- Да, - он кивнул. - Давай я помогу тебе одеться.

На секунду я представил, как он целует меня - легко, едва дотрагиваясь, почти целомудренно. Или подается ближе - и я целую его сам. Целую, держа за запястье, ласкаю губы, проникаю внутрь, затем глубже, слизываю с кожи горечь и соль, время, мили, облака, холод иллюминатора, рев двигателя, дребезжание тележки с закусками на борту, металлический привкус эскалаторов, горячий ветер метро… языком вниз по шее… оттягиваю ворот футболки, и он… он подается мне навстречу, и мы… прямо здесь… надо только… дверь…

Должно быть, он тоже почувствовал что-то такое: заторопился, почти отпрянул от меня и встал, заозирался по комнате в поисках.

- Ботинки… Сначала ботинки.

Я двинулся к краю и спустил ноги. Он присел на корточки рядом с кушеткой, взял в руки один ботинок, ухватил меня за лодыжку и всунул внутрь носок.

- Не надо, я сам! - немедленно запротестовал я. - Не надо, чего ты…

Ничего не отвечая, он зацепил пальцами задник, потянул от себя и вверх.

- Вот так. Давай теперь вторую.

- Я могу сам, не надо, - я вскочил, но тут же тяжело сел обратно: перед глазами резко закружилось, пол качнулся и бросился в сторону.

- Вот видишь, - укоризненно заметил он.

- Холм, не смеши меня, я могу одеться сам!.. Небольшое головокружение, а ты сделал из меня херову Золушку…

Он вдруг поднял голову и посмотрел на меня снизу вверх с каким-то особенным значением, серьезно, почти расстроенно.

- Почему ты не можешь позволить себе помочь?..

- Но зачем? - я пожал плечами. - Я прекрасно могу сам. Все это время я надевал ботинки без чьей-либо помощи и прекрасно справлялся, так что и теперь я тоже могу…

- Люди могут хотеть тебе помочь, понимаешь? Люди… Я могу хотеть тебе помочь - я. Это не делает тебя слабым, это просто… что ты мне…

Он вдруг осекся, буквально поперхнулся на слове, дрогнул голосом, словно ему внезапно сдавило горло, и поспешно опустил взгляд.

Он просит… доверять? Неужели сейчас, этим странным образом он просит снова…

Ты сможешь? Не только на словах, а действительно - после всего, что было? Снова полностью доверять. Сможешь?..

Вместо ответа я вытянул вперед необутую ногу и оперся на его плечо.

Не поднимая глаз, он коротко улыбнулся - только лишь сам себе, тайно, стараясь не выдать преждевременной радости и не спугнуть момент, и потянулся за вторым ботинком. Потом встал, шагнул к стулу за изголовьем.

- Теперь куртка. И шарф…

Более не протестуя, я всунул руку в рукав куртки и дальше стоял тихо, пока он все так же сосредоточенно помогал мне одеваться: застегивал пуговицы, поправлял разрезанные полосы рубашки, соединял и, по-детски придерживая, тянул вверх молнию на куртке, обматывал вокруг шеи шарф и расправлял концы.

Я наблюдал за ним, не противясь и не подгоняя, и меня не покидало странное ощущение, что все это уже было, что однажды я уже стоял перед ним полностью одетым и в то же время до предела обнаженным, сложив оружие и склонив голову, и он видел это, чувствовал, понимал мое невольное смущение и инстинктивный страх ошибиться, показаться слабым и никчемным, и оттого не спешил, двигался медленно и тихо, давая мне время снова привыкнуть к своему присутствию.

В этом было что-то цикличное, что-то связывающее воедино разрозненные нити моей вселенной, и я не мог не думать, что, быть может, именно так и должно было произойти, и, быть может, именно сейчас, в этом моменте, замыкался для меня некий жизненный круг.

И замыкался - на нем.

Когда с одеванием было покончено, он взял в одну руку свою куртку, а другую протянул мне:

- Пойдем.

Я тронул его ладонь, чуть покачал в воздухе, легко потер пальцем кожу… И отпустил. Он глянул на меня недоуменно, я поспешил улыбнуться и в качестве подтверждения кивнул на дверь.

- Ты иди тогда первый. Иди, Холм, а я за тобой… через минуту. Встретимся у входа?..

- У входа? - он нахмурился.

- Думаешь, будет не очень удобно?.. Хотя, действительно: ты прав!.. Все-таки тут очень много народа… ты прав. Тогда, может, прямо дома? Возьми ключи и езжай вперед - так будет лучше всего. Сейчас, подожди… Да где же они?! Вот черт!..

- Их вытащили в скорой, - он достал из кармана связку, как-то неопределенно посмотрел на нее, будто никогда не видел ничего подобного.

- Ну и отлично! - воскликнул я, под завязку вливая в голос энтузиазма. - Замечательно!.. Ты тогда езжай, а я…

Он вдруг сжал ключи в ладони, так что пальцы побелели, порывисто шагнул ко мне и буквально схватил: судорожно, почти отчаянно, будто силой вырывал откуда-то.

- Ну чего ты, - недоуменно забормотал я, - чего ты, ну?.. Что ты еще придумал такое?.. Холм?..

- Через столько дерьма я заставил тебя пройти, - выдохнул он. - Прости меня! Пожалуйста, прости!..

С последними словами он ощутимо вздрогнул и поежился, словно от холода. Я согревающе потер ему спину.

- Глупости, все это… все это уже неважно. Все прошло, все теперь будет хорошо…

Он глубоко вздохнул и, не размыкая рук, потерся подбородком.

- Прости, прости…

- Не думай об этом, - сказал я, обнимая крепче. - Об этом больше не надо думать. Давай поедем домой…

Вот только…

- Вот только…

- Что? - он отстранился, нахмурился, стал взволнованно ловить мой взгляд. - Что “вот только”?

- Послушай… Я просто… Ничего такого - ты не подумай!..

- Что?.. Что ты хотел сказать?

- А… Леа не рассердится, что ты так и не вернулся? У тебя не будет неприятностей?..

У него виновато дрогнуло лицо и вмиг обмелели глаза: должно быть, именно этого он ждал и боялся.

Не знаю, зачем я спросил об этом и почему именно сейчас - вероятно, мне следовало держать язык за зубами или, по крайней мере, подождать, пока он упомянет ее сам. Не впихивать снова слона в комнату - теперь, когда он, кажется, вполне компактно помещался в коридоре, вне зоны моей видимости; не указывать ему на него пальцем, не ставить в неловкое положение.

Но я и не хотел - ставить его в неловкое положение!.. Не хотел! Упрекать, выдвигать ультиматумы, требовать или угрожать - ничего подобного!.. Слон был, и я знал об этом, но сначала, кажется, не рассчитал свои силы… Зато впредь я буду умнее, впредь буду вполне готов… Не знаю, не заходить в эту комнату вовсе!.. Разве мало в доме комнат - да пруд-пруди! И теперь, зная, каким пустым и гулким может быть - и будет! - этот дом без него… Пусть он забирает себе весь этаж, этот слон!.. Пусть ходит там, пусть располагается, пусть болтает с соседями, пусть… Да что угодно! Что угодно, мне вовсе не нужно все это пространство!..

И ему не нужно было мне ничего объяснять! Просить, извиняться, снова приниматься что-то доказывать.

Не нужно, я только лишь спросил, не будет ли у него неприятностей, вот и все.

Мне не хотелось, чтобы из-за меня у него возникли неприятности.

Вот и все.

- Потому что, знаешь, - он по-прежнему молчал - стоял, прикусив губу и смотрел напряженно, и чтобы как-то нарушить тишину, расшевелить его, я стал объяснять: - Знаешь, я и правда чувствую себя лучше… Честное слово! Тебе совершенно необязательно со мной сидеть! Ну правда!.. Или хочешь - давай доедем до дома вместе, ты удостоверишься, что я поднялся, все нормально… Я сразу лягу, обещаю. Съем что-нибудь и лягу, а утром позвоню. Ну или ты мне позвони, когда у тебя будет возможность… Давай?.. Ну, в конце концов!.. Не умираю же я в самом деле!..

И в доказательство своих слов улыбнулся и потормошил его за рукав.

- Правда, Холм!.. Со мной все в порядке, и не смотри так на меня, будто…

Не дослушав, он помотал головой.

- Нет. Нет, все не так. Послушай…

- Это ничего страшного, подумаешь!.. Ты и так уже…

- Нет! - внезапно выкрикнул он, словно теряя терпение, и тут же осадил себя: поморщился, плотно сжал губы. - Послушай меня, дай мне сказать… пожалуйста.

Я замолчал, и он тоже - должно быть, успокаиваясь, собираясь с силами. Затем поднял руки и накрыл мое лицо, уперся пальцами в затылок и заглянул глубоко в глаза.