время. - Если, конечно, он вообще сегодня появится.

- А сейчас сколько?

- Четверть седьмого.

- А мы разве не должны были в шесть начать? - поинтересовался Саша.

- Такие вещи никогда вовремя не начинаются, - Марлон пожал плечами и тут же кивнул в сторону входа. - А вот и Холм.

Я оглянулся и помахал ему рукой, привлекая внимание. Он заметил и двинулся к нам - слегка запыхавшийся и раскрасневшийся, словно только что быстро шел или с кем-то спорил.

- Привет, - поздоровался он со всеми сразу, а затем, не делая паузы, вытащил у меня из руки бокал и одним глотком осушил его. - Как здесь жарко!.. Никто не знает, почему так жарко?..

- Так ты бы, - Марлон скептично покосился на него сбоку, - куртку-то бы снял…

- Думаешь, мне самому эта мысль в голову не приходила? - Холм раздраженно повел плечами, пытаясь высвободить запястья.

- И что? - Давид округлил глаза, свел брови и напустил на лицо сочувственное выражение. - Никак? Что, совсем?.. Так и будешь ходить? Вдруг снег пойдет, да?..

Холм оглядел нас, тяжело вздохнул, потом вытащил из кармана телефон и открыл таймер.

- Значит так: у вас есть ровно две минуты на подъебы по поводу куртки. Поехали.

- Тогда не будем терять времени, - тотчас оживился Марлон. - Слушайте, как вы думаете, чего он в куртке приперся и не снимает?

“Он” сделал вращающее движение рукой, мол, давайте-давайте, больше драйва, время идет.

- Холодно? - быстро среагировал Давид.

- Вряд ли, - Марлон отверг явную банальность. - Только что сказал, что жарко.

- Пиздит? - продолжил настаивать Давид. - Говорит, что жарко, а на самом деле холодно? Я слышал, костлявым всегда холодно.

- Хорошо, как вариант, - Марлон кивнул. - Еще какие версии?

- У него антидиотофобия - боязнь перестать выглядеть идиотом? - предложил я.

- Подходит.

- Террористы взяли в заложники его нормальную одежду?..

- Так у него не было никогда нормальной одежды!

- Минута, - фыркнул Холм, глянув на секундомер.

- Я знаю, почему, - вдруг авторитетно заявил Саша.

Как по команде мы повернулись к нему, и Холм тоже.

- Почему? - предсказуемо поинтересовался Марлон.

- Он не может. Скрывает что-то.

- Что? - оживился Давид.

- Не знаю, надо подумать, - Саша наморщил лоб.

- Сорок секунд!..

- Синяки? - предположил Марлон.

- Точно! - воскликнул Давид. - Синяки! Страшные раны!.. А где?..

- А ты посмотри - он на запястья спустил, видишь? - Саша снова выдал порцию дедуктивного анализа.

- Точно…

- Вот, я же говорю!.. У него там страшные раны. От железа.

И тут вдруг все синхронно вылупились на меня. Холм при этом как-то сдавленно хрюкнул и поспешно прикусил губу.

- Это в каком это смысле?!

- Посмотрите на него, - Саша нахмурился и осуждающе покачал головой. - Строит из себя невинность, а сам!..

- В каком смысле?!

- В таком, - немедленно подключился Давид, прямо таки сочась ехидством. - Ты когда человеку наручники надеваешь, ты как-то поосторожнее, не знаю… понежнее. Или в больничку играйте, что ли… Чтобы вот так не получалось.

И обвел Холма рукой в воздухе, словно экспонат в музее. Тот уже не мог сдерживаться и расхохотался.

- Я не понял, - возмутился я, когда снова обрел дар речи. - Было дано две минуты на подъеб его - его и его дурацкой куртки, при чем здесь я?!

- Одно другому не мешает, - удовлетворенно сказал Давид, и все остальные, включая Холма, согласно закивали.

- Сволочи, - констатировал я очевидное. - Одно радует: сейчас пройдет вечеринка, и я сразу вычеркну вас всех из жизни. Сразу.

Все еще посмеиваясь, он картинно прижал руку к груди.

- И меня?.. Я-то тут причем?!

- А тебя, - я взглянул на него и не смог сдержать улыбки, - тебя - в первую очередь. В моей прекрасной жизни не место всяким уродливым курткам и показушному эпатажу. Так что прости-прощай. И наручники мои верни, да.

Он фыркнул и уже открыл рот, собираясь что-то сказать, но тут в зале приглушили свет, пошла музыка, и на сцену стали подниматься люди из продюсерской группы.

В темноте он сделал шаг ближе и взял меня за руку, ласково и крепко сжал пальцы. Я встретился с ним взглядом - в этом освещении у него как-то особенно блестели глаза - и подумал, что больше всего на свете мне хотелось бы сейчас потянуть на себя его ладонь, выйти из зала и вывести его - как было раньше, когда он следовал за мной, ни о чем не спрашивая и ничем более не интересуясь. И все эти видео со съемок, куски наших интервью с прослушиваний, блуперсы… весь этот задокументированный успех - все это там и тогда вдруг потеряло почему-то всякий смысл…

Он так и держал мою руку все время, пока не зажегся свет, изредка чуть потирая кожу большим пальцем. Потом, когда мы снова оказались на виду, неохотно отпустил ее, чуть покачав в воздухе на прощание, сделал шаг назад:

- Нам надо поговорить.

- Да, конечно, - я кивнул. - Но давай позже: нас ждут на фотоколл внизу, а сразу за этим - репортеры, ты же знаешь…

Он нетерпеливо переступил с ноги на ногу.

- Это важно.

- Да, я знаю, - кивнул я снова. - Но ты же понимаешь: сейчас неподходящий момент. Закончим с официальной частью и тогда поговорим. Хорошо?

Он колебался, медлил с ответом, кусал губы, и я отчетливо видел, что ему нужно было выговориться прямо там, сразу, не откладывая. В другой момент я, вероятно, хотел бы того же самого: расставить все точки над “i” как можно быстрее, разобраться со всеми недомолвками и поскорее оставить позади возникшее после передачи тягостное ощущение.

Но теперь… Теперь я не был уверен, что после этого разговора, какую бы форму он ни принял, смогу по-прежнему ровно держаться перед камерой и, как ни в чем не бывало, улыбаться фотографам бок о бок с коллегами по съемкам, включая одного хорошего приятеля. Кроме того, нам предстояли интервью: я должен был говорить о будущих театральных ролях, о новых интересных проектах, о своей кипучей творческой энергии и обо всем прочем, что способно заинтересовать потенциальных инвесторов в мое профессиональное будущее.

В тот момент - и я понимал это очень четко - мне нельзя было думать о чем-то другом, и меньше всего о том, что я имел неосторожность наблюдать вчера вечером. Меньше всего об этом!.. Все же, как ни крути, окончание проекта, тем более такого нашумевшего - это было важное, крайне важное мероприятие, и отработать его я должен был на отлично. Обязан был - в первую очередь самому себе. Правда, мне хотелось бы, как остальным, получить от этого еще и удовольствие, но, как поется в известной песне, you can’t always get what you want.*****

В самом конце фотоколла нас разобрали репортеры - по одному или маленькими группами. Издалека я видел Марлона и девочек, они смеялись и то и дело наклонялись к микрофону.