— Прекрати, Драко, — сказал я сам сегодня себе, сидя в автомобиле, на, теперь уже, превычном испанском языке, пока стоял в пробке. — Наплюй ты на шрамоголового придурка и живи своей жизнью. У тебя все хорошо: прекрасный особняк в три этажа — это выше крыши для тебя одного. У тебя прекрасная работа, от которой ты получаешь не только миллионы, но и почёт, славу, известность не только в Аргентине, но и в других странах. Да есть все у тебя, Малфой, но нет любви, сказал я себе. — Вернее, нет любимого человека, любимой задницы гриффиндорской, а без Поттера радость только в половину.
Приехав в студию Хуана Диаса, я был удивлён его предложением.
— Лео, мой дорогой, — проговорил Диас, — режиссёр Хулио Перес хочет снять фильм про геев, это будет двухсезонный проект. Ты исполнишь двойную роль: чувственного ловеласа и интригана, тайного наемного киллера и брата — близнеца, работающего в морге, а твой партнер будет полицейским. Это — нечто! Я видел проект, видел сценарий. Лео, тебе пришла пора вырасти. Это просто потрясающе!
— Покажи мне проект и сценарий, — ответил я серьёзно. — Там будет открытый секс с парнем?
— Ну, это же не порно, мой дорогой мальчик, если и покажут, то больше обнимашки и поцелуи, а сам процесс опустят, — сбавив обороты безудержной радости, произнес Хуан Роберто Диас.
— И кто будет моим партнёром? Его возраст, телосложение, интеллект. Мне не нужен мега мачо, который будет меня трахать, я сам хочу быть сверху, — сказал я.
— Конечно, как скажешь, — скиснув, словно лимон, ответил Диас, — я только слышал, Леонардо, что парень тот — твой ровесник, чуть ниже тебя, очень хорошо сложен и красив, но не как ты, конечно, но очень симпатичный… — как-то тихо закончил владелец студии.
У него зазвонил телефон и Хуан Диас ответил.
— Да, да, дон Хулио… Я уверен, что Леонардо согласится… — Я фыркнул. Бл*ть, за меня все решают. Мордредова задница!
— Есть ещё одно дело, — проговорил Диас, — 21 января состоится кароса в Гуалегуайчу и от нашей студии дон Хулио Перес взял на каросу меня, тебя и модель Веронику Наварро.
— Кароса? Это где танцуют на помостах, демонстрируя свое почти голое тело, потрясая им в самых провокационных позах? — воскликнул я.
— Ну, фаллос будет закрыт, в отличие от всего остального. Леонардо, мы не можем отказаться, это приказ босса. Дон Хулио Перес — серьёзный человек, он — самый ведущий режиссёр Аргентины, в его владении почти все студии и весь шоу — бизнес страны, телевидение, радио, пресса. Он даже хочет баллотироваться в президента страны. На каросе в Гуалегуайчу соберутся тысячи танцоров и актёров. Ты должен пойти.
— А какой костюм будет у меня? — спросил я.
— У нас будут костюмы ангелов, — ответил Хуан Роберто Диас.
— Ну, да… Ангел с едва прикрытым фаллосом! — усмехнулся я. — Ладно, на каросе я никогда не был, согласен, но завтра же я хочу увидеть сценарий фильма и фото своего партнёра. Если это будет жирный и потный арангутанг, то я — пасс.
POV. ГАРРИ ПОТТЕР.
— Синьор Перес, — возразил я, став Генри Гарсиа, — вы — мой друг, но я не смогу надеть на себя этот нелепый костюм ангела! Я спонсировал вам каросу, но на этом — баста! Более непригодного костюма я ещё не встречал. На каросе соберется пять тысяч человек, и это только те, у кого есть места, а у кого нет — все десять тысяч! Я не хочу попасть в газеты, мне это совершенно ни к чему.
— Дорогой друг, — ответил мне дон Хулио Перес, — у меня есть один такой-же, как вы протестующий экземпляр в студии «Белокурый Ангел». Так вот, у меня предложение, вы будете танцевать, но лица ваши будут закрыты карнавальными масками, чтобы вы не смущались. И, к тому-же, этот парень будет вашим партнёром по фильму «Ангел и полицейский».
Я задумался. Дон Хулио Перес был единственным человеком, который знал о том, какой Генри Джеймс Гарсиа отпетый неудачник. Мы познакомились с аргентинцем в магловском Лондоне. Я шёл в тот день, сам не зная куда. Я устал от жизни. Призраки прошлого преследовали меня, шрам хоть и не болел, так как Волдеморт был мертв, но чувствовался. Так чувствуется, когда человек перенесет тяжёлую операцию, а после шрам, хоть и не болит, но иногда саднит, натягиваясь или сморщиваясь, наоборот. Так и у меня. Была ночь, лил дождь и темнота сокрывала все. Я устал бороться с собой. Единственно, кто всю жизнь говорил мне правду, был профессор Снейп, но его не было в живых уже почти пять долгих лет. Мне его сейчас не хватало. Снейповских оплеух и затрещин, а главное, отрезвляющего голоса. А ещё мне не хватало слизеринского гаденыша, крестника Северуса Снейпа, Драко Малфоя. Того, по кому я сох с третьего курса, именно тогда я осознал свою природу. Вернее, не природу, а тягу и желание быть рядом с Малфоем младшим. Этот белобрысый Хорёк сводил меня с ума, и когда Гермиона врезала ему по его аристократической мордашке, я был отчасти рад. Высокомерный, придурковатый, но до одури любимый и желанный. Именно сейчас мне его не хватало. На выпускном балу мы танцевали впервые без драки, подколов и взаимных оскорблений. Я чуть не плакал тогда, спросив надтреснутым голосом любимого блондина, почему мы дрались с ним вечно вместо того, чтобы любить, обнимать друг друга? Я прижимался к нему, желая стать его любовью, его дыханием, а когда он меня поцеловал, я расстворялся в нем, пил его дыхание и выгибался в руках Малфоя, желая большего. После третьего танца я сбежал в Выручай комнату и накрылся мантией неведимкой, не хотел никого видеть. Я видел, как в комнату вошел Драко, но он меня не нашёл, конечно же. Может, если бы он позвал меня, я бы открылся, но Малфой просто осматривался и молчал.
И вот сейчас я стоял на мосту над тёмной и глубоководной рекой Темзой и вспоминал последний бал, любимые руки Малфоя, и боль от осознания того, что я кроме Снейпа и Драко никому по-настоящему не нужен. Эта боль разъедала мою душу, обливая её серной кислотой. Я поднялся на бордюр и раскрыл руки. А дождь ещё сильнее припустил и лил уже стеной, не давая вздохнуть, холодная вода с небес леденила моё тело.
— Драко, я люблю тебя! — прокричал я, зная, что никто не услышит меня, так как ливень все заглушает. — Прости меня за все…
Я всем корпусом наклонился вперед, ожидая скорее встретиться с чёрными волнами Темзы, но чьи-то властные руки схватили меня и спустили с бордюра смерти. В следующий момент меня кто-то бил по лицу, по груди; чьи-то ладони хлестали по щекам, приводя меня в состояние адекватности. Но я лежал в луже воды и мне все еще было плевать. Да, я хотел умереть. Я устал жить, устал быть кому-то что-то должен. Помню, меня трясли за плечи, мотали из стороны в сторону, а потом снова били. Чем больше было боли, тем яснее начала думать голова, отчаяние отступало, и я в один прекрасный момент остановил чужую руку, замахнувшуюся на меня.
— Хватит, — окоченевшими губами ответил я, — все позади, я в норме.
Какой-то мужчина обнял меня и проговорил на ломаном английском:
— Сынок, пойдем со мной.
И я пошёл за этим человеком. Он привел меня в отель, заставил принять ванную, но запретил закрываться изнутри, а потом напоил виски и я ему рассказал, не открывая, впрочем, о мире магов. Волдеморта я представил как маньяка, который убил моих родителей, а потом долгие годы гонялся за мной и полиция не могла его поймать.
— Я не хочу оставаться в Англии, здесь я никому не нужен, — сказал я. — Но откуда вы и кто такой?
И он рассказал мне о себе, о его бизнесе. Дон Хулио Перес, мужчина пятидесяти лет пригласил меня в Аргентину. Он — то и увез меня с собой в другую страну. Дон Перес очень удивился, что я сказачно богат. Так мы с ним и познакомились, а потом подружились, и он предложил мне заняться казино или открыть свой банк. Я выбрал другое — построил ювелирный холдинг и стал бизнесменом. Не обошлось и без магии при заключении договоров, но авроры Испании меня не вычислили, все-таки, я же был Героем и моя магия была сильнее магии Волдеморта. Не зря же весь магический Альбион и все маги и волшебники земного шара задрожали, когда я, получив дважды «Аваду», остался жив, да ещё победил Того — Кого — Нельзя — Назвать! Теперь я — президент ювелирного холдинга Аргентины, у меня все замечательно. Часть прибыли я жертвую на дома престарелых, часть — на детские дома и приюты, часть — на монастыри, при которых воспитывают детей и только четвертую часть оставляю себе, а это миллион долларов. За спасение моей жизни, я помогал три года встать на ноги Хулио Пересу. Он был тогда популярен, но мы раскрутили его ещё больше.
