Нет, не надо.
Мы договорились не усложнять - так не будем усложнять.
“Привет, как дела? Надеюсь, ты хорошо добрался до дома”
Курсор мигал, приглашая меня продолжить, словно посмеиваясь, мол, ну давай же - зал твой, покажи, на что способен.
“Привет, как дела? Надеюсь, ты хорошо добрался до дома. Надеюсь, тебе понравилось кончать в меня. Почему же ты, сука, не звонишь?”
Конечно, я ничего не отправил. Стер черновик и засунул телефон в карман.
Той ночью, ворочаясь в постели, я думал: ну хорошо, ладно.
Ладно: если завтра он скажет, что не звонил и не давал о себе знать три дня потому, что был занят - я поверю и даже не стану спрашивать, чем.
Но если он сделает вид, что ничего не было - значит, так тому и быть. Я без промедления пошлю его нахуй, зарегистрируюсь на Grindr и найду себе там друга по переписке. Мы будем смотреть “Narcos”, а в выходной отправимся рука об руку покупать парные анальные пробки.
Вот прямо сразу - не успеет он и глазом моргнуть.
***
На следующий день мы снимали предпоследний эпизод. На площадке выяснилось, что кто-то из администраторов налажал с расписанием, и сцену в церкви пришлось перенести на конец недели. Юлие рвала и метала, но поделать ничего не могла: не врываться же с камерами посреди отпевания или крещения, или что у них там было. Чтобы не терять время, решили снимать в обратном порядке: сначала как Исак влетает на школьный двор, а Эвен выходит ему навстречу, и уже потом добавить O Helga Natt.
Чтобы вы себе это лучше представляли: расстояние между церковью и школой составляет больше трех километров. Это минут сорок пять быстрым шагом. Так что, по идее, Исак должен был быть в мыле и дышать, как скаковая лошадь, появляясь в кадре.
- Как лошадь не надо, - помотала головой Юлие, - но немного встрепанным - да. Давай-ка, знаешь что?.. Давай пару раз вокруг школы.
И я побежал.
Временами резко ускоряясь, чтобы запыхаться, я бежал и думал, что скажу, когда мы окажемся друг напротив друга. Что мне ему сказать?..
Что я… Что та ночь была… И что я думаю о нем?.. Что всегда о нем думал?.. Что он нравится мне с первой нашей встречи?.. Что мне никогда и ни с кем не было так хорошо?.. И что теперь - теперь я…
Теперь я думаю только о нем?..
“С другой стороны, будь, что будет: бегать за ним я не стану, и ждать у телефона тоже”, - убеждал я сам себя и мысленно рубил ладонью воздух, прекрасно понимая, что все это - просто трусливая ложь: буду, еще как буду. Все это - и ждать, и бегать, и злиться, действуя на нервы окружающим кислым видом и плохим настроением.
Когда я аллюром доскакал до огороженной съемочной площадки, Холм уже стоял там вместе с Юлие и оператором. Судя по всему, сет был готов, и ждали только меня.
Он обернулся на звук моих шагов, и я - снова, уже в который раз - обомлел. То ли его так загримировали, то ли Юлие морозила его на улице, добиваясь естественно продрогшего вида, то ли у меня просто случилось временное помутнение рассудка, но в своей куртке защитного цвета, с бледным лицом, с какими-то пустыми глазами, с чуть покрасневшим носом и пальцами, которые он тщетно пытался спрятать в слишком короткие рукава, он выглядел…
Господи, да он выглядел точь-в-точь как тогда, ночью, перед моим домом!.. От этого у меня перехватило дыхание, я резко затормозил, словно со всей дури напоролся на невидимое препятствие, и остолбенело застыл на входе. Юлие махнула мне, подзывая ближе.
- Привет, - сказал он, привычно улыбаясь во все тридцать два зуба, - как дела? Все в порядке? Как выходные?..
И все сразу стало ясно. Это снова был тот Хенрик Холм, балагур и душа компании.
- А не пошел бы ты нахуй, - сказал я.
Мысленно.
Мысленно сказал. А вслух ответил:
- Хорошо. А ты?
- Отлично, - засмеялся он.
- Отлично, - повторил я на автомате и обратился к Юлие: - Ну что, будем начинать?
- Да, - кивнула она. - По местам! Камера!
Я отошел на необходимое расстояние и приготовился, а он скрылся в дверях, чтобы эффектно выйти мне навстречу.
В голове не было никаких мыслей о сцене, я думал только о том, как бы быстрее все закончить. Доиграть и при этом не вывернуться наизнанку прямо там, перед всеми. Потом донести себя до безопасного укрытия, чтобы не видеть его и не слышать, а дальше - уж как пойдет. У меня всего одна фраза и была: “Ты не одинок”.
Это Исак должен был сказать Эвену: “Ты больше не одинок. Теперь я всегда буду рядом и никогда не стану делать вид, что тебя не существует. Потому что ты существуешь. В моей жизни - существуешь. Теперь ты не один, и можешь совать свою сметану в омлет, сколько хочешь - теперь у тебя есть я, и я все съем, чего бы мне это ни стоило”.
Ну или как-то так. Сценарий есть сценарий, вы же понимаете: просто выдумка, игра, ничего общего с реальностью, и не надо ассоциировать его со своими несуществующими отношениями.
Все, что мне нужно было - это только собраться, буквально ненадолго, чтобы снять с первого дубля, и тогда можно сослаться на болезнь, на экзамен, на субботник - на что угодно, лишь бы побыстрее свалить оттуда. Собраться и отыграть одну сцену.
И я собрался. Завязал себя в узел, на вдохе вбежал во двор, постоял немного перед скамейкой, развернулся на звук открываемой двери. Он вышел из здания, мы посмотрели друг на друга - так, как надо, как будет красиво смотреться в кадре, - затем я сделал шаг ему навстречу, а он двинулся по направлению ко мне.
Расстояние между нами неумолимо сокращалось, и в ушах звенело, все отчетливее и громче, словно какая-то доселе неощутимая жила натянулась внутри до упора и вибрировала.
- Потом, потом, - твердил я себе, - все потом. Сейчас ты - не ты, а он - не он, сейчас вас нет, есть только Исак и Эвен, а это совсем другая история.
Глядя друг на друга, мы дошли до отмеченной на земле точки и остановились. Он смотрел на меня изможденным, блеклым взглядом - предсказуемым, детально описанным в сценарии, и мне приходилось мысленно кричать себе, из последних сил стараясь перекрыть звон в ушах, что это не тот взгляд, не тот, который я видел раньше, не настоящий!.. Что он только лишь подделка - фальшивый взгляд фальшивого его, хотя… Хотя теперь было уже неясно, кто из них на самом деле оригинал, а кто копия.
Как репетировали ранее, я выдержал паузу и потянулся к нему, чтобы прижаться щекой и закрыть его лицо своим. В конце концов, именно Исак был главным героем, так что только справедливо, что это его эмоции и переживания камера захватывала первой.
- Отлично, задержались на секунду, - крикнула Юлие со своего места.
- Как я хочу тебя прямо здесь и сейчас, - вдруг услышал я его хриплый шепот. - Ты себе не представляешь.
От неожиданности я крупно вздрогнул, будто через меня пропустили разряд, непроизвольно отпрянул и тут же огорошенно уставился на него.
Он смотрел привычно-участливо, озабоченно-доброжелательно, сердечно: мол, а что такое?.. Что случилось? Все ли с тобой хорошо, дружочек, ты не заболел?.. И брови поднял при этом, как обычно делал. От этого чистого, недоуменного взгляда я невольно покраснел и уже почти начал извиняться, уверенный, что мне просто послышалось, как вдруг его губы дрогнули, уголки потянулись в стороны, а в самой глубине глаз загорелись искорки смеха.
Он был там, Хенрик Холм - мой Хенрик Холм, - в глубине этих глаз, в самой их густой, самой насыщенной синеве!.. Он не исчез, никуда не делся - он был там!..
Я резко выдохнул, и у меня задрожали колени.
- Еще раз, - скомандовала Юлие. - Камера!
Через какое-то время стало понятно, что эту сцену с этого угла мы сегодня не снимем. Я запарывал дубли один за другим, стоило мне только наклониться к нему и почувствовать его дыхание. Каждый раз он едва различимо мычал мне в ухо, откровенно наслаждаясь производимым эффектом, и я, находясь в какой-то оторопи и совершенно себя не контролируя, непроизвольно выдавал совсем не то выражение лица, которое было нужно Юлие.
