— Вот как! — причмокнул Людовик XI, осклабив беззубые дёсны. — Богатая кормушка! И ты согласен от неё отказаться ради безродной цыганки?
— Да, государь, — смиренно отозвался Фролло. — И я готов понести любое наказание. Только прошу вас: помилуйте невинную девушку!
Король глотнул микстуру из стоявшего на столе серебряного кубка, поморщился и через силу изрёк:
— Дрянное пойло! Оливье! Напиши приказ о помиловании цыганки.
— Государь! — возликовал Фролло.
Он подполз к королю на коленях, чтобы в порыве чувств облобызать его туфлю. Людовик с силой ударил его ногой в лицо.
— Мерзопакостный дьявол! Ты опозорил своё доброе имя и ещё смеешь касаться нас нечестивыми устами?!
Вскоре приказ был готов и скреплён королевской печатью. Государь обратился к Жеану, глотающему кровь из рассечённой губы, будто только что вспомнил о нём:
— Что же касается тебя, Фролло, то ты отныне лишаешься своей должности, а все твои ленные владения конфискуются в пользу казны, за исключением Мулена, которое по праву принадлежит твоему брату. Он не должен страдать из-за твоей глупости. Сегодня же до наступления темноты убирайся прочь из Парижа. Можешь взять с собой вещи, какие сможешь унести. Если вздумаешь вернуться, то будешь немедленно арестован. Мы не желаем больше даже слышать о тебе. Вот, шелудивый пёс, передай это своей цыганке!
С этими словами король швырнул Фролло свёрнутый в трубочку документ. Жеан, задрожав всем телом, с исступлённой радостью воскликнул:
— О! Вы так добры, государь!
Людовик искоса глянул на поверженного судью с тем отвращением, с каким смотрят на раздавленную гусеницу.
— Ступай вон, пока я не передумал, да благодари Господа, что капитан де Шатопер не умер, иначе я не проявил бы к тебе подобного снисхождения.
Фролло, бледный, как полотно, пошатываясь на непослушных ногах, пятясь и повторяя слова благодарности, покинул комнату короля к явному разочарованию Тристана Отшельника, приготовившегося испробовать на оступившемся судье все имеющиеся в Бастилии средства усмирения. Оливье ле Дэн перебирал в уме наименования отнятых у Фролло владений, выбирая, какое из них выпросить для себя, пока его не опередил ненасытный медик. Оба вельможи недоумевали: с чего вдруг государь проявил такое милосердие? Почему? О том знали только Господь Бог и сам монарх, никогда и ничего не делающий без личной выгоды. Возможно, опытный интриган надеялся упрочить народную любовь, помиловав простую девушку, пострадавшую из-за аристократа. Или же задумал хитроумную комбинацию, переставляя подчинённых, словно фигуры на шахматной доске. Не исключено также, что он прислушался к велению сердца, которому не чуждо было милосердие. Снова приложившись к кубку, король блаженно зажмурился, чувствуя, как отступает боль, и вернулся к прерванным делам. Жоаннес Фролло для него более не существовал, и несладко бы пришлось тому, кто бы невзначай напомнил ему об опальном судье.
* Оливье ле Дэн — советник и любимец короля Людовика XI. Прозвище Дьявол происходит от фламандского «неккер» (necker, злой дух), созвучного с настоящей фамилией ле Дэна — де Неккер.
** Луи Тристан л’Эрмит (Тристан Отшельник) — Верховный судья Франции и приближённый короля Людовика XI, отличавшийся крайней жестокостью.
По правде, умер он в 1479, так что Гюго воскресил его из мёртвых.
В фильме Верховным судьёй был сам Фролло.
========== Глава 11. Жеан Мельник ==========
Выбравшись за пределы предместья Сент-Антуан, напряжённый, как натянутая тетива лука, но пытающийся сохранить внешнюю невозмутимость Жеан Фролло перевёл дух. То, чего он страшился последний месяц, воображая различные кары, свершилось столь молниеносно, что он не верил в своё избавление. Произошедшее казалось ему жестокой шуткой, бредовым сном, после которого неизбежно наступает пробуждение. Вот-вот король одумается и крикнет Верховному судье: «Схватить Фролло, мой милый Тристан! Ату его! «Доченьке»* нужен новый постоялец!» Чёрные бойницы зловещих башен Бастилии уставились ему в спину, он ежесекундно ожидал погони, прислушиваясь — не раздастся ли позади топот копыт. Но никто за ним не гнался, никому не было до него дела. Отдышавшись, Фролло осознал, что он больше не судья, не приближённый короля, в одночасье лишился всего, чего достиг, стал изгоем, притом ни капли не сожалеет об утрате. В руке его зажат приказ, дарующий волю Эсмеральде. Документ, который навсегда разлучит его с цыганкой. Жеан, не стесняясь прохожих, благоговейно поцеловал пергаментный свиток и спрятал на груди.
Люди спешили по своим делам, почтительно кланяясь представительному всаднику на вороном коне, стараясь поскорее разминуться с ним. Жеан с удивлением оглядывал знакомые улицы, словно впервые видел их, щурился на солнце, жадно дышал, криво улыбаясь. Развалившаяся прямо посреди мостовой свинья, выпущенная из хлева, прежде вызвала бы у него гнев, а то и привлечение к ответственности нерадивых хозяев, но сейчас он, хмыкнув, объехал стороной похрюкивающую нарушительницу. Не прояви его величество неслыханного великодушия — не видеть бы ему сейчас этой свиньи. Да и кто он отныне такой, чтоб попрекать парижан несоблюдением законоуложения?
Фролло дал шенкелей Марсу, торопясь в Ситэ. Лавируя в гомонящем, переливающемся из улицы в улицу потоке людей, повозок и животных, он пересёк, наконец, мост Богоматери и вскоре добрался до собора. Утренняя служба как раз закончилась. Жеан нашёл Клода в ризнице снимающим облачение. Завидев брата, священник, просияв лицом, обрадовано поспешил ему навстречу и заключил в объятия:
— Жоаннес! Господи милосердный, Ты услышал мои молитвы! Пойдём же скорее, расскажи мне, как тебя принял государь!
Братья Фролло укрылись в излюбленном месте — под сенью колонн, где никто из служителей или прихожан не мог ни услышать, ни потревожить их. Там Клод вновь по-отечески обнял Жеана, крепко прижав к себе и, подержав так пару минут, повторил просьбу:
— Ну же, рассказывай!
Младший Фролло поведал брату о подробностях аудиенции, закончившейся помилованием для Эсмеральды и о том, что до наступления сумерек ему надлежит покинуть Париж, по воле короля отправившись в изгнание.
— Должен отяготить тебя последней просьбой, Клод. Позаботься о Квазимодо. Я не могу взять его с собой, ибо сам не знаю, где окажусь завтра. А здесь, боюсь, он пропадёт без присмотра.
— Не беспокойся за него, Жеан, — ласково ответил священник. — Квазимодо останется в соборе под моим покровительством. Поезжай в Мулен. Доход, который он приносит, по-прежнему твой.
Бывший судья вскинулся, как ужаленный.
— Клод! После того, как я обременил тебя своим воспитанником, ещё и самому сесть тебе на шею?! Я не могу…
Священник укоризненно покачал головой.
— Не говори глупостей, Жеан. Ни ты, ни Квазимодо никогда не были для меня обузой. Ты ничем меня не стеснишь. Мне теперь немного нужно, доходов от квартала Тиршап более чем достаточно. Негоже моему брату скитаться по свету. Займись Муленом. Ему нужен хозяин.
Давным-давно миновали те времена, когда жалких крох, которые приносили ленные владения, молодому священнику и школяру едва хватало на жизнь. С тех пор доходы их значительно возросли, тогда как насущные потребности — во всяком случае, со стороны архидьякона — уменьшились. Вняв этим доводам и волей-неволей согласившись с ними, Жеан извлёк приказ о помиловании и протянул Клоду.
— Вот. Отдай его Эсмеральде. Она свободна.
— Но… Как же ты? — удивился священник, принимая свиток. — Почему же сам не обрадуешь её?
Жеан отвёл глаза.
— Я вчера простился с ней. Отпустил её. Увидеть, как она уходит? Не могу, Клод! Это страшная пытка!
Старший Фролло снова привлёк к себе брата, погладил по голове, как маленького, как его самого в далёком, оставшемся за чередой прожитых лет детстве успокаивала мать. Младший Фролло тяжело вздохнул, подавляя рыдания, и сбивчиво заговорил:
— Я ошибся, я снова ошибся, Клод! Я знал, что не должен больше приходить к ней, видеть её, но не устоял перед соблазном. Получив малое, я захотел большего и вот теперь расплачиваюсь. Мне тяжело покидать её! А что ей до меня? У неё свой путь, своя жизнь, в которой мне места нет. Как мне быть? Скажи!
