Я изумленно вытаращился на него. Так значит, он чувствовал все это тоже?!.. А я не замечал?!
- Но когда я увидел тебя вчера, такого взъерошенного и злющего, - продолжил он и вдруг улыбнулся, - то понял, что, наверное, все еще может быть хорошо.
Я поймал себя на мысли, что, глядя на его лицо, на протянувшиеся от глаз тонкие, смешливые морщинки, невольно начинаю улыбаться сам.
- Злющего?
- Угу, - он снова прикусил губу, но теперь уже с озорным, лукавым выражением, - ты явно еле сдерживался, чтобы не врезать мне по морде.
- И это дало тебе понять, что все хорошо? - губы нещадно растягивало в стороны, я понимал, что еще чуть-чуть и не выдержу - засмеюсь в голос.
Он кивнул.
- Я подумал: значит, ему не все равно, и та ночь для него что-то значила. Это определенно хороший знак.
- То есть ты поэтому издевался надо мной на площадке?!
- Ну да, - согласился он и, откинувшись назад, наконец расхохотался. - Это был самый удачный день на работе, что я помню.
Я рассмеялся вслед за ним и кинул в него картошкой - чтобы не зазнавался.
- Эй, не бросайся едой, - не переставая смеяться, он отклонился в сторону. - Ты все, закончил?
- Да, - я отодвинул от себя тарелку. - Было вкусно, спасибо.
- Не за что. Поехали тогда?..
- Поехали. А куда?
Он мимолетно поднял глаза к потолку, словно соображая, нарочито пожевал губами, а потом вернулся ко мне радостно-выжидательным взглядом.
- Я думал сначала отвезти тебя в Tusenfryd**, но все же ноябрь - простынешь еще, мне Юлие голову оторвет. Я ее вообще боюсь иногда, вот серьезно… Потом я подумал про театр, но вспомнил про 350 крон и… как-то перехотелось. А потом я понял, куда мы поедем.
- Куда?
Мне было совершенно все равно, куда - хоть в очереди в соцуправление сидеть, лишь бы с ним рядом, лишь бы было вот это “мы”.
- Ну, - он облизал кетчуп с пальцев и фыркнул, - ко мне. Там я заставлю тебя заплатить за все это время, что ты ходил с кислой миной и портил мне нервы. Дважды.
Господи, как я был счастлив.
Комментарий к 6.
* Осткантен - бывший индустриальный район Осло, в настоящее время район с более дешевым жильем; Весткантен - традиционно буржуазный, дорогой район.
** Парк развлечений под Осло
========== 7. ==========
Рождество в Норвегии - традиционно семейный праздник. Сугубо семейный, если вы понимаете. Другими словами, если вы не связаны с человеком кровными узами, то не едать вам риббе и пиннещотт* с брусничным соусом за одним столом вечером 24-го декабря.
То же самое касается и бойфрендов. Без вариантов. Даже если утром сочельника, во время короткой встречи в туалете полупустого по случаю предпраздничной суеты торгового центра, вы в буквальном смысле пожирали его член, давясь при этом от жадности и острого наслаждения - даже тогда. Смиритесь и лучше помогите отцу поставить елку.
- А мы не можем уже поменять эту подставку?! - вопрошал отец каждый год, тщетно стараясь выровнять хлипкую конструкцию, из-за которой елка пьяно заваливалась на бок при каждом неосторожном движении. - Это же рухлядь!
- Это не рухлядь! - кричала мама из кухни, пытаясь перекрыть голосом шум миксера. - Это антиквариат! Эту подставку смастерил еще мой дедушка!
- Господи, когда это было?! - кричал в ответ отец, не удосуживаясь дойти до кухни.
- Целую вечность назад!
- Это же сколько тебе лет? - тут же нарочито небрежно интересовался он, а потом ждал, подняв глаза к потолку и улыбаясь.
- Что ты сказал? - мама появлялась на пороге гостиной, раскрасневшаяся от плиты.
- Я сказал, что пахнет изумительно!..
И они смеялись, глядя друг на друга.
Все было хорошо. У меня все было хорошо, по всем фронтам. Мы досняли сезон, закончилась на время театральная суета, в школе тоже было все в порядке. В моей жизни был Хенрик Холм, и он, кажется, меня любил. Хотя, кажется, без “кажется”.
Мы встречались площадке как лучшие приятели, хлопали друг друга по плечу, громогласно интересовались, как прошли выходные, что в школе, как спектакль, много ли посетителей в ресторане его матери и свежие ли нынче морепродукты.
- Отлично!
- Замечательно!
Наблюдая это шоу, которое мы честно разыгрывали каждый съемочный день, Марлон закатывал глаза, саркастически фыркал и отходил в сторону со словами “Да ну вас!”, Давид непонимающе вертел головой от меня к нему, а Саша только улыбался.
Кроме них троих никто, похоже, ни о чем не догадывался, и так мы намерены были это и оставить.
Лишнее внимание было совершенно ни к чему - в этом сошлись мы оба, одновременно, еще когда в самом начале, на позднем сеансе в кино я с немалым трудом вытащил его член из этих чертовых скинни и намеревался было уже опуститься и захватить губами влажную головку, как вдруг откуда-то сверху раздался приглушенный голос:
- Простите, я, кажется, уронила вам под ноги телефон, вы не посмотрите?..
От неожиданности он буквально подпрыгнул, но, надо отдать должное, сориентировался мгновенно: одним движением натянул на колени куртку и одновременно зашарил рукой под сиденьем. Нащупав телефон, он повернулся и со своей фирменной улыбкой передал его наклонившейся через ряд девушке.
- Спасибо, - шепотом сказала она, а потом пригляделась: - Ой, это вы?
- Да, - не стал упрямиться он, - это я.
- Здорово! Я все сезоны посмотрела, третий - самый лучший! Мне больше всего понравилось, как…
- Огромное спасибо, это так приятно, - вежливо прервал ее Холм, не переставая улыбаться, как заведенный. - Но ш-ш-ш!…
И, округлив глаза и прижав палец к губам, кивнул на темный зал вокруг.
- О, конечно, - прошептала девушка извиняющимся тоном. - Спасибо еще раз за телефон, хорошего просмотра!
- И вам, - на прощание он одарил ее ещё одной улыбкой - такой широченной, что мне показалось, ему просто разорвет рот.
Меня девушка то ли не узнала, то ли постеснялась спросить, с кем это кумир молодежи пришел в кино на сеанс для взрослых.
- Это было близко, - облегченно вздохнул он, когда мы снова остались одни.
- Да, близко, - согласился я и двинул ладонью.
Он дернулся и с тихим шипением втянул воздух.
- Но, - продолжил я, держа уверенный, стабильный темп, - все хорошо, что хорошо… кончается.
- Блять, - сказал он одними губами. - Блять, блять… Это лучшее…
- На твоем месте я бы повременил давать оценку…
Я осторожно огляделся и скользнул на пол, устраиваясь между его колен. Он зарылся пальцами мне в волосы и, собрав их в кулак, потянул немного, заставляя поднять голову и встретиться с ним взглядом. Несколько долгих секунд я смотрел на него снизу вверх, и он, окутанный светом экрана, словно каким-то туманом - растрепанный, с широко раскрытыми, уже почти слепыми глазами, с пересохшими губами, которые он быстро облизывал, - он смотрел на меня так, как никто никогда не смотрел.
Я взял его в рот и услышал приглушенный стон.
Я уже говорил, что секс был хорош?.. Мне было всегда мало - мало его рук, его движений, его члена внутри… всегда мало. Я предсказуемо дрожал каждый раз, как он долгим взглядом смотрел на меня - за секунды до того, как мы начинали срывать друг с друга одежду - смотрел с тем неутолимым, всепоглощающим голодом, который я разглядел в нем в самый первый раз.
Я дрожал от нетерпения и азарта, мне хотелось скулить и выть от наслаждения, хвататься за его плечи, держать его и знать, что он никуда не уйдет. Я всхлипывал, извивался и подавался навстречу, бесстыдно раздвигая ноги и упираясь коленями в сбитую простынь; я разрешал ему все, что он хотел, и разрешал ему смотреть на меня, пока он делал со мной все, что хотел. Даже если бы мне пришло в голову сопротивляться, я просто не смог бы: в такие мгновения в нем было что-то совершенно магнетическое, привлекательно-животное, почти завораживающее - как у дикого зверя, которого вы боитесь и одновременно тянетесь погладить.
Иногда он двигался во мне нежно и осторожно, бережно, а иногда - и в эти моменты меня вытряхивало далеко за пределы реальности - иногда он был резок, жадно прикусывал меня за плечо, толкался ожесточенно, рычал и елозил моими коленями по кровати, хватал меня за бедра и силой удерживал, чтобы я не мог сняться с его тяжелого, пронзающего члена. Временами это был секс - отличный, потрясающий, невероятный секс, а временами мне казалось, что он покрывает меня, утверждает свое право - и в такие моменты я горел под ним особенно ярко, крупно вздрагивая от удовольствия, от ноющих спазмов, от ощущения заполненности и принадлежности, от того, как его член раскрывает меня и давит изнутри.