Он взял меня за руку, открыто и свободно, как будто только и делал, что ходил так со мной, покачивая на ходу наши сцепленные в замок ладони, и тут же снова потянул к себе. Я натолкнулся на его губы, и он еще раз поцеловал меня, уже другим, неспешным поцелуем - прямо там, в зале прибытия, на виду у всех, рядом с сувенирной тележкой и фотоавтоматом. Расслабленно и облегченно вздохнул, словно бы в этот момент тяжёлый груз свалился с его плеч, ласково потерся носом у виска, а потом, не отпуская руки, повел к выходу на улицу.

Я автоматически переставлял ноги, улыбался сам себе и думал, как все же это было… правильно. Как привычно, спокойно и естественно. Правильно - будто именно так мы вели себя каждый день, или, по крайней мере, могли бы вести: могли бы так ходить за руку, встречать друг друга в аэропорту, могли бы… не знаю… Просто могли бы.

На улице я уперся взглядом в здание отеля “Хилтон” на другой стороне дороги.

- Давай, Холм, - начал я, - не разочаровывай меня - по крайней мере, прямо сразу.

Он как-то булькнул и тут же озорно заблестел глазами:

- Перебьешься… мальчик с Весткантен.

- Чего это перебьюсь?!..

- Надо быть ближе к народу.

- Ясно, - я кивнул. - То есть ты банально решил сэкономить.

Тут он перестал сдерживаться и громко расхохотался, запрокинув голову.

- Он еще и ржет… - я нарочито обреченно вздохнул и оглянулся вокруг, словно призывая в свидетели случайных прохожих. - Я встречаюсь с идиотом и жмотом, а все так хорошо начиналось… Ну, пошли тогда. Веди меня в свои… трущобы.

И развернулся в направлении остановки автобуса. Он, однако, не двинулся, а продолжал стоять, по-прежнему держа меня за руку.

И улыбался - сине, счастливо.

Я улыбнулся тоже, коротко и ободряюще кивнул и чуть наклонил голову, предполагая какие-то объяснения. Потом не выдержал:

- Что?..

- Давай, скажи мне.

- Сказать тебе что?

Он немного потоптался на месте, отвел взгляд, мимолетно задержался на вечереющем небе, затем снова вернулся ко мне. Слегка, будто бы чуть задумчиво подвигал большим пальцем кожу на тыльной стороне моей ладони, шмыгнул носом:

- Скажи, что любишь меня, и пойдем скорей отсюда, а то я уже замерз.

И, прикусив губу, уставился на меня этими своими огромными глазами. Я помолчал, а потом сказал:

- Господи, на какие только жертвы не приходится идти ради приличного отеля!..

Он снова смеялся, с неба капало, мимо проходили люди, шуршали по мокрому асфальту покрышки кэбов и дабл-декеров… И, черт побери, я стоял бы так вечно, обнимая его за шею под тяжелыми мартовскими облаками.

- Я люблю тебя, - сказал я легко, словно не существовало в этом мире ничего проще и понятнее.

Искорки в его глазах тотчас дрогнули и закружились, он притянул меня ближе и поцеловал мокрыми, холодными губами. Уперся лоб в лоб и счастливо вздохнул.

- Это хорошо.

На стоянке вокзала мы сели в такси и, удивительным образом миновав пробки, вскоре оказались в Ист-Энде.

- О, господи, но почему?.. - показательно вздыхал я, провожая взглядом мелькающие за окном тени заводских построек, окруженных высокими кирпичными стенами, и дома, явно не блещущие архитектурными изысками.

- Потому что здесь самая жизнь, - улыбался он, кивая на оживленные пабы, уличные рынки и дабл-декеры, снующие мимо пестрых магазинных вывесок.

- Ясно. Ты решил приобщить меня к жизни простого лондонского работяги.

- Ну да, разумеется, - кивнул он так, будто я только что сказал самую что ни на есть банальность. - И поскольку гостиницу оплачиваю я, придется тебе отрабатывать.

Я фыркнул, и он продолжил, по-прежнему поглаживая большим пальцем мою ладонь, которую так и не выпустил с тех пор, как мы покинули станцию:

- Ты зря смеешься. Оскал капитализма страшен, и ничто не дается просто так.

- Я понял уже, ага. Особенно насчет “просто так”. Чтобы ты - да “просто так”?! Ну нет!..

- Кто же еще научит тебя жизни? - он смешливо глянул сбоку, а потом придвинулся и обнял меня за плечи. - Кстати, как дома?.. Все нормально?

- Все в порядке. Дома, в театре, в школе - все в порядке.

- Хорошо.

- Ну, - продолжил я, - а как твоя молодая гетеросексуальная жизнь?

***

Мы сидели в Villa Paradiso*, и Румен сосредоточенно разглядывал меню.

- Как это работает вообще?..

- Смотри, - начал я проникновенно. - Ты выбираешь из этого списка, потом подходит официант, ты озвучиваешь заказ, он говорит: отличный выбор, милорд, но почему бы вам не отведать блюдо от шеф-повара?.. Ты снова смотришь меню - делаешь вид, что в состоянии решить хоть что-то самостоятельно, - и соглашаешься на “шеф-повара”, хотя это совсем не то, чего тебе хотелось изначально. Потом тебе приносят счет, ты платишь и едешь домой на автобусе. По пути берешь в магазине замороженную пиццу и, довольный по уши, смотришь стенд-ап, пока она разогревается в духовке.

- Все? - поинтересовался он. - Или ты еще не закончил?..

- Кажется, все, - я рассмеялся.

- Замечательно. Так как это работает?

- Господи… Какой ты настырный.

Я вздохнул, понимая, что неприятного разговора не избежать.

- Что конкретно тебя интересует?

- Ну, ты с ним и она с ним, он… с ней и с тобой? Или как?..

- Не знаю, - я посмотрел в окно. - Знаю только, что я с ним. Все остальное - работа. Временное. Мы стараемся… не усложнять. Вроде как, знаешь… Есть только этот момент. Livet er nå и все такое. А в этом моменте… в этом моменте я - с ним, а он - со мной.

- Это как - “в моменте”?

К нам подошел официант, но Румен тотчас отослал его обратно. Потом налил себе и мне воды:

- Это как?

- Ну что ты пристал, - я потер костяшками пальцев лоб. - Что вы все ко мне пристали… Это выглядит странно - да, наверное, но на самом деле… Не знаю… работает.

- Вот я и пытаюсь понять - как?

- Ну, - я обвел взглядом зал, - вот ты брокколи любишь?

- Нет, - скривился он.

- А ешь?

- Бывает.

- А почему?

- Потому что полезно… наверное.

- Вот именно: полезно, - я кивнул. - Надо. Так надо, понимаешь?..

- Ну ты сравнил! Брокколи и… - тут он замешкался, - вот это все.

Я пожал плечами.

- Мне нечего тебе сказать, приятель. Понятия не имею, как тебе объяснить… Я, в общем-то, и сам не знаю. Но…

Румен глянул вопросительно, и я продолжил с такой уверенностью, которой, кажется, никогда не испытывал раньше:

- Но одно я знаю точно: лучше так, чем никак. Как угодно - лучше, чем никак. Как угодно.

Он поджал губы и скептично покачал головой, потом вздохнул, мол, поступай, как знаешь. Я сделал знак официанту.

- А теперь давай-ка заказывать, пока у нас одновременно месячные не начались…

Секунду он рассматривал меня по-прежнему серьезно, недоуменно нахмурившись, а потом сдался: прыснул и рассмеялся.

***

Что я понял сразу, так это то, что нам нельзя замалчивать эту тему.

Нельзя, упираясь и потея, затаскивать в комнату слона, рассовывая по полкам его уши и проталкивая хобот через дымоход, и одновременно делать вид, что никаким слоном в комнате и не пахнет. Нельзя игнорировать наличие слона - вот и все, так просто. И нет никакого смысла обижаться на его присутствие.

Во-первых, слон не виноват. Не его вина в том, что его втащили в комнату и представили миру как универсальное решение всех проблем: так было надо. Так потребовали обстоятельства.

Во-вторых, слон - не пантера и не носорог в период гона. Слон - это всего лишь слон, довольно мирное и необременительное животное, обычно не доставляющее особых неприятностей.

А в-третьих… В третьих, он уже есть и по одному только вашему желанию через окно не выпрыгнет. Вы либо признаете его и не превращаете в проблему - несмотря на то, что он уселся волосатой задницей на ваш любимый диван и смахнул хвостом вазу династии Минь, доставшуюся в наследство от дорогой тетушки, - либо переселяетесь на лужайку и тусуетесь там без слона, но зато в гордом одиночестве.