Впрочем, за него он платил тоже: улыбками, поклонами, плавными жестами, вкрадчивыми интонациями голоса… И временем - своим и моим. Нашим.
Все в мире имеет цену, все исчисляется в той или иной валюте, и эти имеющиеся в его распоряжении денежные знаки он тратил сейчас.
Тратил, тратил, тратил, тратил.
- Тебе нравится все это? - спросил я его.
Он подумал, прежде чем ответить.
- Мне кажется, да. Мне кажется, я этого ждал.
Я улыбнулся и положил ладони ему на лицо, погладил виски, протянул большими пальцами легкие линии от переносицы к скулам.
- Это хорошо, - сказал я. - Сейчас твое время.
Он приезжал - теперь еще реже, но, как и раньше, это по-прежнему не имело особого значения. Когда он был со мной, он был только со мной - и этого было достаточно.
Мы были заняты - мы оба. Мы спешили брать, спешили пробовать этот успех на вкус, с урчанием отгрызая от него большие, сочные куски, пока его у нас не отобрали, пока не решили, что кто-то другой достоин его больше; мы спешили насладиться им, спешили надышаться его запахом.
Это было запоминающееся время, но все же иногда, поздно вечером, когда я смотрел на себя в зеркало в ванной, привычными движениями перемещая во рту электрическую зубную щетку и попутно перечисляя в уме дела на завтра, у меня возникало странное ощущение, что весь этот успех, все внимание, которого я тоже хотел, эти роли и интервью - все было похоже на взятый напрокат вечерний костюм с хрустящей квитанцией из химчистки в кармане. Эта квитанция, неприметный клочок бумаги, исчерканный неразличимым почерком, была временным связующим звеном между мной и этим костюмом, до меня точно так же принадлежавшим череде незнакомых людей, многие из которых, быть может, были достойны его значительно больше: были более талантливы, красивы, схватывали быстрее или умели перемножать в голове трехзначные цифры. Я не мог отделаться от мысли, что и мне в какой-то момент предстоит положить во внутренний карман свою квитанцию, повесить костюм на вешалку, заботливо распрямляя малейшие складочки, закрыть дышащим чехлом и сдать в пункт приема, чтобы кто-то другой точно так же удивлялся бы потом, радостно и недоверчиво пробегая пальцами по его гладким лацканам.
А он не удивлялся. Или, по крайней мере, уже не удивлялся. Он ходил, улыбался, вставал, наклонял голову и говорил нужные фразы в нужных местах - и в этом не чувствовалось фальши, не было наигранности или притворства: он действительно верил во все, что делал, и я верил вместе с ним, в него. В него невозможно было не верить.
- Я не смогу сегодня, прости, - звонил он откуда-то, и я слышал, как, затягиваясь, он выпускал изо рта дым.
- Слава богу, - отвечал я, убирая один сет суши в холодильник. - Ты мне так надоел - просто не описать словами, хоть отдохну от тебя…
Он фыркал в трубку.
- Врешь.
- В чем конкретно? - интересовался я, прижимая телефон к уху и с треском отделяя друг от друга палочки.
- Что я тебе надоел.
- А между тем, - я брал какой-нибудь ролл, обмакивал его в соус и клал в рот, - это так и есть.
- Ты там что, жрешь?! - подозрительно вопрошал он, и я видел перед собой его улыбку.
- Угу, - с хрустом и чавканьем - чтобы ему было хорошо слышно - я жевал маринованный имбирь. - Мне, в отличие от звезд кино и телевидения, жрать по ночам не возбраняется.
- Вот блин, - завистливо вздыхал он.
- Угу… - я подцеплял новый ролл. - А ты сиди там. Тебя хоть кормили?..
Он фыркал и снова затягивался.
- А как же.
- Все как всегда - дикий рис с овощами на пару?
- О, господи, да, - смеялся он.
- Ну, - отвечал я с набитым ртом, - видишь, как хорошо: и вкусно, и полезно. А суши… ммм… нет, не вкусно. Прямо вот ем - и гадость!.. Что тут у нас, свежий тунец?.. И еще спринг-роллы?.. Жареные в масле?! Вот дрянь!..
Голос в телефоне приобретал наигранно обиженные ноты.
- Ну ты и…
- Угу, - немедленно соглашался я.
- А зато… - он снова делал затяжку и, когда выдыхал, я машинально выдыхал вместе с ним. - А зато я красивый.
Я держал паузу - секунду, другую, третью… Кусал губы, чтобы не рассмеяться в трубку, и видел перед собой, как точно так же ждет и кусает губы он. Потом облизывал палочки, поджимал под себя ноги и начинал - так снисходительно, как только мог:
- Вообще-то, Холм, я не хотел тебя расстраивать, но не такой уж ты и красавец.
- Да неужели?..
- Ты, конечно, ничего… но не так чтобы идеал. На любителя - ну вот объективно.
- Угу.
- Да, - продолжал я невозмутимо. - Я как-то даже собирался бросить тебя из-за этого, но все медлил: думал, может, у тебя хоть чувство юмора есть.
- И что потом - понял, что вытянул джек-пот?..
- Потом, - я трагично вздыхал, - потом привык и смирился.
Он с силой выпускал воздух сквозь сомкнутые губы и, больше не сдерживаясь, хохотал в голос.
- Как мне повезло, черт возьми!..
- Да. Это правда.
- Вот я приеду, - по-прежнему смеясь, продолжал он, - и ты у меня получишь.
- Это интригует, - я улыбался в трубку, а потом, помолчав, добавлял тихо: - Приезжай.
Веселье разом улетучивалось из него, словно напарывалось на какую-то преграду и разлеталось вдребезги. На том конце он вздыхал и тер лоб костяшкой большого пальца.
- Я приеду, завтра.
- Конечно, - соглашался я. - Завтра.
- Ой, нет… - он снова вздыхал. - Завтра у меня будут снимать “Дома у”, я уже и сам не знаю, зачем согласился.
- Да ладно тебе, - я поднимал глаза вверх, к потолку, стараясь звучать непринужденно. - Расставь по углам подсвечников, положи пару подушек на диван… и смазку убери, чтобы не валялась… Ну и вкладки с Рornhub закрой - на всякий случай. Или, по крайней мере, смотри, чтобы никакой гомосятины. Только старое доброе гетеро.
- Спасибо за совет, - он фыркал, а потом спрашивал, уже совсем другим голосом: - Ты не сердишься?.. Прости, что так все…
- Перестань, Холм, - торопливо обрывал я его. - Работай давай, не ной… Работа есть работа. Увидимся послезавтра.
- Хорошо, послезавтра. Тогда… пока?
- Пока, - я улыбался ему на прощание и первым клал трубку.
Временами мне казалось, что я наблюдал за ним сквозь металлическую сетку, какие стоят на вольерах с хищниками в старомодных зоопарках.
Он разгуливал по усыпанному опилками полу, мягко ступая бархатными лапами, красуясь перед зрителями, пришедшими в выходной поглазеть на дикого зверя. Или балансировал на ветке искусственного дерева, или точил когти о специальный чурбан. По часам ему выносили свежее парное мясо - еще теплое, источающее пряный запах страха, и он, подцепив кусок когтем, с рычанием вгрызался в него, изредка поворачивая к сетке морду, розовую от крови и слюны. А потом, щурясь и облизываясь, долго лежал в углу, вытянув длинные ноги и постукивая кончиком хвоста.
В этом вольере у него было все, что он только мог пожелать. Ему не нужно было догонять вечно ускользающую дичь, выслеживать отбившуюся от стада антилопу, улучая момент, чтобы вцепиться ей в круп и рискуя при этом получить крепкий удар копытами, у него не было необходимости пробегать десятки километров в поисках водопоя или хилой тени в полуденный зной. Ему приносили все, чего он желал, в его комфортабельной и просторной клетке всегда было сухо, тепло и чисто, дождь не лупил его по морде, и ветер больше не трепал кончики рваных ушей.
Я просовывал пальцы сквозь проволочные нити, стараясь дотянуться и погладить его по нагретой солнцем шерсти. Тогда он издавал низкий, вибрирующий звук и ластился к моей руке.
Комментарий к 15.
* Лене Сестед, основатель и управляющая Panorama Agency
**Роскилле - город в Дании, где проводится ежегодный рок-фестиваль
========== 16. ==========
Я чуть было не забыл, но в последний момент вспомнил: передача. Не то чтобы это было такое уж важное событие, скорее просто один из маленьких кусочков пазла, который аккуратно и тщательно собирало его агенство, но зато благодаря этому кусочку каждый желающий мог приобщиться к быту звезды. Припасть, так сказать. Чем не занятие на вечер?..